открылся захватывающий доселе невиданный вид с горы.
– Такое же редкое, как и сам человек. Это правда. Тамара всегда печётся обо всех вокруг. Её все обожают.
– Все? – вернулась со своей мысленной горы Вероника. – Но вы говорили…
– Да, я так думала. До этой поездки. А теперь вижу – люди вокруг всегда использовали её и продолжают использовать. Конечно, нехорошо такое говорить о собственных племянниках и зяте…
– В каком плане используют?
– Живут за её счёт. Умирая, наш отец оставил ей акции как самой сообразительной из нас. Акции тогда падали в цене, но Тамара ими правильно распорядилась, и теперь никто из членов её семьи ни в чём не нуждается.
– Но в таком случае, зачем же кому-то из них убивать Тамару?
– Дойную корову, вы хотите сказать, не убивают? Но деньги в случае её смерти остаются в семье, Тамара не составляла завещания. Она искренне любит свою семью.
– Всё унаследует муж?
– Да. Всё унаследует Джон.
– Сколько лет вашим племянникам?
– Коннору двадцать, Леонарду скоро восемнадцать, Мэри пятнадцать…
– Но, дорогая, они ведь ещё дети!
– Конечно, они дети… И они замечательные дети, я их очень люблю, как своих…
Эмили тяжело вздохнула.
Вероника взяла её за руку.
– Дорогая, я понимаю, о чём вы. Семейные дрязги чаще всего выходят наружу в поездках. Но ссора, как мне видится, ещё не повод для убийства.
– Конечно, нет. Вы правы, – кивала Эмили. – И всё же… В последние дни я остро ощущаю, как сгущается чувство открытой ненависти вокруг Тамары. Знаете, мне часто снятся покойные родственники. Можете в это не верить, но однажды, когда после смерти нашей тёти мы долго не могли найти в её доме одну ценную фамильную вещь, ко мне во сне пришла сама покойница и рассказала, что спрятала ту вещь за платяным шкафом. На следующий день мы отодвинули шкаф и всё нашли. Я хочу сказать, что я каким-то образом чувствую… Как голый нерв…
Пока мисс Нортон говорила, Вероника впервые наблюдала за её лицом с профессиональным интересом. Любая новая эмоция, сменявшая предыдущую, преображала это лицо так, что казалось, каждый раз говорил совершенно другой человек. И только в покое лицо было невыразительным, как белый лист.
– А Джон… не хочу говорить гадостей, не хочу…
– И не нужно.
– Я слишком люблю свою сестру…
– И потому принимаете её выбор.
– Всегда принимала любой её выбор. Даже Джона. Ему сорок три, а он всё играет.
– Скачки?
– Нет, если бы. Пытается строить из себя главу бизнеса, но его дело приносит исключительно убытки. Тамаре каждый раз приходится его выручать. До сих пор спонсирует все его причуды.
– Значит, вы в первый раз путешествуете?
– Да, это впервые.
– И инициатором поездки была ваша сестра?
Эмили кивнула.
– Она сама предложила мне поехать с ними. Я бы никогда не стала навязываться.
– Разумеется.
– Просто несправедливо, – мисс Нортон достала платок и вытерла нос. – Тамара всех пытается сделать счастливыми. Она так любит Джона и их… чудесных детей. Но что она получает взамен? Об неё просто вытирают ноги! Эти люди так неблагодарны!
Взгляд мисс Бёрч соскользнул с лица Эмили Нортон и устремился вдаль. В нём было сомнение, почти недоверие.
«Красива, умна, добра, печётся обо всех и главным образом о муже и детях».
Она поморщилась, будто среди слов попалось одно горькое. Её губы еле слышно прошептали:
– Сама напрашивается, чтобы кто-то её замочил…
– Что вы сказали? – не расслышала Эмили.
– Ерунда, писательский цинизм, не обращайте внимания.
– А, да, конечно.
Вероника поглядела на свою камеру.
– И всё-таки, почему вы думаете, что кто-то из членов семьи желает смерти вашей сестре?
Эмили Нортон ответила, не раздумывая:
– Чутьё. Я вам уже говорила про тётю.
– Да, но всё же…
– А несколько дней назад из моей аптечки пропал веронал!
– И вы считаете…
– Мисс Бёрч, я допускаю, что бываю невнимательна, рассеянна. У меня случались промахи – несерьёзные, слава богу, – когда я работала в госпитале. Поэтому после войны я выбрала профессию массажистки. Мои руки всегда у меня на виду, и потерять или перепутать что-то в таком положении просто невозможно.
– То есть вы допускаете, что вполне могли потерять лекарство.
– Да, я это допускаю. Но чутьё, мисс Бёрч, меня никогда не подводило. Моей сестре грозит опасность.
Вероника Бёрч спросила:
– Что вы намерены делать?
– Я не знаю, могу ли я что-то сделать. Ведь есть вероятность, что коробочку с порошками я просто оставила в каюте на полке, а нервное напряжение в семье – просто нервное напряжение, и ничего больше.
– Вы не пытались поговорить об этом с Тамарой?
– Что вы! Не хочу, чтобы она волновалась на этот счёт. У неё и так здоровье слабое.
– Вы правы.
– Представляю, какой дурой я вам кажусь.
Мисс Бёрч коснулась плеча Эмили.
– Дорогая, меня со вчерашнего дня преследует человек с лицом бандита. Я сегодня убегала от него, поскользнулась и стесала всё пальто, пока летела на животе по заледенелым камням. Ну и кто из нас после этого дура?
– Какой ужас! – вырвалось у Эмили.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Вероника сказала:
– Давайте уйдём с моста. При всей романтике есть в этих драконах что-то устрашающее.
Эмили поёжилась и кивнула.
Мисс Бёрч спросила:
– Вы замёрзли?
– О нет, нет.
– Давайте я сменю вас и понесу часы.
– Ну что вы!
Через мгновение, когда пакет с часами уже перебрался под мышку верблюжьего пальто, две молодые женщины оказались на рыночной площади, заставленной палатками.
Мисс Нортон прокомментировала:
– Вот, оказывается, где у них все люди!
Не сказать чтобы жизнь прямо кипела здесь, но наличие пары рядов с прилавками и снующих вокруг них местных жителей не могло не радовать. Веронике хотелось запечатлеть эти мгновения. Она поставила тяжёлую ношу на припорошённую снегом брусчатку и выбрала несколько ракурсов площади, сделав в каждом по кадру.
Рынок, однако, не вызвал чувства сказочности из детских картинок у Эмили Нортон. Кое-где она заметила грязь, не успевшую скрыться под февральским снегом, и подумала о родной Англии – попыталась вспомнить, выкинула ли перед отъездом мешки с мусором или те так и оставались позорно стоять у парадной двери.
Да уж теперь ничего не исправишь. И Эмили, чтобы отвлечься, спросила:
– Вы уже поднимались к Граду?
Вероника, не отвлекаясь, ответила отрицательно.
– А не хотели бы сходить туда?
– Не уверена, что сегодня на мне обувь, подходящая для восхождения.
Эмили с пониманием кивнула.
– В конторе Кука нам сообщили, что в замке сейчас проживают бедные семьи. Уникальное место, должно быть,
