Что-то подсказало мне, что с ней не все в порядке.
- Доктор говорит, что я должна была уйти в декрет раньше. У меня все как-то быстрее оказалось...
- Дело только в этом? Она вздохнула.
- Не только. Кто-то хулиганит по телефону. Угрожает.
- Ничего не бойся, Гезель. Я скажу - с сегодняшнего дня тебя будут отвозить на машине. Она улыбнулась.
- Мне звонили? - спросил я.
- Из обкома. В четырнадцать собирают административные органы. Вас просили приехать за час. К Митрохину.
- Меня - одного?
- Да.
- Непонятно. Бала звонил?
- С самого утра. Он хотел прийти, но почему-то задерживается. Я даже волнуюсь. Звонила его мама из Баку. Она не может к нему дозвониться: никто не берет трубку.
- Тогда, пожалуйста, найди его.
- Кроме того, вас хотела видеть вдова Ветлугина... - Гезель прислушалась к шагам в коридоре. - Наверное, это она!
Это действительно была Ветлугина. Она явилась по собственной инициативе и выглядела весьма решительно. Я сразу это заметил. Арест Баларгимова изменил ситуацию.
- Мне бы хотелось дополнить показания о гибели мужа...
- сухо сказала она.
Я пригласил ее в кабинет, молча указал на стул.
- Мне рассказала одна женщина, - Ветлугина начала с конца. Мы с ней вместе работаем. А ей говорил сын - он осенью утонул на рыбалке... Моего мужа застрелил Баларги-мов. На берегу, рядом с метеостанцией.
Я боялся ее вспугнуть, но все же спросил:
- За что?
- Не знаю. - Она достала платок, вытерла сухие глаза. - Ждали как раз лодку с рыбой, а Баларгимов ходил с ружьем. Пьяный. Подавал сигналы - в каком месте подплывать к берегу... Тут это и произошло.
- Что потом?
- Там была весельная лодка одного казаха - вечно пьяного. Тоже браконьера...
Я вспомнил громадного лысого азиата - в галифе и телогрейке, угрожающе кренившегося к земле в мой первый приезд на метеостанцию, похмельный памятник, возникавший на площади перед бывшим банком.
"Адыл Абдтоазаков!" Именно он притащил в "козлятник" кричащего, отбивающегося карлика Бокассу, когда тот порезал Мишу Русакова.
- Баларгимов направил ружье на казаха, потом да другого - маленького сумасшедшего старичка карлика, который ему служил...
"Бокасса!"
- Приказал поднять Сашу, вывезти на лодке в залив и бросить в воду. Они это и сделали. Не очень далеко от берега. И ружье это туда бросили...
- Вы подтверждаете, что у мужа ружья не было?
- Никогда! И боеприпасов тоже... Или я, или его брат - мы бы их видели!
- Кто же их принес в дом? Ветлугина поколебалась.
- Милиция, наверное, во время обыска. Их приезжало несколько человек. Старшим был Бураков.
- Вы можете написать об этом собственноручно?
- Конечно. Теперь уже все равно.
Я дал ей чистой бумаги, посадил в кабинет Балы:
- Когда напишете, передайте, пожалуйста, секретарю.
Я спустился в дежурку. Здесь были уже известны последние новости.
Моего однокашника подняли с кровати. Он устроил скандал, сказал, что пойдет в тюрьму с партбилетом, но, узнав, что арест согласован наверху, сразу стих.
Супруги были готовы к обыску. Никаких ценностей и сберкнижек у Агаева не нашли и не описали, кроме видеосистемы и машины "Жигули" - ВАЗ-2105, на которой он ездил по доверенности от тестя.
Единственное, что всех очень удивило, прямо-таки поразило, - огромное количество мужских костюмов - около ста! - висевших в его комнате. Все новые, один-два раза ношенные, импортные и отечественные, разных цветов и покроев. Агаев объяснил, что все они являются носильными вещами и не могут быть описаны.
В квартире, перед тем как вести кмашине, на Эдика надели наручники.
Одновременно с Агаевым был арестован и Бураков. У него тоже не нашли никаких ценностей. Жена Буракова объяснила, что у мужа была другая семья, которую он тщательно скрывал, - сбережения и зарплату держал там, дома бывал редко. Соседи подтвердили ее показания. Не обнаружили даже огромной библиотеки, которую Бураков собрал в надежде, будучи на пенсии, заняться серьезным чтением.
Ни Агаев, ни Бураков виновными себя не признали.
Агаев показал, в частности, что знал Баларгимова как человека ранее судимого и по долгу службы - в порядке предупреждения новых преступлений с его стороны - иногда бывал у него дома с беседами профилактического характера, о чем всегда составлял справки. Он поражен, узнав, что Балар-гимову в течение трех лет удавалось открыто в три смены снаряжать лодки за осетровыми и продавать улов на берегу. Свидетельские показания против себя Агаев рассматривал в качестве мести ему за партийную принципиальность при выполнении служебного долга, как отплату за нежелание идти на компромисс с браконьерской мафией.
