Сосковец занимает отдельную палату на Алтынке. «Коктейльчик», что добрый доктор приготовил для меня, сжег ему мозг, и теперь Евгений Павлович целыми днями следит за перемещением солнечного зайчика по стенам своей обитой мягким войлоком палаты.
Клиника его закрылась, пациенты вернулись по домам.
Ксения исчезла в неизвестном направлении. Думаю, блондинка уехала из города сразу же, как узнала о смерти Третьяка. Я не собираюсь гоняться за этой идиоткой по всему земному шарику. Пусть ищет свое простое женское счастье, только где-нибудь подальше от меня.
Вскоре после окончания этой истории я приехала к Узбеку с намерением поговорить по душам. Ассириец завел меня в заднюю комнату и там встал передо мной на колени, прося прощения за то, что сделал. Оказалось, Ксения его шантажировала, угрожала, что натравит на него своего любовника Третьяка. Блондинка представила дело так, что я без пяти минут труп. И тому, кто мне помогает, в этом городе не жить – Третьяк этого не позволит. От Узбека всего-то требовалось – кинуть мне в чай таблеточку и подать на подносике… Что он и проделал. Я злилась на ассирийца довольно долго – все-таки я считала его своим другом, а от друзей такого обычно не ждешь… но в конце концов я его простила.
Жизнь слишком коротка, чтобы дуться на друзей, правда?
С Кипчаком мы пару раз виделись – пересеклись, когда я сопровождала клиента – местного миллионера. Я вежливо кивнула Акиму, а он сделал вид, что со мной незнаком.
Депутата Дудникова мне прижать не удалось. Да, честно говоря, я и не ставила себе такой задачи.
Бонсай процветает у меня на подоконнике. Символ стойкости радует меня зелеными иголками.
Друзья обрадовались моему внезапному воскрешению, а про Милу и говорить нечего.
Больше всего меня удивил Белогуров. Я была чрезвычайно благодарна журналисту: если бы он не потащился следить за мной и не вошел в самый решительный момент с бюстом Наполеона наперевес (бюст он прихватил со стола самого психитара), не знаю, чем бы все кончилось.
Фанатский форум в Интернете продолжает свою работу. Правда, народ там сменился – ни одного из тех ребят, что тусовались там, когда мне это было интересно, не осталось. Так, какая-то молодежь чирикает… Я стараюсь не заходить на эту страничку. Лучше бы спортом занимались, право слово…
Так вот, Белогуров меня совершенно потряс. Примерно через месяц после того, как все закончилось, Антоша возник на пороге нашей квартиры. Мы с Милой как раз пили чай с пирогами. Тетя без ума от Антоши, поэтому молодой человек немедленно был усажен за стол.
– Женя… Евгения Максимовна… – Паренек отчаянно волновался, и я положила ему на тарелку кусок пирога побольше. Вот акулу пера точно не мешает подкормить…
– Ты что, предложение мне хочешь сделать? – поинтересовалась я, наливая журналисту чаю.
Антон вытаращил глаза:
– Какое… предложение?
– Ну, не знаю. Руки и сердца, к примеру.
– Да что вы, Женя, как я могу! – засмеялся Белогуров. Но шоковая терапия подействовала – ступор прошел, и Антон смог перейти к цели своего визита. – Вот. Это вам. – И Белогуров выложил на стол сверток в подарочной упаковке. Я с подозрением уставилась на бумагу с изображением снеговиков на лыжах.
– Это что? Новый год давно прошел.
– Это подарок. Для вас. А бумага еще с Нового года осталась. – Антоша мямлил, но глаза его горели непонятной пока гордостью.
– Женечка, не мучай мальчика, открой, – тихонько сказала Мила.
Я пожала плечами и развернула блестящую бумагу.
Под ней обнаружилась книга в обложке. «Фурия с пистолетом». И рисунок – грудастая девица с развевающимися волосами держит пистолет такого размера, какого и не бывает.
– Антон, это что такое?
– Это, Евгения Максимовна, книга моих рассказов. О вас.
Я закашлялась, потом спросила:
– Как это – обо мне?
– Ну, понимаете, – принялся объяснять Антон. – Пока вы были мертвой… то есть пока вас считали мертвой, я собирал о вас сведения. Старые дела, интересные эпизоды, то да сё…
– Короче, – мрачно произнесла я, уже понимая, в чем дело.
– Ну, я ночами от нечего делать сочинил десяток рассказиков… Потом послал их в издательство. Евгения Максимовна, я и сам не думал, что из этого что-нибудь получится! – заторопился Белогуров, увидев выражение моего лица. – А они взяли и напечатали… – Голос парня звучал все тише. – Ну хотите, я отдам вам весь гонорар… Хотя там не так уж много…
Я задумалась.
