Ознакомительная версия.
— Отчасти проблема состоит в том, — продолжал я, возможно, столь же несносным голосом, как и голоса окружающих, — что я еще помню времена, когда никто никуда не бежал.
Теперь же бег стал обязательной составляющей жизни. Бег — это мудрость. Бег — это абсолютное благо, наш ритуальный путь к благосклонности богов. Беги, и все будет хорошо. Если бы мы пребывали в лоне католической церкви, святость каждого определялась бы временем, которое кандидат провел в кроссовках. «Да, конечно, отец Брайан трудился на благо других и спасал чужие жизни и добро, но каков его результат забега на милю? Отец Нейт? И думать не смейте. Он за всю жизнь не пробежал и половины марафонской дистанции». Мы потеряли чувство меры, чувство здравомыслия, в то время как по всему миру, в странах, где у людей нет времени или денег на подобную чушь, нас все больше терпеть не могут за то, что мы ведем себя так, будто владеем всей планетой. Но кого это на самом деле волнует? Новая диета завоевывает популярность! Дженнифер Лопес купила себе новое украшение — посмотрите, как оно великолепно! Кого беспокоит, что творится в какой‑то дыре, где даже не говорят по‑американски? Жизнь прекрасна! Откройте для себя новый кофе без кофеина!
В конце концов я выдохся, и у меня закончилась выпивка. Я заметил, что молодые люди за соседними столиками смотрят на меня так, словно я пытался подвергнуть сомнению основы мироздания.
— Идите к черту, — громко посоветовал я.
Все отвернулись.
Даже Нина смотрела на меня, подняв брови.
— Похоже, доза антидепрессанта тебе бы сейчас не помешала.
— Будь проклят этот мир, — в замешательстве пробормотал я. — И все люди в нем тоже. Пусть он катится ко всем чертям. В Армагеддон.
— Угу, я помню, как все было, когда мне было пятнадцать, — сказала она. — Не бойся. Все пройдет.
Она встала.
— Пойдем, Уорд. Я пьяна, а ты вообще нагрузился. Пора домой.
Я увидел на столике чек и понял, что где‑то в последние пятнадцать минут она расплатилась по счету.
Соскользнув с табурета, я последовал за ней на улицу, чувствуя себя крайне глупо. И кое‑что еще.
К тому времени, когда мы нашли такси и вернулись в дом Нины, я уже не испытывал ничего, кроме усталости. Большая часть поездки прошла в молчании, хотя неловким это молчание вряд ли можно было назвать. Я даже совершил выдающийся поступок, заплатив за такси, а потом споткнулся и едва не упал, выходя из машины. Возможно, Нина была права. Для мужчин порой существует порог психологического возраста — сколь бы старым иногда ни казалось мне мое тело, в душе я почти всегда ощущал себя пятнадцатилетним.
Когда мы вошли в дом, я направился прямо к кофеварке, по пути бросив взгляд на автоответчик Нины.
— Тебе сообщение, — сказал я.
Нина нажала кнопку и посмотрела на высветившийся номер.
— Это Монро.
Сообщение было коротким. Мужской голос отрывисто потребовал, чтобы Нина позвонила ему, как только вернется. Она закатила глаза, но сразу же нажала кнопку ответного вызова.
— Кабинет Чарльза Монро, — послышался громкий отчетливый голос на том конце линии.
— Это Нина Бейнэм, — сказала Нина, потирая глаза. — Меня просили перезвонить.
На другом конце не ответили, но три секунды спустя раздался голос начальника Нины:
— Нина, где вы были, черт бы вас побрал?
— Уходила по делам, — ответила она, явно удивленная его тоном. — Почему вы не позвонили мне на сотовый?
— Я звонил. Три раза.
— Вот как? Наверное, там было слишком шумно. — Она многозначительно посмотрела на меня. — Что случилось?
— Мне звонили из полицейского управления Портленда.
Нина сразу посерьезнела.
— Новое убийство?
— И да, и нет. Во всяком случае, жертва — не девушка. И при ней нет жесткого диска.
— Тогда что?
Монро помолчал, затем снова заговорил, медленно и осторожно:
— Позапрошлой ночью в полицейский участок явилась проститутка по имени Дениз Террел, которая пребывала в полной растерянности. Она заявила, что днем работала по вызову и произошло что‑то странное. Дальше она помнила лишь, что очнулась ночью возле мусорного контейнера. В конце концов они поняли, что у нее серьезная контузия, и отправили ее в больницу. На следующее утро она вспомнила кое‑что еще и начала рассказывать, что ее направили к одному из постоянных клиентов их агентства, но она договорилась с другим мужчиной, который откуда‑то знал о ее клиентуре. Он связался с ней напрямую и предложил ей денег в обмен за то, что она сообщит ему, где и когда она встречается с клиентом. Он сказал, будто тот должен ему кучу денег и он хотел бы поговорить с ним наедине. Девушка, которая работает под именем Черри, согласилась.
— Чарльз, можно ближе к делу?
