В ответ Картер пожал плечами, словно давая понять, что никогда об этом не думал. При всем том Элли заметила по выражению его глаз, что он с ее мнением не согласен и так не считает.
— Как ты думаешь, твои родители были здесь счастливы? — спросила она.
Его губы на мгновение изогнулись в печальной улыбке.
— Похоже на то. Я помню время, когда все мы вроде как испытывали это чувство. Кроме того, отец полюбил свою новую работу и со временем сделался истинным профессионалом по части техники и механики. Все в школе полагались на него в этом плане, как на каменную стену, и, по словам Изабеллы, ему это нравилось. Он всегда стремился быть нужным людям и наконец понял, что добился своего. Что же касается мамы… — Он сделал паузу и потер глаза.
Элли чувствовала себя ужасно. Ей хотелось взять его за руку, прижать к себе, поцеловать… короче сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить его нравственные страдания, а не сидеть сиднем на лавке. Но Картер смотрел в сторону от нее и к ласкам, судя по всему, расположен не был. Поэтому она не сдвинулась с места и не произнесла ни одного слова.
Когда Картер заговорил снова, его голос зазвучал спокойно и ровно:
— Что же касается мамы, то она щедро делилась со всеми добротой своей души и пестовала учеников, как своих собственных отпрысков. Специально в столовую приходила, чтобы приготовить сандвичи для тех, кто проголодался. Ячменные лепешки пекла для учителей, когда те на собраниях засиживались… Короче, всех любила и за всеми ухаживала. — Он снова немного помолчал и добавил: — Так что, думаю, и она испытывала здесь счастье.
Элли почувствовала, как ее глаза стало пощипывать от слез. И тоже потерла их кулаком, как если бы они вдруг зачесались.
«Я не хочу продолжать эту пытку».
— Картер, — тихо сказала она. — Что же все-таки с ними случилось?
После этих слов в комнате установилось молчание, разделявшее их и казавшееся осязаемым и материальным, словно стена или перегородка. По крайней мере, Элли представлялось, что она чувствует ее холодную твердую поверхность. Картер продолжал смотреть в сторону от нее, играя желваками на скулах и то сжимая в кулаки пальцы, то разжимая.
— Итак, — сказал Картер таким тоном, как если бы не слышал вопроса Элли, и продолжал начатый им рассказ, — в один прекрасный день отец поехал в Портсмут, чтобы забрать у местного дистрибьютора кое-какие детали. — Его голос звучал на удивление спокойно и ровно. — Он ездил туда с этой целью довольно часто, но в этот раз мать изъявила желание поехать с ним. Ты понимаешь? Стоял погожий летний день, и она подумала, что всем нам было бы неплохо провести несколько часов у моря. Для этого она приготовила большую корзинку с припасами, чтобы устроить пикник, и пристроила ее на заднем сиденье рядом со мной. И вот мы всей семьей выехали за ворота, но…
Когда он снова сделал паузу, Элли затаила дыхание.
— На шоссе грузовик потерял управление, — произнес он, продолжая прятать от нее глаза. — Говорят, водитель заснул за рулем, выехал на центральную полосу и таранил наш автомобиль. — Он распрямил пальцы, а потом снова сжал их в кулаки. — Все утверждали, что они ничего не почувствовали. Все произошло так быстро…
У Элли по щеке прокатилась слеза.
— А ты как же? — пробормотала она, смахивая капельку соленой влаги с лица. — Ты пострадал?
— Получил несколько синяков и царапин. — В его голосе, казалось, проступила злость. — Ничего серьезного.
— Просто невероятно. — Элли позволила себе мгновение радости из-за того, что он выжил, потом спросила: — А что потом? Я хочу сказать, что ты был тогда всего лишь ребенком…
— Мои родители очень дружили с Бобом Эллисоном, который стал моим крестным отцом. Ну так вот: он приехал в госпиталь и забрал меня. Поскольку близкие родственники родителей умерли, все устроилось очень быстро. Подробностей я, разумеется, не помню, — он пожал плечами, — но, похоже, моя особа больше никого не заинтересовала. Короче говоря, Боб переехал в наш коттедж, где я жил с ним до тех пор, пока мне не пришло время перебираться в общежитие для мальчиков.
Впервые за долгое время он поднял голову и посмотрел Элли в глаза.
— И вот я здесь.
Элли, подавив усилием воли сильнейшее желание сжать его в объятиях и разделить с ним боль, откашлялась, прочищая горло, и произнесла:
— Ты так много всего рассказал… Не могу поверить, что я не знала ничего этого раньше…
Картер сардонически выгнул бровь.
