Там я обнаружил три места, где направляющаяся на север машина может свернуть налево, а затем направо на разные частные земли. При каждом снимке был прозрачный вкладыш с указанием имени собственника, номера книги актов и страницы этой книги, где регистрировалась собственность на землю.
Халлинджер, Рейтер, Ренч, Доуд, Олбриттон, Эггерт, Олдермен, Дженкинс, Хайатт, Макгроун, Фезермен. Много земель Фезерменов, и Халлинджеров.
На втором аэрофотоснимке последней дороги, на прозрачной вкладке к длинному, неправильной формы участку, который был гораздо меньше соседних кусков, я увидел надпись: «Арнстед — 3,12 акров. Книга 23, стр. 1109».
Удалось разглядеть тоненькую ниточку подъездной дороги, частичные очертания спрятанной под соснами крыши. Сверившись с масштабом, я рассчитал, что въезд расположен почти ровно в двух милях от поворота с Кэттлменс-роуд.
Девушка в очках помогла мне отыскать книгу 23. Там я нашел старый акт о передаче земли Льюису Б. Арнстеду, младшему сыну, от отца, за что взыскана сумма в один доллар, и прочие ценные сведения.
Нередко, бывает, очень сильно везет, а ничего путного не выходит. Потом пробуешь выстрелить с дальним прицелом, и все получается.
Прежде чем уйти, я, воспользовавшись автоматом, позвонил Бетси и получил обратно мои десять центов.
На улице не было никакого ветерка, жаркое солнце затянуло дымкой. Проезжая мимо дома Коры Арнстед, я увидел вороного коня, стоящего в тени у пруда и пощипывающего травку. Гуси спали в траве, один часовой сидел, высоко держа голову. Стреноженный скот находился в дальнем конце пастбища.
Я без труда отыскал поворот и подъездную дорожку в двух милях к западу от него. Кусты царапали бока белого автомобиля. Броненосец взглянул за меня, вынудив затормозить, потом потрусил дальше в густые заросли.
Лачуга, говорила Джини Даль. И точно. Крепкий сосновый остов был обшит старыми почерневшими кипарисовыми досками, крыша крыта толем, серо-белым от времени, испещренным пятнами черного гудрона. Дырявые ставни. Пожелтевшие занавески. Солидный висячий замок на дверном засове сломан. Я толкнул дверь и вошел, ощутив внутри удушающую жару. Пахло как в львином логове. Старая покосившаяся кровать отодвинута от стены, матрас распорот в пяти-шести местах, грязные старые простыни и одеяла валяются на полу. Стенная обшивка содрана. Пол частично взломан. С потолка свисают куски обшивки.
Кто-то весьма старательно тут поработал, уделив внимание чулану и туалету. Я отметил несколько мест, которые с первого взгляда посчитал пропущенными. Но затем увидел тайник, кем-то уже обнаруженный. Он был устроен в топке пустого камина, выложенного огнеупорными кирпичами. Смети пепел, вытащи кирпичи слева — и откроется крышка цилиндрического сейфа, заказанного по почтовому каталогу. В бетоне выбита и просверлена дыра, сейф вставлен туда и зацементирован. Диск с рычагом вывернут, дешевые петли выдраны. Крышка валялась в камине. Внутренность сейфа оказалась пуста.
Я присел на корточки, разглядывая кучку обугленных дочерна кусков бумаги в правой стороне топки. Фотографическая бумага горит особым образом, оставляя много пепла. Я осторожно пошевелил пепел щепкой. Были там маленькие фрагменты бумаги другого типа, не совсем сгоревшие. Явно листки из записной книжки, сложенные вместе, порванные, а потом сожженные. Сверху обуглились, внутри лишь пожелтели и стали хрупкими. Обрывки имен, адресов, дат, сумм. Из кусочков не удалось сложить ни одной целой странички, но и они позволили заключить, что это был список клиентов с именами девушек, обозначенными инициалами: «Д.Л.А.», «Л.Ф.», «Д.С.», «Б.Д.», «Д.П.», «Л.Ф.», «Г.А.».
Счета главной бухгалтерской книги, рекламные образцы товара и, может быть, страховые полисы очень маленького предприятия. Последние — в виде признаний, фотографий, писем. Домашнее производство, обанкротившееся по непредвиденным обстоятельствам. Владелец оказался в яме.
Я вдруг почувствовал, что с меня хватит удушающей жары, вони львиной клетки, пыльной паутины, дохлых жучков и старого пепла. Встал, направился к двери и увидел на стене дешевые аляповатые электрические часы того типа, которые неожиданно появляются перед Рождеством во второсортных аптечных лавках. Провод болтается, не подключен. Маленький позолоченный циферблат с торчащими в стороны черными металлическими спицами. Я пошел назад, определил положение фотоаппарата. Да, стол там, конец кровати здесь. Лило Перрис стояла вот тут, закрывая головой циферблат.
