Вталкивая его в машину, Климов осуждающе сказал:
— Не бойся, я не кровожаден.
Червонец сплюнул.
Первой допрашивали Шевкопляс.
Усадив ее лицом к стене, как посоветовал им Озадовский, Шрамко перелистал уголовное дело, и повел допрос по горячим следам. Нервная дрожь, охватившая Климова при виде санитарки, немного ослабла, и он минут через пятнадцать начал задавать вопросы.
— Книга где?
— На кафедре, в диване.
— А моя одежда?
— Червонец прихватил.
— Хваткий на чужое, — как бы про себя сказал Андрей, но Климов перебил его:
— Куда девался Левушкин?
Шевкопляс внезапно обернулась. Глаза ее заблудили, забегали, пальцы сжали сигарету. Вся она тревожно напряглась. Табачный пепел упал ей на чулок, но стряхивать его она не стала.
— Червонец скажет.
Чувствуя, что больше не выдерживает ее взгляда, Климов заорал:
— К стене! — и она побледнела. — Слышите, к стене?!
Огонь в ее глазах погас, как будто вывернули лампочку.
— Да вы не горячитесь, не орите.
В голосе ее послышалась издевка, но она повиновалась.
Шрамко недоуменно посмотрел на Климова.
— Может быть, поедешь отдохнешь?
Климов вспомнил, как обрадовались его появлению в милиции, как его тискали в объятиях, и отказался. Жене он уже позвонил, сказал, что жив-здоров, она расплакалась и, долго всхлипывая, горестно клялась, что ей такая жизнь на нервах и слезах! — осточертела. И дети извелись совсем, переживая за него, а он… и снова слезы.
— Я спрашиваю, Левушкина куда дели?
— Червонец… в Краснодар увез. Раздел и бросил на окраине.
— Убил?
— Зачем? — пожала Шевкопляс плечами. — Голым и беспамятным у нас одна дорожка — в вытрезвитель, а потом в дурдом.
— Проверим, — усомнился Шрамко и распорядился запросить Краснодар.
Климов сцепил пальцы, сжал руки коленями:
— А этот, жирный, что насиловал девчушку, кто он?
Шевкопляс, не оборачиваясь, пояснила:
— Гоша… Мясником работает на рынке. Чокнулся на малолетках.
Климов вспомнил, как тот ползал по полу в одном носке и послал Андрея с группой:
— Привези его.
Окончательно взяв инициативу допроса на себя, Климов почувствовал, что к нему возвращается способность управлять своим душевным состоянием.
— Девочка еще в больнице?
— Да.
— В какой палате?
— Перевели в седьмую.
«Я тоже был в седьмой, — подумал Климов. — Только в другом отделении».
Шевкопляс отвечала быстро, и по всему ее виду и тону, каким она давала показания, становилось ясно, что играть со следствием она не собирается. Оставалось узнать, кто ее муж? Сын Легостаевой или Владимир Шевкопляс?
На какое-то время Климов задумался. Располагая той или иной информацией, всегда важно помнить, что может наступить такой момент, когда эта информация начнет крутить тобой по своему усмотрению. Хуже нет, когда идешь на поводу у старых догм.
— И еще: как зовут вашего мужа?
— Как зовут, так и зовут! Отстаньте от меня!
Если до этого она довольно быстро отвечала на вопросы, то теперь вся судорожно напряглась, голос сорвался.
— Игорь Легостаев?
— Не знаю я такого!
— Но его мать…
— В гробу я, — поперхнулась Шевкопляс ругательством и злобно, истерично застучала каблуками об пол, — ее видела!
— Подумайте, — урезонивающе посоветовал Шрамко и напомнил, что чистосердечное признание учитывается в суде.
Но Шевкопляс замкнулась и ничего нового уже не сообщала. Началось переливание из пустого в порожнее. Было четверть пятого, когда Климов исчерпал свое терпение. Понимая, что у него пропало всякое желание ходить вокруг да около, хрипло обронил: — Довольно.
После длительных допросов у него всегда садился голос.
