чего в дороге. Татьяна Сергеевна ходила по комнатам и суетилась, ее уборочно-постирочная деятельность продолжалась даже после захода солнца.
Настя достала пакет с виноградом, запрятанный между креслом и диваном, заглянула внутрь. И что теперь? Поддаться общей панике и маразму и отдать ягоды на экспертизу на наличие ядов и отравляющих веществ, или съесть «вкусняшки». А может просто выкинуть. Нужно решить сейчас. Потом приедет Кирилл и он-то точно отправит все на анализы. И что тогда? Она точно убедится, что Коля не причастен к поджогу в «Подснежнике», к снотворному в вине, которое пил Михаил со своей девушкой. Или подтвердятся опасения? Нет, этого не может быть — сама себя уговаривала Настя. Она столько лет его знает. Он не способен на такое. Чтоб хладнокровно отравить вино и ягоды и жестоко поджечь здание, зная, что его бывшая, еще пока не бывшая жена горит в нем.
Хорошо — сама себе сказала Настя — если это так, для чего тогда это надо? Наследство? Коля и дети прямые наследники всего, что она заработала. Дом, квартира, машина, деньги — разве из-за этого можно убить? Гонорары за ее романы приносят хорошие деньги, но Коля же не дурак и прекрасно понимает, что романы скоро закончатся, что после ее смерти их почитают какое— то время, но не долго. Она же не Достоевский. В школах их изучать не будут, значит, и печатать скоро перестанут. Ее романы нужны, пока она жива, пока она появляется на телевидении, устраивает встречи с читателями.
Татьяна Сергеевна зашла в зал с кипой всяких вещей.
— ой, Настюш, ты не спишь еще?
— нет. А вы чего не ложитесь?
— хочу стирку поставить на ночь, чтоб утром просушить и прогладить. Да и спать еще не хочется. Я если рано лягу, то рано встану. Еще не светает даже, а я уже проснусь. Как бабка старая — она присела на диван, обхватив кучу грязного белья — чего тебе твой— то говорил? Прощения просил?
— просил.
— жалеет?
— наверное.
— не верь ему, Настен. Это он так жалеет, потому как потерял тебя. А была бы ты рядом, то и опять гулять пошел на право и на лево, как тот кот ученый. Только кот сказки только говорил, а Коля еще и прелюбодействовал. Извини. Это я от злости. На него злюсь. Ты не виновата.
— я знаю, Татьяна Сергеевна.
— Ирка его не любит. Она все время тебе завидовала, вот от зависти этой и решила тебе насолить. Мужа охмурила, а он и рад. Она все время сравнивала себя с тобой. Ты лучше, ты успешнее, преданнее, наконец. Вот она и напроказничала в твоей семье. А ты теперь как эта? Как ее? Людмила Прокофьевна из «Служебного романа» — одна без подруг.
— я не одна. Ты у меня есть.
— я тоже тебя люблю.
— Коля тоже сегодня сказал, что Ира все время сравнивает.
— вот. А я тебе что говорю. Это все зависть. Когда она уже успокоится. А главное улыбается как. Как будто вы подруги до сих пор лучшие.
— Татьяна Сергеевна, не начинайте. Надоело уже.
— хорошо. Чего я тебя учу? Ты и сама все знаешь. Умничка моя. Пойду у Кирилла вещи пособираю. Он сказал, что в шкафу грязные рубашки. Стесняется еще меня просить постирать. Сам стирает. Вот я к нему и пристаю со своими стирками.
Она ушла, но скоро вернулась, и, встревожено протянула Насте какие-то бумаги и газеты.
— смотри, Настюш.
— что это?
Настя развернула их и поняла, что это не совсем газеты, это вырезанные статьи из газет и журналов. Некоторые из них были черно-белые, некоторые с цветными фотографиями, но все они были на одну тему. Вернее темы про одного человека: про нее.
— где ты это взяла? — зачем-то спросила она, зная ответ.
— у Кирилла в шкафу, под рубашками. Я рубашки грязные брала, чтоб постирать. И зацепила вот это. Они рассыпались. Настюш, что это? Это все про тебя. — встревожено говорила Татьяна Сергеевна, с каждым словом понижая тон до шепота — Все статьи про тебя. Настюш, что это такое происходит. Он что совсем не в себе?
Настя медленно опустилась в кресло
— в себе он. Не говори глупостей.
— а что ж это такое?
Татьяна Сергеевна присела на край дивана и стала брать из рук Насти вырезки и просматривать их. Вот новости, что Настя участвовала в популярной телевизионной передаче, вот ее биография в женском журнале, вот новость о скандале, в котором косвенно поучаствовала редакция, где печатали Настины книги. И таких вырезанных статей по несколько штук на разные темы. Татьяна Сергеевна посмотрела на Настю. Она сидела бледная и напуганная, глазами бегала по своим фотографиям и названиям статей.
— Настя, я ничего не понимаю.
— я тоже.
— может полицию вызвать?
Настя резко подняла голову и посмотрела на Татьяну Сергеевну.
— и что мы им скажем? — пожала она плечами.
— а Кирилл нам что скажет? Что устраивался к тебе на работу и решил хоть что-то о тебе узнать, вот и вырезал статьи из журналов, чтоб на досуге почитать?
— это было бы не плохо.
— в том то и дело. Это самое безобидное оправдание. Настя, давай что-то думать.
— что? — Настя повысила голос — Я и так думаю.
— не хочешь полицию вызывать?
— из-за чего? Они нас на смех поднимут. Из-за этого — она откинула вырезки — их вызывать?
— Настюш, мы с тобой такие наивные, такие беспечные. Нас с тобой и защитить не кому. И посоветоваться не с кем. И мы взяли и приняли на работу мужчину, никому не известного, без рекомендаций, без знакомств. Что это мы с тобой. А он еще и живет с вами в одном доме. Я переживать стала.
— Блин — Настя не нашла, что сказать.
— точно. — продолжала причитать Татьяна Сергеевна — мы его совсем не знаем.
— совсем чуть-чуть. — скривилась Настя.
— вот. А он, между прочим, детей твоих возит.
— не нагнетай. И так плохо.
Настя не знала что думать. Мысли дикими конями скакали из стороны в сторону, она пыталась их обуздать и успокоить, но их было много, а она одна. Ей хотелось крикнуть на них, закричать, прогнать страшные и пугающие и оставить успокаивающие. Она бы закричала, но Татьяна Сергеевна со своими предположениями и догадками не ускачет никуда.
— Настя, надо что-то делать. У тебя одноклассник в полиции работает? — продолжала Татьяна Сергеевна.
— да. И что я ему скажу?
— позвони — она дотянулась до Настиного телефона и подала его ей — скажи, что берешь на работу
