Еще одно движение.
Откинув люк, Полина разглядела уходящие во тьму деревянные ступеньки, не раздумывая, спустилась по ним, оказавшись на уровне пола, закрыла за собой крышку люка, при этом прихватила половик так, чтобы он закрыл люк.
Разумеется, они очень быстро найдут этот люк, но, возможно, это займет несколько секунд, а эти секунды дадут ей шанс…
Шанс был ничтожный, скорее всего, под полом избы самый обычный подвал для хранения картошки и прочих овощей, но Полина не думала – она действовала на автопилоте.
И инстинкты ее не подвели.
Спустившись до конца лестницы, она пошла вперед, в полной темноте, осторожно ощупывая ногой землю перед каждым шагом – и шла так довольно долго, пока не заметила впереди тусклый, чуть брезжащий свет.
Значит, здесь не подпол, не погреб для картошки и свеклы – здесь подземный ход.
Теперь она шла быстрее, хотя с каждым шагом в душе рос страх. Страх и неуверенность.
Ведь до нее этим же путем прошел тот загадочный человек, фальшивый чукча, тот, кто только что безжалостно убил жалкого наркомана Совко.
Не скрывается ли он в темноте, не подстерегает ли ее, чтобы убить, как он убил Афанасия?
Да, это казалось бессмысленным: ведь до того он помогал ей, вытащил из музея, привез сюда, в эту жалкую лачугу, дал ей выслушать исповедь Афанасия – зачем? Чтобы потом ее схватили с окровавленной бритвой в руке? А если этот номер не пройдет – убить в этом подземелье?
Это казалось бессмысленным – но в последние дни с ней происходило много непонятного и бессмысленного.
Несмотря на все эти мысли, Полина шла все быстрее и быстрее – ей хотелось как можно скорее покинуть это мрачное подземелье, оставить позади таящийся в темноте страх, выйти к солнечному свету…
И через несколько минут подземный коридор кончился, перед девушкой оказалась лестница, ведущая наверх, и там, наверху, сквозь какую-то неплотную зеленую завесу пробивался дневной свет.
Полина быстро вскарабкалась по лестнице и оказалась в каменном гроте. Зеленая завеса, которую она увидела из-под земли, была ветвями ивняка, в котором этот грот прятался. Раздвинув эти ветви, Полина выбралась на берег озера – одного из тех озер, из-за которых этот район называется Озерки.
Она огляделась по сторонам и не увидела ничего подозрительного.
По серо-голубой глади озера плыли дружной стайкой утки. Плакучие ивы окунали в воду свою серебристую листву. Молодая мама катила коляску по тенистой дорожке вдоль озера, двое старичков прогуливались, поддерживая друг друга и оживленно обсуждая очередной сериал. Вокруг была мирная, спокойная картина, трудно было поверить, что в сотне метров от этого живописного места спецназ окружает жалкую лачугу, а в этой лачуге лежит на окровавленном матрасе труп зарезанного наркомана.
Полина, как могла, отряхнула запачканную одежду и быстро зашагала в сторону Выборгского шоссе.
Там она остановила первую попавшуюся маршрутку, чтобы как можно скорее уехать из этого района, как будто она могла так легко отделаться от своих неприятностей.
Скоро она уже приехала домой… то есть, конечно, не к себе домой, а к Илье Борисовичу – впрочем, его квартира уже стала для нее почти родным домом.
Не знаю, долго ли я был без сознания, только пришел я в себя от холодного прикосновения к моему лицу. Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в большом полутемном зале, в котором прежде мне никогда не приходилось бывать. В нескольких шагах от меня в огромном камине ярко пылало пламя. Сам я сидел в глубоком кресле с резными подлокотниками. Напротив меня в таком же кресле сидел крупный человек лет пятидесяти с длинными, совершенно белыми волосами и странными, удивительно прозрачными глазами на изрезанном шрамами лице. Между нашими креслами располагался красивый столик восточной работы, на котором были блюда с фруктами и сластями.
Кроме нас двоих, в комнате находилась удивительной красоты девушка с живыми черными глазами. Она стояла рядом со мной и влажной губкой обтирала мое лицо. Именно прикосновение этой губки и привело меня в сознание.
– Оставь нас, Виола! – проговорил беловолосый человек.
Девушка взглянула на меня с сожалением и удалилась.
– Объясните мне, сударь, каким образом я здесь оказался? – обратился я к своему визави, проводив взглядом пленительную фигуру прекрасной незнакомки.