— Отказываюсь! От всего отказываюсь! — исступленно- пронзительным, неприятным фальцетом заверещала Шевкопляс, и по ее реакции было хорошо видно, что она уже не просто нервничает, а на глазах впадает в истерику. — Я ничего не помню! Ничего-о-о…
Соври, цыганочка, соври, усмехнулся про себя Климов и посмотрел на Шрамко: уводить?
— Уводите.
Когда конвойный увел Шевкопляс, Шрамко устало прогнулся в спине и прихлопнул себя по бедру:
— Заканчивай, Юра. Утро вечера, как говорится… Ты и так сегодня поработал за троих. Да и вообще, — он сделал неопределенный жест рукой, — тебе бы надо отдохнуть.
— Да ну, — не согласился Климов. — Ерунда.
— Не возражай. Санитарку с ее шатией мы взяли, завтра они все расколятся. Начнут топить друг друга, не впервой.
Климов глянул на часы и обеспокоенно заметил:
— Что-то до сих пор Андрея нет. Шрамко пристально посмотрел на него:
— Прочувствовал?
— А то, — ответил Климов. — Думал: все! Живым не выберусь. Теперь волнуюсь за Андрея.
— Ну, — полез за сигаретами Шрамко. — Он с группой. Это ты пошел один.
— Кто ж знал…
Закурив, Шрамко легонечко побарабанил по столу рукой, прошелся по нему костяшками согнутых пальцев. Смягчаясь, проворчал:
— Кто-кто… Обязан знать. Не на себя работаешь. Климов виновато кивнул и, содрогнувшись, подавил зевоту. В голове звенело.
— Ладно, отдыхай.
Шрамко отошел от стола, сбил в раковину пепел.
— Жене звонил?
— Звонил.
— Она тут, бедная, слезами изошла.
Упрек был слишком явственным, чтоб пропустить его мимо ушей. В горле запершило, заскребло. Он тоже встал.
— Пойду.
— Не обижайся, — подошел к нему Шрамко. — Сам понимаешь…
— Да какая может быть обида? — искренне запротестовал Климов. — Виноват по всем статьям. Кому охота быть третьеразрядным сыщиком, вот и поспешил…
Шрамко кивнул и приобнял его за плечи.
— Бери мою машину — и домой. Даю отгул, немного отдохнешь…
— Учтешь свои ошибки, — в тон ему проговорил Климов, и они рассмеялись.
— Вот-вот, учтешь. А сейчас — гуд бай и все такое. А не то, — он с добродушной усмешкой оглядел Климова с ног до головы и намекающе прицокнул языком: — В такой одежке…
Климов смахнул слезу. Совсем отвык смеяться, черт возьми.
Перед уходом он еще раз подержал в руке свой пистолет, порадовался его тусклой вороненой стали и привычной тяжести, и положил на полку в сейф. Пересматривая толстую стопу новых бумаг, натолкнулся на пакет с грифом «Секретно».
Ответ из Министерства обороны.
Климов надорвал пакет и вытащил официальный бланк.
«.. по существу запроса, — побежал он глазами по строчкам, — сообщаем, что Легостаев Игорь Валентинович, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, считавшийся пропавшим без вести на территории Демократической Республики Афганистан в восьмидесятом году, среди пленных и убитых не значится. Специальной комиссией установлено, что после тяжелой контузии, полученной им в одном из боев, он был отправлен в Ташкентский военный госпиталь. Во время транспортировки вертолет санавиации был обстрелян противником и рухнул на землю вблизи нашей границы. Экипаж и часть военнослужащих погибли. Был ли среди них рядовой Легостаев, ответить сложно, так как двое человек сгорели полностью. Оставшиеся в живых были направлены в госпиталь № 1014. Среди спасенных оказались двое офицеров и трое рядовых, причем, один из солдат поступил в состоянии острого психоза, без документов. После проведенного лечения он вспомнил свое имя: «Игорь».
Ответ из министерства был настолько важен, что Климов еще раз перечитал последнюю строку.
«…вспомнил свое имя: Игорь».
Если не теряя времени…
«…Фамилию и отчество он так и не назвал, часто впадал в беспамятство, а восемнадцатого августа тысяча девятьсот восьмидесятого года при неизвестных обстоятельствах исчез из госпиталя.
