станет защищаться, возможно, даже стрелять в толпу, чтобы скрыться в суматохе.
— Кто закажет в «Дофине» пива и бутербродов?
Это означало, что предстоит большая работа. Оба помещения отдела, которым заведовал Мегрэ, напоминали полицейский участок. Люди курили, сновали взад-вперед. Телефоны молчали.
— Соедините, пожалуйста, с «Фоли-Бержер».
Маршана удалось отыскать с трудом. Пришлось привести его из-за кулис, где он увещевал двух голых танцовщиц.
— Слушаю, голубчик, — начал он, не зная, кто с ним говорит.
— Это Мегрэ.
— Да?
— Он там?
— Сию минуту видел его.
— Хорошо. Ничего не говорите. Позвоните, если уйдет один.
— Понял. Только не надо портить ему физиономию.
— Думаю, об этом позаботятся другие, — загадочно ответил комиссар.
Через несколько минут вместе с комиком Дреаном Франсина Латур появится на сцене, ее любовник зайдет на минуту в разгоряченный зал, потом вместе с другими завсегдатаями постоит в проходе у партера, вполуха прислушиваясь к диалогу, который знает наизусть, к взрывам хохота, доносящимся с галерки.
Мария все еще лежала в больничной палате, расстроенная и злая: согласно правилам, ребенка у нее на ночь отобрали, а в коридоре дежурили дна детектива. Еще один инспектор находился в другом флигеле больницы. Из операционной туда только что доставили Петра.
С бульвара Сен-Жермен, где был в гостях, улучив свободную минуту, позвонил мсье Комелио.
— Все еще никаких известий? — озабоченно спросил он.
— Так, сущие пустяки, — отвечал Мегрэ. — Убит Карл Липшитц.
— Кто-нибудь из ваших людей убил?
— Нет, свои. Мои люди ранили в ногу Петра.
— Выходит, на свободе остался всего один бандит?
— Да, Серж Мадок. И еще главарь.
— Имя коего вам по-прежнему неизвестно?
— Имя коего Жан Бронский.
— Как вы сказали?
— Бронский.
— Разве он не кинорежиссер?
— Не знаю, режиссер он или нет, но с киношниками якшается.
— Три года назад я приговорил его к восемнадцати месяцам тюрьмы.
— Он самый.
— Напали на его след?
— Сейчас он в «Фоли-Бержер».
— Где вы сказали?
— Я сказал: в «Фоли-Бержер».
— Разве вы не намерены его арестовать?
— Намерен, Но время терпит. Хочу избежать лишних жертв. Понимаете?
— Запишите номер телефона. Я пробуду у друзей примерно до полуночи. Потом буду ждать вашего звонка дома.
— Думаю, вы вполне успеете выспаться.
Мегрэ не ошибся. Наняв такси, Жак Бронский и Франсина Латур сначала отправились поужинать к «Максиму», Мегрэ по-прежнему сидел у себя в кабинете на набережной Орфевр, следя за маршрутом парочки. Из «Дофины» дважды приходил с подносом официант. Повсюду грязные стаканы, недоеденные бутерброды, из-за табачного дыма нечем дышать. Несмотря на жару, Коломбани не снимал свое светлое пальто из верблюжьей шерсти и сдвинутую на затылок шляпу, ставшие для него как бы формой.
— А за женщиной не пошлешь?
— За какой женщиной?
— За Ниной, женой Альбера?
Мегрэ досадливо покачал головой. Какое Коломбани до этого дело? Он готов сотрудничать с людьми из «Сюртэ», но зачем вмешиваться, куда не просят?
Ему было о чем подумать. Как сказал Комелио, комиссар вправе арестовать Жана Бронского, когда только сочтет нужным. Еще в самом начале расследования, обращаясь к кому-то, комиссар заметил с необычной серьезностью: «На этот раз мы имеем дело с убийцами».
И эти убийцы понимают, что терять им нечего. Если бы их схватили в толпе и та узнала, что они из «пикардийской банды», полиция не смогла бы помешать расправе.
После того, что они натворили на фермах, любой суд приговорит их к смерти. Убийцам это хорошо известно. Лишь Мария может рассчитывать на помилование со стороны президента республики: у нее ребенок.
Да и то сомнительно. Есть показания оставшейся в живых девочки. А обожженные ноги и груди жертв? Дерзость и неукротимая красота преступницы только восстановят против нее присяжных.
Цивилизованные люди боятся диких зверей, особенно двуногих, тех, что напоминают им отдаленные эпохи, жизнь в лесных зарослях.
А Жан Бронский — еще более опасный зверь. Зверь, который одевается на Вандомской площади, у лучшего портного. Зверь в шелковой сорочке, с университетским образованием. Зверь, которому, точно куртизанке, каждое утро подстригают и завивают волосы.
— Ты осторожничаешь, — заметил Коломбани, обращаясь к Мегрэ, терпеливо сидевшему у одного из телефонов.
— Да, я осторожничаю.
— А если он выскользнет у тебя из рук?
— Пусть лучше выскользнет, чем убьет кого-нибудь из моих людей.
В конце концов, к чему теперь оставлять в бистро на набережной Шарантон Шеврье и его жену? Надо им позвонить. Но они спят. Мегрэ с улыбкой пожал плечами. Как знать, может, эта игра для них забава? Почему бы им не продолжить ее еще несколько часов?
— Алло!.. Шеф?.. Они только что зашли во «Флоранс».
Шикарный ночной клуб на Монмартре. Падают только шампанское. Очевидно, Франсине Латур захотелось похвастаться новым платьем или украшением. Она совсем зелена, еще не устала от подобной жизни. Правда, есть богатые титулованные старушки, владеющие особняками на авеню Буа-де-Булонь и в Сен-Жерменском предместье, которые вот уже сорок лет ошиваются по таким же клубам!
— Пошли! — решительно произнес Мегрэ.
Достав из ящика револьвер, убедился, что он заряжен. Коломбани с легкой улыбкой наблюдал за комиссаром.
— Меня с собой возьмешь?
Со стороны Мегрэ это было любезностью. Все происходило на его территории. Именно он напал на след «пикардийской банды». Он мог провести операцию со своими людьми, и тем самым набережная Орфевр записала бы на свой счет одно очко в состязании с улицей Соссэ.
— Шпалер при тебе?
— Он у меня всегда в кармане.
Мегрэ, напротив, редко брал с собой оружие.
Проходя двором, Коломбани указал на одну из полицейских машин.
— Нет! Лучше такси. Не так будем бросаться в глаза.
Выбрал таксомотор, где был знакомый водитель. Впрочем, все таксисты Парижа знали Мегрэ.
— Улица Лоншан. Поезжайте не торопясь.
Квартал, где жила Франсина Латур, находился в самом начале улицы неподалеку от
