Ознакомительная версия.
– У тебя все в порядке?
– Теперь да, – удовлетворенно выдохнул я. – Теперь я, наконец, нашел то, что искал.
– Ладно… хватит басни травить…
Его голос звучал нерешительно. Он не смел высказать свою догадку.
– Это не басни, друг. Она – королева немого кино! Вера Холодная…
– Что-о?..
* * *
Мои прогулки по парку участились. Я не признавался себе, что хочу вновь увидеть женщину в черном, таинственную незнакомку. Но, как назло, мы больше не встречались. Я был разочарован.
Родители изредка звонили мне, справлялись о здоровье. Злата словно забыла о бывшем «горячо любимом» супруге. Друзья-приятели обиделись на мое молчание и отключенный сотовый. На работу меня не тянуло. Бестолковые тусовки давно приелись. Роман-эпопея продвигался туго, вернее сказать, застрял. Зато я отводил душу, день за днем записывая все, что просилось на бумагу, в дневнике. Это давало выход моим чувствам, мыслям и переживаниям. Между тем, образ незнакомки прочно укоренился в моем сознании и занимал меня все сильнее.
«А вдруг это была твоя муза, Дмитрий? – подливал масла в огонь мой внутренний оппонент, – без которой твоему таланту суждено прозябать всуе? Вдруг, Мастер, это была твоя Маргарита? Другой бы на твоем месте горы свернул, чтобы отыскать ее, а ты строишь невозмутимую мину и прожигаешь время, бродя без всякой пользы по аллеям парка или валяясь на диване. Думаешь, так на тебя снизойдет вдохновение Данте или Сервантеса? Горе тебе, жалкий графоман!»
Он ужасно бесил меня, но мне нечего было противопоставить его едкому сарказму.
Каждый раз, спускаясь по лестнице вниз, на первый этаж или входя в подъезд дома, я с замиранием сердца ожидал увидеть ее стройную фигуру… и каждый раз судьба обманывала меня. И вот, когда мое отчаяние, казалось, достигло предела, она появилась. На улице лил по-осеннему холодный дождь. Я вошел, отряхиваясь, закрыл зонт и… не поверил своим глазам. Незнакомка, в тех же очках и платке из черного шелка скользнула мимо меня, подобно призраку. Я обомлел. Хлопок двери вывел меня из оцепенения.
– Промокли? – участливо спросил консьерж. – Льет как из ведра. Куда можно ходить в такую погоду?
– Я гулял…
Он посмотрел на меня, как на чудака, и углубился в чтение газеты.
– Кто эта женщина?
– Вдова. Она в трауре, – неохотно объяснил консьерж. – Ее мужа-журналиста недавно убили. Он писал политические статьи. Слышали в новостях? Об этом до сих пор шумят.
Не говорить же ему, что я не включаю телевизор, не слушаю радио и не покупаю газет!
– Она живет здесь?
– Мне не следует давать никаких сведений о…
Я достал из кармана портмоне и положил перед ним пару купюр.
– На пятом этаже, – кивнул он. – Сняла квартиру две недели назад. Каждый день куда-то ходит – и в дождь, и в жару. На кладбище, наверное.
– Каждый день?
Меня поразило, что я так долго не мог ее встретить, если она живет в этом же доме. Очевидно, мы входили и выходили в разное время.
– Да, – подтвердил консьерж. – Даже сегодня, в ливень, она куда-то отправилась. Наверное, ей невмоготу находиться одной в четырех стенах. Похоже, она не работает. Ее муж был известным человеком, наверное, получал приличные деньги. Теперь она вынуждена будет сама о себе заботиться.
Мне было неловко спрашивать у него, как фамилия погибшего журналиста, поэтому я поблагодарил и пошел к себе. Едва я переступил порог квартиры, как зазвонил мой сотовый. Единственными людьми, которым я дал этот номер, были мои родители и Денис.
– Как дела, старик? – спросил он, явно пребывая под хмельком. – Я все думаю о твоих словах.
– Каких еще словах?
– Про актрису. Неужели ты влюбился в Веру Холодную? Это несерьезно. Я сам ее обожаю, но… как бы правильно выразиться…
– Не парься, Деня. Будь проще.
– Словом… я люблю ее творчество, натуру… то есть экранный образ… Понимаешь?
– А я нашел в ней женщину своей мечты! – со скрытым удовлетворением выпалил я.
Мне нравилась роль безнадежно и безответно влюбленного страдальца. Я без зазрения совести дразнил ею отца, мать и школьного товарища. Будь в моем окружении другие люди, я дразнил бы и их.
Мой ответ поставил Дениса в тупик: не в его правилах было поучать кого-либо. Тем более меня.
– Прости, старик… – после паузы выдавил он. – Надеюсь, ты знаешь, что она… мертва уже много лет…
– Девяносто. Я подсчитал. Но для настоящей любви это не имеет значения.
Денис закашлялся.
