Ознакомительная версия.
– А это... м-м... не соответствует действительности?
– Не знаю, – честно ответил Ярослав. – Но больно уж у вас все ясно. Я – плохой. Соответственно ваш клиент – очень хороший. А допускаете ли вы, что в жизни, помимо основных цветов, есть полутона? Так и я. Я – не такой подлец, каким вы меня так старательно изображали. Я струсил, признаю. Испытание оказалось мне не по зубам. Сначала рак и эта ее операция по удалению груди. Я крепился и изо всех сил старался ее поддержать: хлопотал насчет отдельной палаты, договаривался с врачом, даже этого вашего Бойко привлек, только бы Веронике не было скучно в мое отсутствие. Конечно, я не заменил ей сиделку: не торчал круглые сутки в ее палате. Но, положа руку на сердце, много вы видели приятелей и мужей, способных взять на себя все тяготы ухода за их тяжелобольными подругами?
Дубровской совсем некстати вспомнился ее муж, и она усомнилась в том, способен ли он менять под ней судно.
– Да, таких людей немного, – сказала она с досадой. – Но, к счастью, они все-таки есть, и один из них – Виталий Бойко.
– Опять вы о нем, – поморщился Ярослав. – Помните, что я вам говорил про полутона? Так вот, этот парень – тоже не ангел, коим вы его себе вообразили. Он сумел оказаться в нужное время в нужном месте, только и всего. Ни за что не поверю, что он действовал не из-за корысти. Мои деньги он все-таки взял!
– Он передал их в фонд больницы! – возмутилась Елизавета.
– Да? И у вас есть тому доказательства? – издевательски поднял бровь он. – Что же вы не предоставили суду квитанции, чеки, не знаю, выписки из бухгалтерских документов? Скажите, куда делись мои деньги?
– Он просто положил их в ящичек на первом этаже больницы! Я, между прочим, была там и видела эту коробку, наподобие почтового ящика, для тех, кто хочет сделать пожертвования в фонд больных раком. В прорезь кидаешь купюры и уходишь с чистой совестью и даже без чека!
– И вы ему поверили? – усмехнулся Непомнящий. – Впрочем, зачем я вас об этом спрашиваю? Вы же – его адвокат.
– Да, я – его адвокат. Но, кроме того, я еще... я верю ему.
– Блаженны верующие!
– Как вы можете так говорить...
– Дождемся того, что скажут присяжные, – кивнул Ярослав. – К чему ссориться? Я все-таки верю, что разум победит.
– А я надеюсь, что у присяжных, помимо разума, есть еще и сердца, – сердито бросила Дубровская.
– Тогда я боюсь, что справедливость не восторжествует, – улыбнулся Непомнящий своей фирменной улыбкой, в которой уже не было и тени раскаяния...
* * *
Когда присяжные один за другим стали заходить в зал, Дубровская почувствовала, что ей не хватает воздуха. Слишком многое стояло на кону. Она не могла позволить себе крикнуть: «Постойте! Этому человеку нужен другой адвокат, более квалифицированный, чем я. Если я не смогла убедить вас в его невиновности, это только моя проблема. Виталий здесь ни при чем». Но она хранила молчание и изо всех сил цеплялась за спинку своего стула. Бойко улыбался ей из-за тонированного стекла какой-то болезненной, кривой улыбкой. Он тоже ощущал важность момента.
Лица присяжных казались непроницаемыми, прочесть на них решение не было никакой возможности. Дубровская слышала где-то, что присяжные стараются отвести взгляд в сторону, если вынесли обвинительный вердикт, и ее наблюдения, похоже, подтверждали самые худшие прогнозы.
– Присяжные, вы вынесли вердикт? – спросил Глинин, и старшина заседателей кивнул.
– Да, ваша честь.
Он подошел к председательствующему и передал ему вопросный лист.
Глинин пробежал по нему глазами несколько раз. Лицо его казалось невозмутимым. Он взглянул на Дубровскую, а потом на Латынина.
«Что это значит? Что?» – стучала в мозгу беспокойная мысль.
– Можете зачитать вердикт, – разрешил судья, и старшина присяжных двинулся на свое место. Дубровской казалось, что прошла целая вечность, пока он не занял свое место в ряду заседателей. Мужчина оглядел зал. Должно быть, это был незабываемый момент в его жизни, который он тянул, как резину. «Да читай же ты наконец», – молила про себя Елизавета, злясь на то, что можно быть таким нерасторопным. Мужчина прочистил горло.
– Итак, мы приняли решение, – начал он. – Не скажу, что оно далось нам легко. Мы много спорили. В ходе голосования наши голоса разделились...
Дубровская почувствовала, что ее естество тоже разделяется на две части. Еще немного, и душа адвоката воспарит прямо к потолку судебного зала, оставив внизу бесполезную земную оболочку.
– ...Шесть голосов было подано против подсудимого. Шесть в его пользу. – Старшина беспомощно взглянул на председательствующего, словно спрашивая, как с этим быть.