Я был еще в дежурке, когда с самыми свежими новостями приехал Хаджинур Ореэов - в последнюю минуту, по рекомендации Балы, его тоже включили в следственно-оперативную группу.
Мы поднялись ко мне.
- Бураков п о п л ы л... - сообщил Хаджинур, когда мы остались вдвоем.
- Начал давать показания?
- Пока нет. Но просил дать подумать...
- Да-а...
Главари восточнокаспийской мафии, снимавшие процент с браконьерской ловли осетровых, конечно, никогда не контактировали непосредственно с шефом лодок, поручая это кому-то в самом низу.
Судя по всему, этим и занимался Бураков. По приказу Агаева он взимал ежемесячную дань, сообщал браконьерам о повышении "налога", организовывал уничтожение лодок наиболее строптивых и несговорчивых.
Теперь все упиралось в его показания.
"Поплывет Бураков - и следствие выйдет бог знает на какой уровень! Умолчит - примет весь удар на себя. Нет, Буракову не выдержать очных ставок с браконьерами, которые давали ему деньги..." - подумалось мне.
- Он уже в тюрьме?
- Да.
- А что начальник рыбинспекции?
Цаххан Алиев снова оказался хитрее и удачливее всех - в час, когда следственно-оперативная группа покинула Дом рыбака, он, предупрежденный кем-то, обманом захватил катер на воздушной подушке - "гепард", принадлежащий заповеднику, и скрылся.
- Если по тихой воде да не подвели рубчатые ремни, он куда хочешь умотал... - Хаджинур был возбужден, как гончая, почувствовавшая азарт псовой охоты, опьяняющую радость преследования и гонки. - Сейчас, наверное, уже на Кавказе. А может, в России...
Дела Хаджинура складывались удачно - руководители группы заметили сметливость и трудолюбие молодого лезгина - за его судьбу, по крайней мере на данном этапе, можно было не беспокоиться.
Он ушел, а я все сидел за столом.
Тайное становилось явным. Преступления, совершенные группой, как обычно, раскрывались все одновременно.
- Игорь Николаевич! Не забыли? - Гезель в дверях показала мне на часы. - Может, лучше раньше приехать? Они не любят, когда опаздывают!
- Сейчас еду. Мне надо еще заскочить на набережную... Бала не появился?
- Нет. Я звонила - дома его тоже нет.
Садясь в машину, я увидел у ворот отца Умара Кулиева вместе с его снохой - они проводили теперь много времени у нас во дворе, ожидая известий.
Он пожелал мне счастливого пути, а его строптивая спутница, похоже, наконец улыбнулась.
Анна уезжала паромом "Советская Нахичевань". Я наблюдал с верхней дороги. Мелкая пыль, принесенная ветром, в городе была совсем незаметна, но, глядя сверху, можно было заметить, что он весь в дымке - небольшой, уютный, опущенный в неглубокое седло между двумя вершинами, названными в честь царских генералов - путешественников и топографов.
Паром медленно отвалил. На причале было пусто и голо. Надрывно прокричал маневровый паровозик внизу, тащивший игрушечные платформы с контейнерами.
"Познай самого себя!" - говорили древние. В школе я не раз смеялся над заблуждением мудрецов: да что может быть проще! Разве я не знаю, что у меня на уме? Куда собираюсь сегодня? Завтра? "Познать другого!" - вот проблема! Кто он? Какие у него намерения?
Святая простота! Что я знаю о себе? Не буду ли я всю оставшуюся жизнь мечтать об Анне, как об утерянном рае, утраченном навсегда отчем доме?
Не оглядываясь, стартовал я в нашей прокурорской "Ниве" кратчайшей дорогой - через перевал - и уже через несколько минут был в центре Нахалсгроя, у парикмахерской Гарегина.
Но что это? Согомоныч стоял на своем традиционном месте, только на этот раз он смотрел внутрь здания, словно не решаясь войти. Представитель частного капитала слышал шум подъехавшей машины и даже, как мне показалось, на мгновение глянул в мою сторону, прежде чем отвернуться.
Я вышел из машины, подошел ближе, и мне открылась картина варварски уничтоженной парикмахерской.
Дверь частного предприятия была высажена, она так и стояла с отжатым ригелем замка; окна разбиты. Внутри злоумышленники разбросали, затоптали, побили все, что попалось им под руку.
- Надо вызвать милицию. - Я тронул Согомоныча за плечо.
- Нет, - он отвел глаза. - У нас так не Делается. Нужно сделать вид, что ничего не случилось, - он взглянул на меня. - Жаль только, чтоя не могу теперь по-прежнему заниматься вашей головой...
