пластиковой тары. Так прихватил, на всякий случай. Он приезжал туда
договориться о небольшой поставке для нужд своего консервного цеха, а
самодовольный и тщеславный хозяин пошел водить его с экскурсией по всем
закуткам этого убогого заводика. В том числе и на склад, где у него просто так,
без всякого должного охранения, на нижней полке стеллажа стояли картонные
коробки вот с этими самыми бутылями.
Но акция не удалась, и теперь нужно срочно покидать этот город. Хотя,
почему срочно? Он купит себе новый мобильник, съедет из гостиницы на
съемную квартиру и посмотрит, как будут разворачиваться события дальше. А
этой бабе в любом случае никто не поверит. Она пьяная была и все придумала.
Так что можно никуда не съезжать.
Здравый смысл подсказывал, что следует срочно вываливаться из
салона и ходко чесать через дворы, не допуская контакта с загнавшими его в
тупик бандитами. Вот только машину здесь бросать не хотелось. С дырой в
боковом стекле «Фольксваген» разденут на счет раз. Конечно, он может
покататься на Игорьковой. Тому машина не скоро понадобится. Но свою
машину все-таки жалко.
Поэтому Феликс решил перетереть с ребятами из «мерса». Вполне
возможно, что его приняли за кого-то другого или же он сможет с ними
договориться мирно, разобравшись в предъяве.
Его осенило. Ну конечно, его приняли за другого! Он даже хлопнул себя
по лбу. В этом городе о нем вообще мало кто знает и гоняться за ним просто не
кому. А он, придурок, перепугался, кинулся удирать. А надо было притормозить,
когда намекали. Хотя себя он ругать не будет. Стальные нервы нужно иметь,
чтобы все оценивать трезво, после всего того, что с ним произошло в течение
последнего часа.
Он выбрался из-за руля, демонстративно потянулся, разминая плечи, и
расслабленной походкой направился к «мерсу».
Водитель внедорожника при его приближении тоже открыл дверь и
выступил наружу. Собственно, и не водитель это вовсе был, а барышня, правда,
не тургеневская. Ни своей конституцией, ни возрастом, насколько Феликс мог
судить о ее возрасте, на тургеневскую она никак не походила. Напротив, на
кустодиевскую – ее крепкие икры, обтянутые джинсами, были втиснуты в мягкие
голенища полусапожек на толстой рифленой подошве, а сама она была одета в
короткую куртку-дубленку. Из-под куртки по-рэперски топорщился длинный
свитер, который с задачей маскировки не справлялся, а напротив, даже
несколько усугублял богатырские обводы бедер. Тем не менее это была
барышня, а кроме нее в машине никого не наблюдалось. Феликса ничуть не
насторожил ни задиристый курносый нос, ни волнистые каштановые волосы,
туго стянутые в толстенькую метелку, торчащую на макушке, как у воинственных
аборигенов новозеландских островов.
Зубов хищно усмехнулся и решил не тратить время на переговоры. Он
остановился в метре от нее и сказал холодно и презрительно:
– Тачку убери. Живо.
И так же холодно и презрительно сморщился, оглядывая ее с ног до
головы.
Другая бы смутилась, а Валерия только разозлилась еще больше.
– Слушай сюда, – процедила она, – никто никуда не едет. Я бы могла тебя
одной рукой в свою машину засунуть и доставить, куда надо, но не хочу салон
пачкать. Мы с тобой тут подождем в тенечке, а я Киреевой позвоню. Знаком с
Киреевой? Она приедет, ты извинишься, и мы подумаем, прощать ли тебя, а
дальше – видно будет.
– И как же вы собираетесь меня удержать? – ерничая, спросил ее Зубов
и, сунув руку во внутренний карман, вытащил складной нож. Однако, не
перочинный. И щелкнул, выбрасывая лезвие. Теперь он больше не изображал
глумливого идиота. Он смотрел на нее со злым прищуром уголовника, которому
нечего терять. От взгляда этих глаз даже Валерию проняло, и она тихонько
ойкнула.
Лера не знала наверняка, применит ли психованный ублюдок свое
оружие или только пугает. Еще Лера не знала никаких приемов самообороны.
Она не могла молниеносно схватить его за запястье и заломить за спину руку,
вывихнув плечевой сустав, а потом, в азарте схватки, садануть ребром ладони
по предплечью и сломать уроду еще и предплечье. Не могла она и, лихо
выбросив ногу в тяжелом ботинке, выбить нож сильным ударом стопы, чтобы
нож пролетел несколько метров и вошел по самую рукоятку в мерзлую землю, а
обезоруженный ублюдок, сложившись пополам, визжал, держась за свою
раздробленную правую кисть.