– Согласно закону при равенстве голосов присяжных считается принятым оправдательный вердикт, – подвел черту Глинин. – Подсудимый, вы свободны...
Его тон казался сухим, но никому уже не было до этого никакого дела. Дубровская смотрела, как открывается дверь стеклянной темницы, в которой находился Виталий, и он выходит оттуда, подозрительно косясь на конвой. Люди в форме расступаются, и оправданный делает шаг, потом другой... Он останавливается, точно ожидая грубого окрика за спиной и металлического лязга наручников. Но ничего не происходит, и Бойко, стеснительно улыбаясь, направляется в сторону адвоката. Дубровская стоит, опустив руки, сама ощущая себя не лучше своего клиента. Бойко на свободе? Неужели это не сон? Но внезапно оцепенение исчезает. Тишина разбивается на множество мелких осколков, и Лиза чувствует, что мир вокруг нее наполняется звуками. Она слышит отдельные хлопки, удивленные возгласы и гул множества голосов. Она ловит на себе любопытные взгляды присяжных, которым не терпится увидеть, как отнесется к своей победе адвокат. Высокая фигура подсудимого разом заслоняет от нее весь мир. Виталий заключает ее в объятия, а Дубровская утыкается носом в его плечо. В глазах предательски щиплет, и ей кажется, что она расплачется сейчас у всех на глазах. Это было больше, чем победа. Бойко был больше, чем ее клиент.
– Все закончилось, – шептал он, баюкая ее в руках, как малого ребенка.
Лиза радостно улыбалась, по капельке впитывая в себя свое счастье. Ей казалось, что она не выдержит груза свалившейся на них удачи. Она просто задохнется от эйфории, от чувства небывалого облегчения, дарованного фразой «освободить из-под стражи в зале суда». «Он свободен! – стучало сердце. – Я свободна. Все закончилось!» Ноги ее подкосились. Мелькнуло изумленное лицо Виталия, калейдоскоп чужих, любопытных глаз, Лиза почувствовала, что теряет сознание...
* * *
Она пришла в себя в коридоре. Бойко нес ее на руках.
– Со мной все нормально, – забормотала она, стараясь освободиться. – Не стоит беспокоиться. Я просто посижу минутку на скамейке, и все пройдет.
– Но на вас лица нет, – произнесла секретарь. – Глинин просил вызвать «Скорую помощь».
– Ох, господи, не нужно никаких врачей. Я себя прекрасно чувствую, – сказала Лиза, наконец обретая под ногами твердую почву. – Не знаю, что на меня нашло. – «Обычно я не бываю настолько впечатлительной», – хотела добавить она, но побоялась обидеть Виталия, принизив значение их общей победы.
– Вы просто переутомились, – сказал он, и Дубровской эта версия пришлась по вкусу. Она действительно перестаралась, переутомилась и переволновалась. Бессонные ночи, мандраж перед выступлением, а затем долгое ожидание в коридоре доконали ее. Лизе было неловко сознаться в том, что минуты, проведенные ею в объятиях своего клиента, были самыми приятными за последние месяцы. Не окажись рядом зевак, она не стала бы так рьяно сопротивляться, стараясь покинуть крепкое кольцо его рук. Это было сродни возвращению в мир ее сновидений. Елизавета вспомнила, как занималась любовью с Виталием, и ее нежное лицо залила горячая краска.
– Водички? – спрашивала ее секретарша, поднося к самому лицу стакан с водой. Дубровской показалось, что она чувствует запах болотной тины.
– Я не хочу, – отвернулась она. – Уберите это. Я просто переутомилась.
– Вы выглядите не очень, – подтвердила девчонка, сияя красотой и свежестью своих двадцати лет. – Вам нужно чаще отдыхать и стараться не принимать близко к сердцу проблемы клиентов. Сколько у вас еще будет таких...
Она скользнула взглядом по худощавой фигуре Виталия.
Дубровская почувствовала раздражение. Почему она позволяет этой девице давать советы? Почему не попросит оставить их в покое?
– У нас все будет хорошо, – сказала она и, ощутив на губах внезапный вкус местоимения «мы», на секунду смутилась. Виталий, казалось, понял ее и утвердительно кивнул.
– Все будет замечательно...
Дубровская чувствовала себя юной девушкой, собиравшейся на первое в жизни свидание. Вернее, это было что-то вроде благодарственного ужина, который Виталий предложил организовать в ее честь. Пикантная деталь, которая заставляла сердце Лизы сжиматься от сладостного возбуждения, заключалась в том, что их встреча планировалась в квартире Бойко, а не в ресторане или кафе, что было бы логично и понятно всем. Но Мерцалов уехал в командировку, и у Елизаветы не было необходимости отчитываться перед кем-либо. Все складывалось на редкость удачно, словно сама судьба встала на сторону Виталия и Лизы.
Ознакомительная версия.