– Женечка, он же хотел как лучше, – тихонько проговорила Мила – знаменитый миротворец.
– Слушай, Антон, – наконец сказал я. – Я вовсе не сержусь. Как ни странно. Только знаешь что? Когда будешь писать вторую часть про эту твою… гидру с пистолетом, пиши ее с кого-нибудь другого, ладно?
– Интересно, с кого же? – слегка обиделся Белогуров. – Вы у нас в городе такая одна…
Антон взял кусок пирога и робко откусил.
– Ну, значит, придумаешь. Ты же журналист, профи. Не мне тебя учить…
Белогуров довольно улыбнулся, продолжая сосредоточенно жевать.
Я подложила Антону еще пирога и слегка толкнула парнишку локтем:
– Жуй давай… вон какой худой… доктор Ватсон.
– Как в старые добрые времена! – растроганно произнесла Мила.
Татьяна Коган
Человек без сердца
Отрывок
На правах рекламы
Психотерапевт Иван Кравцов сидел у окна в мягком плюшевом кресле. Из открытой форточки доносился уличный гул; дерзкий весенний ветер трепал занавеску и нагло гулял по комнате, выдувая уютное тепло. Джек (так его величали друзья в честь персонажа книги про доктора Джекила и мистера Хайда) чувствовал легкий озноб, но не предпринимал попыток закрыть окно. Ведь тогда он снова окажется в тишине – изматывающей, ужасающей тишине, от которой так отчаянно бежал.
Джек не видел окружающий мир уже месяц. Целая вечность без цвета, без света, без смысла. Две операции, обследования, бессонные ночи и попытки удержать ускользающую надежду – и все это для того, чтобы услышать окончательный приговор: «На данный момент вернуть зрение не представляется возможным». Сегодня в клинике ему озвучили неутешительные результаты лечения и предоставили адреса реабилитационных центров для инвалидов по зрению. Он вежливо поблагодарил врачей, приехал домой на такси, поднялся в квартиру и, пройдя в гостиную, сел у окна.
Странное оцепенение охватило его. Он перестал ориентироваться во времени, не замечая, как минуты превращались в часы, как день сменился вечером, а вечер – ночью. Стих суетливый шум за окном. В комнате стало совсем холодно.
Джек думал о том, что с детства он стремился к независимости. Ванечка Кравцов был единственным ребенком в семье, однако излишней опеки не терпел абсолютно. Едва научившись говорить, дал понять родителям, что предпочитает полагаться на свой вкус и принимать собственные решения. Родители Вани были мудры, к тому же единственный сын проявлял удивительное для своего возраста здравомыслие. Ни отец, ни мать не противились ранней самостоятельности ребенка. А тот, в свою очередь, ценил оказанное ему доверие и не злоупотреблял им. Даже в выпускном классе, когда родители всерьез озаботились выбором его будущей профессии, он не чувствовал никакого давления с их стороны. Родственники по маминой линии являлись врачами, а дедушка был известнейшим в стране нейрохирургом. И хотя отец отношения к медицине не имел, он явно был не против, чтобы сын развивался в этом направлении.
Ожесточенных споров в семье не велось. Варианты дальнейшего обучения обсуждались после ужина, тихо и спокойно, с аргументами «за» и «против». Ваня внимательно слушал, озвучивал свои желания и опасения и получал развернутые ответы. В итоге он принял взвешенное решение и, окончив школу, поступил в мединститут на факультет психологии.
Ему всегда нравилось изучать людей и мотивы их поступков, он умел докопаться до истинных причин их поведения. Выбранная специальность предоставляла Джеку широкие возможности для совершенствования таких навыков. За время учебы он не пропустил ни одной лекции, штудируя дополнительные материалы и посещая научные семинары. К последнему курсу некоторые предметы студент Кравцов знал лучше иных преподавателей.
Умение видеть то, чего не видит большинство людей, позволяло ему ощущать себя если не избранным, то хотя бы не частью толпы. Даже в компании близких друзей Джек всегда оставался своеобразной темной лошадкой, чьи помыслы крайне сложно угадать. Он никогда не откровенничал, рассказывал о себе ровно столько, сколько нужно для поддержания в товарищах чувства доверия и сопричастности. Они замечали его уловки, однако не делали из этого проблем. Джеку вообще повезло с приятелями. Они принимали друг друга со всеми особенностями и недостатками, не пытались никого переделывать под себя. Им было весело и интересно вместе. Компания образовалась в средних классах школы и не распадалась долгие годы. Все было хорошо до недавнего времени…