– Самым обыкновенным: я пригласил вас, вы приняли мое приглашение.
– Так это вы прислали того невоспитанного человека в капюшоне? – догадался я. – Однако я не помню, чтобы принял ваше приглашение, и тем более не помню, чтобы своими ногами пришел сюда…
– Если вы чего-то не помните, это не значит, что этого не было, – отвечал тот. – К примеру, помните ли вы свое собственное рождение?
– Не запутывайте меня словами, досточтимый милорд! Лучше назовите мне свое имя, ибо я не привык пользоваться гостеприимством незнакомых мне людей.
– Я долго живу на этом свете и сменил за это время много имен, так что не знаю даже, какое из них выбрать. Если вам угодно, называйте меня господин Инкогнито.
– Инкогнито? Неизвестный? – переспросил я. – Странное имя для значительной персоны, какой отрекомендовал вас тот человек в траттории.
– У многих людей странные имена. В честности, не казалось ли вам странным имя кавалера Строцци?
– Ах вот вы о чем! – я приподнялся в своем кресле. – Должно быть, Строцци был вашим родственником, и вы хотите обвинить меня в его смерти? Так вот, милорд, господин Инкогнито, если вам угодно так себя называть, уверяю вас, что его смерть никоим образом не лежит на моей совести. Да, я обыграл его – но такое случается сплошь и рядом, и в этом нет ничего предосудительного…
– Уж будто! – господин Инкогнито усмехнулся. – Но не волнуйтесь, Казанова, я не собираюсь мстить вам за него или каким-то образом взывать к вашей совести. Это слово мне вообще претит, впрочем, как и вам. Я пригласил вас совсем для другого разговора, хотя смерть Строцци и имеет отношение к его теме. Вы стали обладателем некоего предмета, некоего артефакта…
– Вы говорите о медальоне Строцци? – осведомился я, почувствовав странное волнение.
– Да, я говорю о медальоне. Для простоты и удобства назовем так этот артефакт, хотя прежде он носил другое название.
– Но я получил его от Строцци вполне законно, я его выиграл, чему есть множество свидетелей…
– Не спорю! – мой собеседник поднял руку. – Иначе вы и не смогли бы его получить. Этот медальон нельзя отнять силой или украсть, так что то, что вы сперва задумали с вашим падуанским другом, не привело бы ни к какому результату.
– Откуда вы знаете?.. – пробормотал я удивленно, но господин Инкогнито снова предупреждающе поднял руку:
– Помолчите, Казанова. Помолчите и послушайте. Вы получили медальон вполне законно, я с этим не спорю. Я только хочу предупредить вас, что с ним связаны некоторые правила и законы, за соблюдением которых следят высшие силы.
– Какие еще правила?
– Помолчите, я сказал! Во-первых, вам известно одно из свойств медальона. Он приносит удивительный успех у особ прекрасного пола. Даже Виола, как я успел заметить, смотрела на вас весьма благосклонно, а она не из тех, кто открывает свое сердце первому встречному. Но этим не исчерпываются свойства медальона…
Господин Инкогнито сделал паузу, и мне отчего-то стало холодно, хотя совсем рядом со мной в камине жарко пылал целый воз дров.
– Так вот, господин Казанова, вы должны знать, что отныне ваша судьба и сама ваша жизнь неразрывно связаны с медальоном, и если вы лишитесь медальона – вы лишитесь и жизни.
– Так вот почему погиб Строцци, как только утратил медальон!
– Совершенно верно.
Вот отчего он был тогда в таком отчаянии! Проиграв медальон, он проиграл свою жизнь… но вольно ж ему было ставить его на кон!
Тут в голову мне пришла еще одна мысль.
– Однако… – начал я неуверенно, – вы говорите, что моя жизнь связана с этим медальоном. Однако он принадлежит не только мне. Мы договорились с падуанским дворянином…
– Глупости! – собеседник отмахнулся от моих слов, как от назойливой мухи. – У медальона может быть только один владелец, как у человека может быть только одна душа, только одна жизнь.
– Но как же…
– А вот так! – резко оборвал он меня. – Я вам сказал – все прочее меня уже не касается.
– Но я…
– Вздор! – господин Инкогнито приподнялся в кресле, сурово взглянул на меня, и вдруг в руке его оказался короткий кинжал. Я тоже привстал и потянулся за своей шпагой, но он молниеносно полоснул меня по руке крестообразным движением – и тут же в глазах у меня потемнело, и я провалился в бездонную темноту.
