готовить так и не научилась. Я уже привыкла и не чувствую, видно. Берите салфетки, и пойдем в комнату.
Лариса Ильинична разложила приборы на журнальном столике, который подкатила поближе к дивану.
Я опять уселась рядом с Иваном и мельком на него посмотрела. Он еле заметно кивнул.
– Так что еще вам рассказать? – спросила Конева, усаживаясь напротив и пододвигая к нам чашки.
Пришлось отпить глоток. Несмотря на то что я не большой любитель чая, напиток показался мне отменным – в меру крепким, но не горьким, с приятным травяным ароматом. Иван тоже хлебнул из чашки, после чего уткнулся в телефон и, похоже, начал с кем-то переписываться.
– Мы как раз и хотели узнать, что вам известно о жизни Андрея Светлова, – ответила я, – говорите, его жена повар?
– Да, раньше работала в нашей школе, но потом уволилась, и где она сейчас, я не знаю.
– А как они познакомились, вам известно?
– Мне рассказывали, что на какой-то дискотеке… Вы поймите, я же многого не знаю. После того как Андрей с Аленой расстались, мне недосуг было следить за его судьбой, да и интереса особого не было. Так, слухи какие-то доходили. Иногда я видела его на улице, но не подходила. Кивнем друг другу издалека, и все на этом.
– Но вы говорили, он приходил к дому Алены.
Лариса Ильинична поставила свою чашечку на стол и откинулась на спинку высокого стула. Часы за ее спиной пробили три часа дня.
– Нина об этом рассказывала. Говорит, сижу на кухне, чай пью и на улицу гляжу. А там в кустах стоит кто-то. Капюшон на голову натянул и в сторону наших окон, мол, смотрит.
– Так, может, не он это был? – спросил Иван. – Мало ли кто в капюшоне мог стоять.
– Андрей всегда в свитере с капюшоном ходит. Стиль у него такой. Да и потом, кому, кроме него, потребовалось бы в Аленкины окна заглядывать? – Лариса Ильинична торжествующе приподняла бровь, демонстрируя нам, что ей аналитические способности тоже не чужды.
– И что, этот человек просто стоял в кустах и смотрел?
– Ну да. Нина его раза четыре замечала. Постоит, постоит и пропадет.
– Как это пропадет? – удивилась я.
– Ну, сестра же не торчала все время в окне. Ей вообще неловко было на этого Ромео смотреть. Заметит – и из деликатности делает вид, что не заметила. А потом спустя полчаса в окно выглянет – его уж нет. Мы только посмеивались над этим между собой.
Я посерьезнела:
– То есть Нина Ильинична ни разу не видела, как этот человек приходит и уходит?
Тетка Алены пожала худыми плечами:
– Вроде нет. Мне она ни о чем таком не говорила. Да и какая разница? Он это был, Андрей, говорю же вам.
– Хорошо, – сказала я, – а почему вы сказали, что жена устраивала Светлову сцены из жизни японских самураев?
– Ах это, – Лариса Ильинична чисто учительским жестом сняла очки и потерла переносицу, – так она с ножом на него кидалась из ревности. Вся школьная столовая об этом сплетничала. Тогда эти двое даже женаты не были.
– Что вам известно об этом случае?
– Говорили, что эта истеричка очень ревнивая. Андрей – парень видный, женским вниманием не обделен. Ее это выводило из себя. Сама девушка не особо привлекательная, вот и бесилась от любого взгляда, брошенного в его сторону. В общем, мне рассказывали, что однажды какая-то знакомая по старой памяти заглянула к Светлову домой, а его дама набросилась на гостью с ножом. А потом на него. Как после такого можно было жениться на этой ненормальной, я не понимаю.
Мы допили чай, поблагодарили за беседу и попрощались.
– Если это Светлов, дайте знать, – сказала напоследок Лариса Ильинична.
Она стояла в дверях, вытирая руки о передник – я заметила, что это у нее такая разновидность нервного тика.
– Я приеду в тюрьму плюнуть ему в лицо. Все-таки Качанов был прав, заставив Алену порвать с этим типом.
Я ничего не ответила.
* * *
– Быстрее, – сказал Иван, когда мы вышли из дома Коневой.
– Почему?
– Я криво повесил фото. Вы слишком быстро вернулись. Чудо, что она не заметила, пока мы разговаривали.
Привычный квест по колдобинам двора – и мы уже прыгаем в машину. Иван выдернул футболку из джинсов – под ней, зажатая между ремнем и телом, виднелась мятая общая тетрадь. Он вытянул ее и передал мне.
– Поехали, поехали, – поторопила я Ваню, принимая дневник, теплый от его тела.
Иван сдал назад, и машина, взревев, съехала с обочины на проезжую часть. В эту же секунду в окне своей квартиры показалась Лариса Ильинична, которая неистово дергала раму, чтобы распахнуть створку и что-то нам крикнуть. Лицо ее раскраснелось от гнева и выражало злостное отчаяние. Но мне не было ее жаль.
– Все еще считаешь, что мы совершили преступление? – спросил Иван, бросая на меня быстрый взгляд.
– Нет, – ответила я, раскрывая добытую тетрадь, – преступление – это шантажировать безутешного отца дневником дочери. Или похищать личные записи племянницы с целью незаконной наживы.
– Согласен. Что там? Есть что-нибудь интересное?
– Пока не знаю. Надо разобраться. Посижу сегодня вечером и просмотрю подробно. На ходу почерк трудно читать.
– Я заметил, несколько страниц вырваны, – сказал Иван.
Я полистала дневник и действительно обнаружила ободранные корешки.
– Да, ты прав. В конце не хватает страниц, и в середине тоже есть вырванный кусок.
– Что делаем дальше?
– Не знаю. Погоди, дай собраться с мыслями. Есть какое-то чувство, не могу его уловить. Мне кажется знакомым этот почерк.
Иван притормозил у обочины. Какая-то девушка, остановившаяся у автобусной остановки, с интересом оглядела «додж» и улыбнулась водителю. Иван расплылся в ответной улыбке.
– Господи, если бы меня тут не было, она была бы уже на переднем сиденье, – с раздражением заметила я.
– Это ревность? – рассмеялся Иван.
Похоже, он был в хорошем настроении. Неизвестно почему, но меня это злило. Для него наши поездки и допросы были развлечением.