— Ну, это не совсем то, о чем я имею обыкновение говорить всем и каждому. Или ты предпочитаешь, чтобы было так? — Он театральным жестом вскинул руку. — Привет, друзья. Меня зовут Картер. Мои родители погибли в ужасной автомобильной катастрофе, когда я был маленький, но я выжил, оправился от потери и теперь отлично себя чувствую…
— Прекрати, Картер! — поторопилась перебить его Элли. — Это не имеет никакого отношения к реальности и несправедливо по отношению ко мне. Я — не «все и каждый», но твоя подруга. И ты мог бы поделиться со мной своей душевной болью.
— Да, мог бы. — Лицо Картера приобрело огорченное выражение. — Ты уж меня извини, Элли, но я не знал, как, когда и какими словами все это описать… Для меня это слишком тяжело. И еще одно. Не рассказывать об этом гораздо проще, чем рассказывать. Вот я и не рассказываю.
Повинуясь внезапно возникшему импульсу, она протянула к нему руки и заключила его в объятия.
— Спасибо, что собрался с духом и все-таки рассказал — прошептала она, уткнувшись ему в плечо. — Я знаю, что тебе это непросто далось, и прошу извинить меня за настойчивость…
Его руки сдавили ей талию и сомкнулись у нее на спине, словно две стальные пружины. Но даже у нее за спиной его пальцы продолжали то сжиматься в кулаки, то разжиматься.
Это странное, болезненное объятие длилось, казалось, целую вечность.
Но потом он разжал руки, отодвинулся от нее и снова потер кулаками глаза.
— Хорошо, что я рассказал тебе об этом, — вдруг произнес он грубоватым и хриплым от нахлынувших на него эмоций голосом, который постарался смягчить ласковой полуулыбкой. — Как ни странно, после этого мне стало гораздо легче.
— Теперь еще одно небольшое усилие, и мы покончим со всем этим, — сказала Элли, бросив исподтишка взгляд в свою тетрадь с вопросами. — Испытывал ли ты хоть когда-нибудь чувство симпатии по отношению к Натаниэлю? Хотелось ли тебе уничтожить школу? Участвовал ли ты в каких-либо заговорах против Изабеллы?
— Нет, нет и нет, — сказал Картер, откидываясь на деревянную спинку лавки и вытягивая перед собой ноги. — Что-нибудь еще?
— Кажется, это все. — Элли торопливо сделала несколько заметок в своей тетради и неожиданно заметила вопрос, который забыла задать. — Ох, нет. Извини. Остался еще один. Говорил ли ты обо мне с кем-нибудь из людей Натаниэля?
Неожиданно Картер сел на лавке прямо, склонил голову набок и осведомился:
— А не кажется ли тебе этот вопрос несколько странным?
— Кажется. Но Элоиза потребовала, чтобы я задала его тебе. Уж и не знаю почему.
Записывая предыдущие ответы Картера, Элли не обратила внимания на то, что он внезапно заколебался. Но чуть позже явственно почувствовала проступившую в его тоне неуверенность.
— Нет, насколько мне известно.
Элли посмотрела на него в упор, стиснув ручку в пальцах.
— Что ты сказал?
— Я сказал: «Нет, насколько мне известно».
Элли смутилась.
— Не совсем тебя понимаю. Как прикажешь толковать это твое: «насколько мне известно»?
— Но я же разговаривал с Гейбом, не так ли? — Он заерзал на месте, как если бы ему вдруг стало неудобно сидеть. — Пока неожиданно не выяснилось, что он убийца и сторонник Натаниэля.
Элли почувствовала, что сердце у нее забилось с удвоенной силой. Стараясь говорить как можно спокойнее, она произнесла:
— И что же ты говорил обо мне Гейбу?
Картер неопределенно пожал плечами.
— Так… всякую ерунду…
— Всякую ерунду, говоришь… — протянула Элли, в душе которой зародилось крохотное семечко подозрения. — И какую же, интересно знать?
Он снова пожал плечами.
— Такую, какую имеют обыкновение говорить друг другу парни. — Он встретился с ней глазами. — Брось, Элли, не надо придираться к словам. В конце концов, он считался моим другом. Вот я и болтал с ним о всяких пустяках. Не знаешь, что ли, как это бывает?
— Не знаю, — ответила она, тоже садясь на лавке прямо и одаривая его прокурорским взглядом. — Итак, что конкретно ты говорил обо мне Гейбу?
— Уже и не помню. — Он упрямо выпятил челюсть и скрестил на груди руки. — Он действительно задавал о тебе много вопросов. А я не придавал тогда этому значения. Ну и отвечал что-то, разумеется.
— Интересно, что относительно этих разговоров ты мне даже полсловечка не сказал! — вскричала она, после чего сделала паузу, чтобы поглубже вздохнуть и попытаться успокоиться. — Ну а Изабелле? Изабелле сказал?
