и мои руки сами тянулись к голове.
– Тетя. Я вспомнила, что она жаловалась на бывших коллег. Она не уточняла, на каких, но я смогла связать с группой ТДС острова Зуб. Она говорила, что некоторые, мол, даже жизни страхуют в молодом возрасте, и что это за глупость, и мне этого не понять… Ну и так далее. А у Гудиминой в досье было написано про авантюру и про то, что это придумал Папин. А у Папина умерла мать в молодом возрасте, вот я и связала это все воедино.
– Надо же! Ты молодец, – искренне восхитились мной, но мне было не до комплиментов.
– Если ты в курсе страховки, значит, семьи получили причитающиеся выплаты?
– Нет, – покачал он головой и отпил морса. – Вкусненько…
– Погоди… Как нет? – почему-то этот ответ отозвался в моей душе острой болью. Все зря! Они это сделали зря! Убивали любимых! Резали, кромсали, душили, делали инъекции… И все это – глядя в глаза своим родным и близким, вторым половинкам… М-да, я слишком близко к сердцу принимаю жизнь и смерть посторонних людей. О своей бы побеспокоилась…
– Представь эту ситуацию с точки зрения страховой. В последний день страховки хорошо знакомые люди убивают друг друга. На записи камер видно, что никто не сопротивляется. То, что должно было стать главным доказательством, обернулось в итоге уликой в пользу страховой. Вот такой парадокс. Семьи судились, насколько мне известно, но ничего не добились. Страховая доказала, что это мошенничество.
– Понятно. Сильных мира сего победить нельзя. Чем больше у тебя денег, тем сложнее тебе с ними расстаться.
– Ну, так это жизнь, а не сказка.
И он продолжил есть. Мы поменялись ролями, теперь я смотрела на то, как он доедает плов. Подняв на меня взгляд, Дмитрий любезно предложил:
– Может, тебе добавки? Ты с таким яростным голодом смотришь на то, как я ем!
– О нет, это не голод… Это ярость другого толка. – Я вздохнула и сложила руки на груди, обдумывая, как получше облечь свои мысли в слова. – Дима, давай наконец поговорим серьезно. Ты велел мне решить задачку, я ее решила. Так ты сдержишь свою часть сделки или нет? Или ты как «сильные мира сего», которых победить нельзя?
– Нет, я тебя не выпущу. – Мое сердце оборвалось и упало в какую-то холодную глухую бездну, а он продолжил: – Не потому что делаю что хочу и творю беспредел, а потому что ты не выполнила все условия.
– В смысле?!
– Ты решила только одну часть задачки; когда решишь вторую, я тебя выпущу, как и обещал.
– О чем ты говоришь? Ты просил выяснить, что с ними произошло, я выяснила!
– Нет, ты пока не выяснила, но ты на полпути к этому. Ты теперь знаешь, что их отравили. Значит, у тебя еще шесть нераскрытых кейсов. Или эпизодов, называй как хочешь.
– Я предпочитаю по-русски – убийств.
– Ну так вот, у тебя шесть убийств. Того, кто это сделал, ты вычислила. А теперь найди мне мотив!
– О боже… Мотив для седьмого… – пробормотала я.
– Именно! Седьмой член команды убил шестерых своих коллег. Но почему он это сделал? Ты же знаешь по своей «Улике», что для передачи дела в суд нужны не только возможности для обвиняемого, но и мотив. Иначе бы всех прохожих, случайно нашедших трупы на улице или в лесу, сажали бы. Они же были в этом месте? Были. Они сильны, здоровы? Да, могли убить физически. Но зачем им это? Вот главный вопрос.
– Мотивы – это то, в чем я не сильна. Я же рассказывала тебе.
– Нет, это твоя дурацкая «Улика» не сильна ни в чем, включая здравый смысл. У вас пятьсот ограничений, на которые реальная жизнь только посмеется. Для твоих книг тебя же никто не сдерживает? Ты же можешь придумать абсолютно любой мотив, верно? – Я кивнула. – Ну вот, так же и здесь. То, что ты сценарист, себя уже окупило. Ты установила преступника и способ убийства. Теперь побудь писательницей. Мотив должен быть очень нестандартным, ибо следствие ни к чему не пришло. Если бы у отца был явный мотив, они бы копали дальше и, возможно, обнаружили бы какие-то следы яда на кухне. Ты говоришь, что он использовал болиголов вместо укропа – следовательно, или в шкафчиках, или в кастрюле с едой, или просто на столе его бы обнаружили. Если бы знали, что искать, конечно. А так… – Он пожал плечами. – Мой отец просто считается пропавшим без вести. Не подозреваемым.
Я снова ощутила, как бешенство поднимается к груди откуда-то – не то из живота, не то из солнечного сплетения, – и закричала:
– Это твой отец! Кому, как не тебе, знать, за что он мог их всех прихлопнуть!
Дмитрий же оставался невозмутим. Как и всегда.
– Если бы я знал, я бы уже решил задачку и мне бы не пришлось никого похищать для этого, как ты считаешь? Но я не знаю, вот в чем вся соль. Ты можешь задавать мне любые вопросы, связанные с ним. Я могу отдать тебе все записи, которые у меня есть. Я дам тебе ключ от комнаты, где все это бережно храню. Если ты пообещаешь, конечно, ничего не портить…
– Ключ?
– Ну да. Здесь пара комнат запирается. Одну из них я отвел под отца. То есть под его вещи.
- Ах, да, мемориал. Как я могла забыть…
- Называй как хочешь. Брат частенько ошивается в бункере, а он неуклюжий, я не хочу, чтобы он трогал записи. Порвет еще чего доброго или потеряет. Но тебе я доверю. Просто помни – ты в музее! Будь поаккуратнее, короче.
При слове «ключ» я думала про код на двери бункера и особо не слушала, что он мне говорит. Если я соглашусь, это шанс узнать, где он хранит ключи. Возможно, ключ от панели стальной двери будет там же.
– Хорошо. Давай ключ, завтра с утра приступлю. – Подожду, когда он уснет, и займусь своим спасением. Даже если он сова, как и я, хотя бы к утру заснет.
– Я, конечно, ни на что не намекаю… – Дима аккуратно повернул часы с таймером в мою сторону. – Но у тебя