— Портлендские полицейские поехали по указанному ею адресу. Там они нашли труп, принадлежавший некоему Питеру Ферильо — владельцу ресторана, имевшему связи в среде организованной преступности здесь, в Лос‑Анджелесе. Тело было обнажено и изуродовано, Ферильо выстрелили в голову и оставили в кресле. Полицейские обследовали всю комнату от пола до потолка, но ничего не нашли. Однако потом патрульный офицер обнаружил кое‑что на клумбе, в тридцати ярдах дальше по улице: открывалку для бутылок со следами крови. Крови Ферильо. На ней оказались отпечатки пальцев. Хорошие, четкие отпечатки. В полиции выяснили, кому они принадлежат.
Мне показалось, будто я мгновенно протрезвел. Мы с Ниной уставились друг на друга.
— Нина, — сказал Монро, — это отпечатки пальцев Джона Зандта.
По мере того как он ехал все дальше, он все больше осознавал, что его опутывает паутина. Паутина улиц, людей, мест и вещей, И другая паутина — паутина нового мира. Параллельная жизнь, где живут под адресами электронной почты и делают покупки в интернет‑магазинах. Там можно найти очень многое и даже почувствовать себя богом. Все, что существует в паутине Сети, — информация в том или ином виде; но в наше время в Сети существует практически все, так что, можно сказать, весь мир превратился в чистую информацию. Все в мире выражается посредством нее, через набор слов и изображений. Это касается всего, что мы покупаем и на что смотрим, наших привычек и желаний, наших контактов с другими, всего того, за чем мы подглядываем, чем восхищаемся и что нас влечет. Все наше существование пропитано информацией. Она больше не подчиняется нам. Она повествует миру нашу историю, и иногда для этого приходится кое‑что предпринимать.
Для него история началась заново, когда он нашел там Джессику. Конечно, таких, как Джессика, много, но среди них была и единственная. Найдя ее, можно было открыть окно в ее жизнь, убеждаясь в ее существовании, но точно так же можно было его и закрыть. Можно было завершить программу или даже перезагрузить компьютер, и тогда прошлое исчезало, и можно было начать все заново. Клавиша «Удалить» существует не просто так. Иногда нужно начать сначала.
Одна из его любимых серий снимков с веб‑камеры была сделана в Питтсбурге, городе, в котором он никогда не был. Она состояла из трех изображений, относившихся к интервалу с 5.43 до 6.14 однажды утром в конце мая 2003 года. Все они были сделаны одной и той же камерой, хотя ее направление и степень увеличения менялись от снимка к снимку, вместо того чтобы давать одну и ту же неизменную картинку. На первом снимке рассветное небо, покрытое розоватыми облаками, занимало верхнюю половину кадра. Внизу слева струилась река Аллегейни, в темных водах которой отражались три моста. Повсюду — на улицах, вдоль берегов реки, вокруг фонтана и бассейна в конце парка Пойнт‑Стейт, у супермаркета — горели огни, маленькие белые точки, казавшиеся в угасающих сумерках золотистыми или розовыми.
Второй снимок был сделан со значительно большим увеличением, и за прошедшие четверть часа камера успела повернуться в другую сторону. Трудно было сказать, какой именно части города соответствует эта картинка. Кадр в основном заполняли деревья, а также тянувшийся среди них участок ведшего в город шоссе, на котором можно было заметить несколько автомобилей — ранние пташки, спешившие на работу. Изображение казалось более ярким, поскольку на нем было меньше неба.
Последняя картинка показывала слияние двух рек, снятое под несколько другим углом. Камера была повернута чуть к югу, к тому месту, где Мононгахила сливалась с Аллегейни у все еще погруженного во мрак моста Форт‑Питт. Огней нигде не было видно — то ли в городе выключали свет ровно в шесть, то ли их уже не было заметно на фоне посветлевшего неба.
Он немало времени провел за изучением этих картинок, постепенно понимая, что на самом деле говорит Сеть о тех, за кем наблюдает. Становилось ясно, что можно жить в городе, быть одним из его обитателей и при этом не осознавать, что являешься частью чего‑то большего. Примерно то же можно было бы сказать о мышах, живущих в человеческом доме, — это их местожительство, но это вовсе не означает, что они имеют какие‑то права, что их кто‑то воспринимает всерьез, что они не являются законной добычей для кошек и мышеловок. Точно так же можно сидеть целый день в ресторане, но при этом оставаться не более чем посетителем, временно занимающим место, принадлежащее кому‑то другому, место, на которое ты получил право, отдав деньги за кофе и гамбургеры. Даже если у тебя есть свой собственный уютный дом в пригороде, тебе все равно приходится платить за все: отдавать кредит, который ты взял, чтобы купить дом, откладывать деньги на лечение зубов сына и на будущую свадьбу дочери, оплачивать страховку, которая может покрыть расходы на операцию для родителей, но не спасет их жизни. Ты тратишь свое время, отдавая его тем, кто использует его ради собственной прибыли, продавая свою продукцию ценой твоей жизни. Твое время становится ее тайным ингредиентом, дополнительной приправой; твоя жизнь раздается бесплатно на дне пакетов, словно рекламные вкладыши. Взамен тебе помогают отдать долги банку, больницам и самой судьбе — и ты мотаешься каждый день туда и обратно, между домом и работой, на машине, за которую ты выплачиваешь кредит и которую, как бы ты о ней ни заботился, увезут из твоего гаража на буксире через несколько дней после того, как не будет сделан очередной взнос.
Ознакомительная версия.
