А еще лучше – себя. Но почему-то в голове постоянно вертелись мысли о том, что она никогда не была счастлива. Да, я тоже, но у меня все впереди, я еще могу встретить свою любовь…
– Угу, у тебя впереди всего лишь сутки, если не решишь задачку. И встретить ты сможешь за этот день только Диму, скорее всего, вооруженного каким-нибудь колюще-режущим предметом. Так что заткнись, нужно выспаться, а завтра с утра снова в бой!
Я не смогла себя успокоить этими сентенциями, как результат – мучилась бессонницей до самого утра.
Встав с больной, туманной головой, я отправилась в ванную, а затем вышла в коридор. Светлая Димина макушка маячила над диваном, и я, развернувшись, отправилась вместо холла в библиотеку. Не хотелось встречаться со своим похитителем. Вспомнив поговорку «Как встретишь новый год – так и его и проведешь», я зло рассмеялась. Я год буду жить в бункере, так надо полагать? Но мне дали всего три дня, поговорка в любом случае не оправдает себя.
Глядя на часы, которые показывали уже полдень (будильник, к сожалению, не могу поставить, чтобы вставать раньше), я стала рассуждать вслух:
– Он не убьет меня, он все это придумал, потому что говорил, что при дедлайне я работаю лучше. Как и все. Особенно когда висит угроза расправой. А материалы он никому не дает именно по той причине, что в этом замешан его отец. Это он и имел в виду. Но смысла убивать меня нет. У меня никаких доказательств. Как я уже говорила сама, как только меня выпустят из бункера, вся моя история в стиле «Помогите! Меня держали силой!» не будет стоить и ломаного гроша. Так что я никакой не свидетель. И не будущая жертва. Я текущая жертва – розыгрыша. Только и всего. Человеку, во-первых, нечем заняться, а во-вторых, ему безумно хочется узнать, что натворил его отец и по какой причине.
Часы меня внимательно слушали и отвечали тихим мерным тиканьем. Они будто соглашались со мной. Мол, ты попытайся, конечно, понять, каковы были мотивы его отца, когда он травил своих коллег смертельным ядом, но особо не напрягайся. Все равно он сегодня тебя выпустит, ему некуда деваться, не жить же ему с тобой здесь до скончания времен. Тебя рано или поздно все равно начнут искать.
– Боже, сегодня уже третье! – дошло до меня. – Мама, наверно, с ума сходит!
Подумав об этом, я ощутила бешенство. Если у мамы будет инфаркт, я этого Диме не прощу!
Желудок издал позывные. Ему все равно, что у нас тут творится, он хочет есть. Я и так уже который ужин подряд недоедаю и который обед уже пропускаю. «Дай мне хотя бы завтрак! – взмолился он из центра туловища. – Хоть что-нибудь!»
Ладно, так уж и быть. Голодная и ослабленная, я все равно не смогу за себя постоять, если вдруг придется. Дмитрий не выглядит сердитым, нервным или безумным, но кто в здравом уме будет похищать человека? Может, он просто хорошо скрывает свой недуг?
С этими мыслями я направилась на кухню, выбрав, правда, другую дорогу – в обход. Поставила чайник и вышла снова в коридор. Пока он кипит, я успею перенести все эти фотоальбомы и записи в свою комнату, хотя бы самые последние. Возможно, в них кроется разгадка. Да, Диме это все было доступно, но он не знал мою тетю, а я – да. И очень хорошо. И характер, и биографию. Я смогу что-то сопоставить и, возможно, что-то пойму, чего он не смог.
Открыв дверь, я взяла последний фотоальбом, оказавшийся довольно тяжелым (он был старомодным: огромным в жесткой обложке с широкими альбомными бумажными листами, на которые приклеивались фотографии), и все тетрадки, которые нашла, с записями, сделанными рукой Дроздова. Чайник уже вскипел, я слышала щелчок из коридора, но решила донести сперва все это богатство до игровой комнаты, а потом заняться завтраком. Пошла опять в обход, и вот незадача: тяжелый неудобный альбом выскользнул из рук, и все тетради, которые я водрузила на него, естественно, тоже разлетелись по космическому серо-стальному коридору.
– Проклятье!
Я села на корточки и стала собирать все эти вещи. Один журнал улетел к самой стене. Тут коридор выводил в какой-то маленький, непонятный, совершенно нефункциональный закуток. Я доползла до него, схватила тетрадь и…
Отбросив журнал Дроздова, я протерла глаза. Свет тут был неярок, как я уже говорила, поэтому, проходя десятки раз по коридору, я этого раньше не видела. Кнопка! Неприметная, круглая, такого же цвета, что и пол. Но немного выступает вперед и сделана не из металла, а из пластика. Воровато оглянувшись (Димы рядом нет), я нажала на нее. Невидимый доселе люк в полу отъехал в сторону.
Я, на свою беду, глянула вниз и… еле сдержала крик руками. Прямоугольная стальная яма, открывшаяся моему взору, была наполнена безголовыми трупами.
Я зажмурилась и просидела так какое-то время. Затем поняла, что сильно рискую, и открыла глаза. Осмотрелась. Димы нигде не видно. Посмотрела снова вниз. Тела… много тел… И все женские. Прямо на животе верхнего трупа лежит кусок подтаявшего льда. Внизу много воды, она поблескивает в свете синевато-белых лампочек потолка. Почему трупы в воде?! И откуда они здесь вообще?!
– Это манекены, – шепнула я себе. – Реалистичные. Реквизит для съемок фильмов.
Но мне было необходимо проверить. Я должна, просто обязана удостовериться в этом. В моей версии имеется внушительная логическая дыра, как бы сказал Дмитрий. Если эти манекены он принес сюда для устрашения, чтобы мне думалось лучше, то для чего их так глубоко прятать? Я могла вообще не заметить этого люка.
К сожалению, у меня нет ни фонарика, ни телефона, а отсюда невозможно разглядеть более тщательно.
– Придется лезть.
Преодолевая брезгливость и продолжая убеждать себя, что это киношный реквизит, я нащупала ступеньку лестницы ногой и начала спускаться. Когда я могла уже пригнуться и посмотреть, что это за помещение, я убедилась, что это та самая кладовая, о которой говорил Дмитрий. Небольшая комнатка два на три метра, по бокам полки с канистрами и консервными банками. А прямо возле лестницы – тела. Они лежали друг на друге, создавая подобие ужасающей пирамиды. Как только я приблизилась к ним, в ноздри мне ударил
