с лестницей была не квадратной, а круглой, я бы подумала, что оказалась внутри водонапорной башни: скучные крашеные стены, старая советская метлахская плитка на полу…
Из красивого тут неожиданно обнаружился джентльмен в прекрасном летнем костюме цвета мокрого песка. Я ощутила его присутствие раньше, чем увидела: к мажорному запаху свежей сырой штукатурки добавилась яркая нота дорогого мужского парфюма — чего-то такого с тонами ветивера и мускуса.
Я подняла голову и увидела сначала нервно притопывающую стопу в легкой туфле из кожи антилопы, а потом, взойдя чуть выше, обозрела джентльмена в полный рост.
Отчаянно диссонируя с окружающей обстановкой, он высился на лестничной площадке ремонтируемого третьего этажа: слева заляпанная побелкой стремянка, справа — башня из пластиковых ведер с краской, посередине — красавец.
Я увидела его со спины, но даже с такого ракурса можно было понять, что джентльмен пребывает в тяжких раздумьях. Как былинный богатырь на распутье: налево пойдешь — под стремянку попадешь, направо пойдешь — ведром по голове получишь…
Вариант «прямо пойдешь» исключала наглухо закрытая дверь. Металлическая — такую разве что тараном или мечом-кладенцом одолеешь, а у красавца в руках ничего из богатырского снаряжения не было: в правой — пачка сигарет, в левой — мобильник. Поднимаясь, я услышала обрывок его разговора. Что-то очень личное — то ли «беда моя», то ли «всегда моя»…
При моем появлении джентльмен очнулся, встрепенулся, оглянулся на шаги, посмотрел на меня сквозь очки в тонюсенькой золотой оправе младенчески-мутными голубыми глазами и почти безнадежно вопросил:
— А где?
— Курилка? — догадалась я.
Даже сильно урезанный, вопрос выдавал в бедолаге приезжего так явно, словно он произнес классическое, бьющее на жалость «сами мы не местные». От коллег я уже знала: еще год назад на третьем этаже помещалась курилка, куда бегали и штатные сотрудники университета, и прибывающие с деловыми визитами гости.
— Увы, ее больше нет, — сказала я с уместным прискорбием — видно же было, что прекрасный джентльмен расстроен. — Там теперь оборудуют телестудию.
— А куда? — спросил джентльмен и нервно подергал себя за ухоженную — будто только что из барбершопа — бородку.
Я осознала, что мне импонирует лаконичность его реплик. После долгих часов работы с велеречивыми многословными текстами — образцами высокого искусства переливания из пустого в порожнее — такая краткость освежала и бодрила.
— Там, — ответила я в том же стиле, указав вниз. И развила тему: — Под лестницей дверь на задний двор, коллеги-курильщики ходят туда.
— Спасибо! — Немногословный джентльмен резво сбежал по ступеням.
— Но там может быть закрыто! — предупредила я, свесив голову в шахту лестницы.
Поздно. Предательское эхо донесло до меня звуки неравной борьбы с запертой дверью и произнесенное сердитым шепотом нехорошее слово.
— Но не экзистенциальный же, — сказала я справедливости ради.
И пошла дальше — к своему рабочему месту на верхнем этаже башни.
Перевалив за середину, рабочий день с ускорением покатился к завершению, и наконец настал светлый миг, который пророчил поэт, который наше все. Ну, вы помните: «Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут — и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут». Меч, спасибо, не надо, а вот нож и вилка были бы в самый раз — я успела проголодаться.
На подходе к КПП обнаружилась небольшая толпа, состоящая, по всей видимости, из преподавателей и сотрудников: молодежь утекала мимо, без задержки просачиваясь за периметр через турникеты.
Я притормозила, соображая, следует ли мне присоединиться к группе товарищей.
Что тут у нас, интересно? Назревает бабий бунт?
А, нет, в первом ряду сияет лысиной дед с портфелем.
Я увидела знакомое лицо — рядом с лысым дедом стояла бойкая дама из кадровой службы, оформлявшая мой прием на работу.
— Привет! — Она махнула рукой, подзывая меня. — Как работается? Какие первые впечатления?
Я не стала признаваться, что самое сильное впечатление в первый день на меня произвел здоровенный лом, с непонятным намеком оставленный кем-то на площадке между этажами. Хороший, крепкий, только немного погнутый. Видимо, честно кому-то послуживший. Было очень неожиданно увидеть его в изысканных интерьерах университета, где даже в туалете картины маслом, белые диваны и хрустальные люстры. Угадывалась в этом ломе какая-то сермяжная правда… Невербальный призыв: размахнись, рука, раззудись, плечо!
Я не успела поделиться впечатлениями.
— Все, можно! — сказал лысый, и толпа с радостным гомоном устремилась к КПП.
Только теперь до меня дошло: граждане трудящиеся ждали окончания рабочего дня, чтобы не пройти через турникеты раньше, чем положено. Наверное, за досрочный уход с работы тут тоже штрафуют.
Мысленно я сделала себе пометочку: прояснить этот вопрос. А то чуть не вылетела на волю с опережением графика, не зная, что это наказуемо!
Пройдя через турникет, я мимоходом глянула за угол КПП и очерченного белым мелом силуэта на асфальте не увидела. Это меня успокоило.
Как позже выяснилось — напрасно.
— Зачем мы здесь? — Я без обычного удовольствия оглядела высокие и пышные кусты цветущей сирени.
В классическом старом парке с лодочками на прудах и статуями на тенистых аллеях было бы очень приятно погулять в выходной, но не в суровый трудовой будень. После первого рабочего дня мне хотелось поскорей вернуться домой, а пришлось ехать на метро с пересадкой в противоположную сторону. Ирка назначила мне встречу в Парке Победы таким тоном, каким только ультиматумы ставить. Пришлось подчиниться.
— Терпение. — Подруга, не вставая со скамейки, притянула к себе ветку сирени и с наслаждением ее понюхала — аж куст затрясся. — М-м-м-м… Подожди еще немного — будет сюрприз.
Внезапно за кустами зазвучало монотонное пение, заиграла дудочка, и по аллее, без особого энтузиазма славя Кришну, поплыли девы в летящих нарядах. Незатейливый, но хорошо синхронизированный танец в стиле «Кобра, покачивающаяся на хвосте» завораживал, заунывное пение гипнотизировало.
Мы с Иркой застыли, изумленно таращась.
Тут же к нам подскочила дама со стопкой книжек из серии «Жизнь замечательных богов» и зашла издалека:
— О, я вижу, вы погрузились в глубокую медитацию…
— Да что там, скажем прямо: офигели! — очень искренне сказала Ирка.
По чеканной формулировке дама сразу поняла, что мы не ее целевая аудитория, и отошла.
Я проводила ее задумчивым взглядом. И дама-просветительница, и плящущие девы были в шафрановых сари. Я вспомнила утреннюю девушку в желтом платье.
— Это не тот сюрприз, — поспешила сказать подруга, по моему лицу поняв, что я чем-то недовольна. — Что мы, кришнаитов не видели? В наших южных краях их поболе, чем в Питере.
— Да боги с ними, — отмахнулась я. — Мне девы в желтом напомнили…
— А