Но она сказала, хмыкнув:
– Как удержать? Да делов-то.
И перехватив поудобнее баллон порошкового огнетушителя, который,
вылезая из машины, для собственной безопасности вытащила из-под сиденья и
держала у себя за спиной, она размахнулась и щедро впечатала красным
цилиндром ему в лоб. Исключительно в качестве самообороны.
Потом, дотащив отключившегося Феликса до его «Фольксвагена» и
впихнув внутрь, выдернула из зажигания ключ и заблокировала двери. Достала
из кармана мобильник, пальцы забегали по кнопкам. Лера звонила Киреевой,
но та трубку брать не хотела. Лера прислушалась и ругнулась. Из салона
законсервированного Феликса глухо, еле слышно, пробивался меланхоличный
напев старой доброй «Желтой субмарины», которая парадоксальным образом
ассоциировалась у Надежды Михайловны с активной личностью Валерии
Буровой. Лера прошагала к корявой дыре в тонированном стекле и уже четко и
без всякого сомнения услышала голос Пола Маккартни и его ребят. Понятно.
Мобильник Киреева посеяла, когда вырывалась наружу, и сейчас он валяется
внутри машины где-нибудь между сидениями или под бардачком.
Несколько поколебавшись, Валерия выбрала из списка контактов другой
номер. Этим номером пользоваться не хотелось, он достался ей не совсем
честным путем, так, на всякий случай достался. Вот случай и приспел.
– Иван Викторович? Вы не могли бы передать Надежде Михайловне?.. Я
этого извращенца поймала. Если хочет, пусть приезжает и с ним разбирается.
И только проделав все это, она подошла к верному другу Михе и,
поглаживая его новые шрамы, зашмыгала носом.
Вчера Надежда так и не смогла толково объяснить Лапину, кто такой
Феликс Зубов. Его, кажется, только этот вопрос и интересовал. А еще то, зачем
она села к нему в машину и куда с этим хлыщом собралась ехать.
Зато она постаралась это объяснить ребятам из полиции, приехавшим
забрать бизнесмена из глубинки с собой. Ребят вызвонил Берзин.
После звонка Ивана Петрас довольно быстро примчался их выручать,
оседлав служебный микроавтобус. Благо, что драма, похожая на фарс,
развернулась не особенно далеко от их офиса. До его приезда Лапин к
Надежде с расспросами не лез, они стояли на краю тротуара молча, подставляя
спины холодному февральскому ветру. Он больше не обнимал ее за плечи и не
прижимал ее голову к груди. Как-то так получилось. Надежда жалела, а с другой
стороны, что толку обниматься?
Надина шуба на удивление быстро обсохла, но она все равно
чувствовала озноб, и сердце билось какими-то неправильными толчками, и
спазм стискивал горло. «Все-таки надышалась», – подумала она почти
равнодушно. Ее больше беспокоило то, что Лапин был голый, точнее – без
дубленки. Лапина ей было жалко, и она боялась, что он может простудиться и
заболеть.
Когда Петрас подкатил свой микроавтобус, и они оказались в тепле
салона, то прежде чем ехать куда-либо дальше, Лапин потребовал от Надежды
объяснений. Надя попыталась, но получалось бестолково и слишком длинно.
Однако суть рассказа была понятна: Киреева по уши влезла в чужие дела и
чуть было не поплатилась за это.
Лапин слушал ее негодующе, Берзин – невозмутимо. Чистый прагматик,
он вычленил все, что относилось к недавнему инциденту, и сразу же вылез
посмотреть на брошенный коврик, а потом подобрал с мостовой почти пустую
бутыль.
Бутыль понюхал осторожно, покашлял. Остатки жидкости вылил прямо на
асфальт, а саму бутыль и коврик упаковал в пакет, вернулся в автобус и
пристроил пакет на одно из сидений. Спросил Надежду, как все-таки она себя
чувствует. Потом раскрыл свою аптечку, извлек из нее какую-то ампулу,
надломил, сунул в нос и приказал дышать. Надя послушно дышала, и через
какое-то время ей стало легче.
– Что это? – спросила она Берзина, возвращая стекляшку.
– Антидот. Им армейские аптечки комплектуют, а я по привычке вожу.
Тут как раз позвонила Валерия. Трубку Лапин Надежде так и не дал, а
сразу сунул ее Петрасу, чтобы тот уточнил у Буровой адрес и проезд.
Когда они домчались до места и встали, уткнувшись капотом в тяжелый
зад Лериного джипа, Лапин приказал, чтобы Надежда не выходила, но она,
конечно, не послушалась. Пока выбиралась из микроавтобуса и протискивалась