– Ну, ты силен! – выдохнул он, когда его попустило. – Я не ожидал, что фотографии окажут на тебя такое влияние. Я виноват, старик…
– Расслабься, Деня. Я даже благодарен тебе за то, что ты нас познакомил.
Меня понесло. Я не давал ему слова вставить: заливался соловьем, тараторил без запинки, сочиняя на ходу историю своей нечаянной любви.
Денис молчал, оглушенный и подавленный.
– …как только я осознал всю силу своей страсти к Вере, Злата мне опротивела. Я не мог больше смотреть на нее, дышать с ней одним воздухом. Мне была невыносима мысль, что, живя с ней, я изменяю Вере…
– Слушай, старик… ты меня разводишь! – пьяно захихикал он. – Ты соображаешь, что несешь?
Я соображал, в отличие от Дениса, и четко гнул свою линию.
– Я люблю ее! И мне наплевать, где она, на том свете или на этом. Я вызываю ее дух, и он спускается ко мне с небес… Наше чувство выше физического влечения, выше телесных наслаждений… Мы сливаемся в духовном оргазме… Это такой кайф, Деня! Такой экстаз!
Я болтал чепуху, у меня уши горели от стыда. Но что-то мешало мне остановиться и прекратить этот дикий спектакль.
– Пожалуй, пойду выпью, старик, – оторопело брякнул Денис. – Чего-то у меня мозги клинит!
– Выпей, друг! Выпей за наше счастье!
– Ладно… пока… – промямлил он. – Звони…
Закончив разговор, я подошел к окну и выглянул во двор: подход к дому отлично просматривался. Я устроился возле подоконника и просидел так несколько часов, обдумывая перипетии сюжета будущей саги о Голицыных или Долгоруковых. А может, мне за Трубецких взяться?
Женщина в черном вышла из-за угла и неторопливо, с достоинством зашагала к подъезду. Я не мог усидеть на месте и вскочил, едва не выбив лбом стекло. Это совсем не походило на обычное любопытство! Она давно скрылась за дверью, а я все таращился в окно, словно ненормальный.
– Так… все, хватит! – процедил я сквозь зубы и заставил себя сесть за ноутбук. – Ты сходишь с ума, парень!
Я подключился к Интернету и начал просматривать архивы новостных сайтов, ища сообщения о гибели известного журналиста, и нашел-таки. Фамилия убитого была…
* * *
Теперь вместо парка я слонялся по улице, ожидая, пока вдова журналиста выйдет из дома. Уже на третий день мне повезло – где-то около одиннадцати утра я увидел ее фигуру в черном облегающем платье. Не глядя по сторонам, она направилась к остановке. Я молился, чтобы она не спустилась в метро. Тогда я ее потеряю – чего-чего, а навыков наружной слежки в большом городе я не приобрел. Хотя в погранвойсках меня научили многому, этого я не умел и чувствовал себя неуверенно. Наблюдать за человеком в лесу или в горах – совсем другое дело. Город накладывал своей отпечаток на все и вся, в том числе и на слежку. Я боялся, что женщина заметит меня и узнает. Наверняка, она запомнила мое лицо. Такси, заранее нанятое мной, ожидало неподалеку. Водитель нервничал.
– Здесь нельзя парковаться, – ворчал он.
Я сунул ему сто долларов в качестве аванса и пообещал возместить любой ущерб, возникший по моей вине. Он молча взял деньги, но сидел как на иголках.
Надо же было ей подойти именно к нему! Она спросила, свободен ли он.
– Жду клиента, – высунувшись в окно, ответил таксист.
Вдова журналиста поймала другую машину, и нам пришлось догонять ее.
– Хорошо, что она не села в маршрутку или троллейбус, – сказал водитель. – На остановках в толпе можно прозевать. Жена?
Ему, по всей видимости, было не впервой заниматься подобными гонками.
– Любовница! – ответил я.
– У нее кто-то умер?
– Мой соперник. Я его убил!
Таксист с опаской покосился на меня. Я расплылся в сияющей улыбке. Моя реплика отбила у него желание болтать по-свойски и давать советы.
Несколько раз мы стояли в пробках. Потом, боясь отстать в потоке машин, таксист вынужден был почти вплотную ехать следом за «объектом». Я похвалил себя, что не взял свою «Ауди». Если она разбирается в автомобилях, то наверняка обратит внимание на роскошную иномарку.
Такси, за которым мы ехали, остановилось у Бабушкинского кладбища. Консьерж как в воду глядел – вдова приехала навестить могилу мужа. Она купила цветы и скрылась за воротами. Запах липы, разлитый в теплом воздухе, привлекал пчел. Одна пчела залетела через приспущенное стекло к нам в салон и жужжала, ерзая по стеклу.
Таксист угрюмо уставился на меня. Мое «признание в убийстве» не давало ему покоя.
– Слушайте, вы вправду это…
Ознакомительная версия.