Подтверждение партнерства. Крепкая, мускулистая, загорелая девушка со всеми противоречиями, написанными на лице, подстрекала Арнстеда и так выполняла случайные поручения, что даже через полтора года ее изображение заставило миссис Фредди Северисс смертельно побледнеть и облиться потом, сглотнув внезапно прилившую желчь.
В прилипшей к спине рубашке я вышел из разграбленной львиной клетки на пыльный двор, в полуденную тишину, где смолкли птицы и насекомые. Даже легкий ветерок не шелестел в соснах, не шуршал, как дождь, в кронах пальм.
Я обошел границы участка, тихо ступая по коричневому слою старой хвои. Колея вела в сторону — старые частичные следы автомобильных колес в засохшей грязи. Держась в тени, я прошел двадцать футов и уже собирался повернуть назад, как вдруг в кустах вспыхнул единственный яркий серебристый солнечный отблеск.
И тогда, подойдя ближе, я увидел его — пластмассовый подсолнух, выросший на чужой земле. Обошел кусты и нашел желтовато-коричневый «фольксваген», застывший в терпеливом тупом ожидании, свойственном всем маленьким некрасивым машинам. Бетси в машине не было.
Она была в сорока шагах от нее, стояла у ствола старой высокой сосны, слегка подогнув колени. Бросив на кровать юбку и блузку, Бетси после душа переоделась в брюки лимонного цвета и лимонно-золотистую кофту.
Еще одна сыгранная ею роль. Смешай розовый с синим, получится необычный, запоминающийся фиалковый. Кто-то взял длинную гальванизированную проволоку, соединил концы за стволом большого дерева, закрутил плоскогубцами. Наверное, тогда она стояла прямо. А когда проволока стала глубже впиваться в горло, осела, согнув колени. Шутовское раздувшееся лицо, долгий фиалковый взгляд выпученных глаз, лопнувшие пожелтевшие вены, толстый черный язык торчит изо рта в бесконечной гримасе. Игра. Жуткая маска, чтобы подразнить детей. «Ну-ка, взгляни на меня. Испугался? Немножко? Милый, на самом деле мне не очень-то нравится эта роль. Красивые брюки в дерьме, от меня начинает идти жуткий запах, а обещанный мною бифштекс все еще в морозилке. Вино охлаждается. Но я задерживаюсь. Из-за роли, которая мне не очень-то нравится».
Я очнулся у маленького желтовато-коричневого автомобиля, с болезненной резью в глазах. Увидел, как мой кулак медленно поднялся на шесть дюймов и обрушился на заднее боковое окно. По стеклу расползлись трещины. Посмотрел на быстро распухающий кулак. Идиотка! Глупая, сентиментальная слабая женщина, суматошно мечущаяся среди сувенирных безделушек, жаждущая слышать старые избитые слова — любовь, судьба, рок, вечность, смысл, обожание.
Утихомирься, Макги. Ты уже вырос. И сеешь беды везде, где бы ни появился. Кто-то дал ей возможность сыграть финал пьесы, но, может быть, это было быстрее, чем кажется? Почему бы тебе не взглянуть вон на ту лопату, вон на ту яму? Начни мыслить логически, старайся не смотреть на нее и дышать через рот, оказавшись поблизости.
Старая лопата с длинной ручкой, ржавая, с тупыми краями стояла прислоненной к той же самой сосне. Сначала могилу копали чересчур близко к дереву. Оказалось, что там слишком много корней, и могильщику пришлось отойти в сторону. Яма в пять футов длиной, в ярд шириной, примерно в два с половиной фута глубиной в одном конце и в восемнадцать дюймов в другом. Не слишком хороший работник. Выбрасывал землю неловко, неаккуратно, далеко во все стороны. Явно торопился, прикладывал чрезмерные усилия. Очень быстро выдохся. Возможно, старался скорее закончить, потому что в определенное время должен был оказаться в другом месте или хотел управиться при свете дня. А потом, возможно, передумал. К чему спешить? Она никуда не денется, и сюда никто не придет. Машину еще не убрали. Надо сначала вернуться, положить ее в могилу, заровнять, утоптать, засыпать хвоей. Тогда меньше риска уводить машину.
Что бы ты ни припомнила, Бетси Капп, что бы ты ни пыталась проверить, это была ошибка. Рядом не было режиссера, который вмешался бы и остановил действие. Сама ли ты сюда приехала или к кому-то пришла, а уж он тебя сюда привез?
«До чего сумасшедший день, — сказала она. — Просто дикий».
Я исследовал сырое дно недокопанной могилы. В глубоком конце было много следов. Ботинки, похоже, десятого размера. Широкие. Возможно, четвертая полнота. На подошвах пересекающиеся насечки, как на рабочих башмаках, но стертые в центре, под подушечками пальцев. На правом каблуке снаружи треугольная выемка в полдюйма длиной.
