– Татьяна... – представил Андрей.
Девушка смущенно улыбнулась и робко отвела глаза. Мы вошли в музей.
В египетском зале я остановился возле мумии несчастного жреца – современника Авраама. Мог ли он подозревать, что спустя четыре тысячи лет после погребения его тело будет выставлено на всеобщее обозрение? Мог ли он ожидать, что то, что должно было служить его вечному прославлению, послужит его вечному бесчестию? Как призрачны и обманчивы культы народов и как прочна вера Израиля!
Возле мумии я напомнил своим друзьям про связи многотысячелетней давности между Древним Египтом и Израилем. В греческом зале – про отношения между Древней Грецией и Израилем, в римском – между Израилем и Древним Римом.
Татьяна внимательно слушала, но вопросов не задавала. Обращалась только к Андрею, а вскоре вдруг заторопилась и, простившись со всеми, куда-то ушла.
– А почему здесь нет древнееврейского зала? – удивилась Сарит. – Ведь на нас вроде бы все было завязано?
– Наверно, потому, что вы не только древние, но и современные, – ответил Андрей. – К вашим древностям никто не способен отнестись бесстрастно.
– Зато вся наша страна – это большой зал всех этих культур, – сказал я.
Мы с Сарит пообещали Андрею показать ему в Израиле места, где раскопано до двадцати слоев разных эпох с соответствующими памятниками, включая памятники Древнего Египета, Ассирии, Греции, Римской империи, Византии и так далее.
Сарит подолгу и молча стояла возле картин. Кроме того, снаружи начался беспросветный дождь, так что в общей сложности мы провели в музее четыре часа и спохватились только, когда Андрей напомнил, что Семен с Катей собирались сегодня зайти попрощаться.
Обратно мы шли, перескакивая через блестевшие на солнце лужи и вдыхая особенный весенний запах дождя.
В киоске перед самым входом в метро Сарит увидела какие-то блузки.
– Ой, в Израиле таких не бывает. Надо купить! – радостно закричала она и стала выбирать подходящую.
Я было полез за деньгами, но осекся.
– Тьфу-ты, у меня же нет ничего! Я сегодня все свои доллары одному парню отдал.
– Какому еще парню? – грозно взглянул на меня Андрей.
Я рассказал про трагедию молодого человека с бульварного кольца, у которого умер брат и которому срочно понадобились деньги, чтобы улететь на похороны.
Андрей смотрел на меня со все возрастающим удивлением.
– Ты что, до сих пор не понял, что это мошенник?!
– Исключено! – спокойно сказал я. – Такое разыграть нельзя. Он у меня никаких денег не просил. Я сам предложил.
– Ты его просто опередил на пятнадцать секунд!
– Ты его не видел, Андрей, и поэтому так говоришь.
– Он тебе сказал, что сам он не местный?
– «Не местный?» – повторил я, медленно соображая... – Да, сказал…
– Он сказал, что приехал в Москву на заработки, но работу никак не найдет?
– Сказал.
– И еще он сказал тебе, что брат его погиб неожиданно и что он золотой парень, и прослезился?
– В общем-то, да.
Андрей с сожалением смотрел на меня.
- Ну, не знаю... – смутился я под его взглядом. – Может быть, и в самом деле мошенник.
Сарит молчала.
– Не может быть, а точно! У вас в Израиле что, таких не бывает?
– Попрошайки встречаются. Просит кто-нибудь пять шекелей «на проезд», а глаза у самого такие стеклянные, что сразу видно, что он никуда ехать не собирается. Но чтобы посреди улицы разыграть серьезную драматическую сцену! Нет, таких смоктуновских у нас в Израиле не встретишь. Скверно получилось. Можно было бы эти сто долларов умнее употребить!
***
Когда мы наконец добрались до дома, Семен и Катя уже стояли у подъезда.
– Мы тут не меньше десяти минут ждем твоего бронепоезда, – пожаловался Семен. – Впускай уже пассажиров.
– Если честно, то твоя кухня, Андрей, мне больше воздушный шар напоминает, чем бронепоезд, – заметила Катя, проскальзывая в парадную дверь.
– Воздушный шар? – удивился Андрей. – Почему воздушный шар?
– Достоевский где-то пишет про воздушный шар, на котором два отвлеченных существа встречаются, чтобы высказывать правду. Мне кажется, это именно то, чем вы с Семой на твоей кухне обычно занимаетесь.
– Почему на кухне? Мы с Семой везде этим занимаемся.
– Тогда тем более это воздушный шар. Где бы вы ни встретились – это будет семинар двух отвлеченных существ на воздушном шаре.
– В этом что-то есть! – рассмеялся Семен, остановившись посреди лестницы и перегородив всем путь. – Помнишь, Андрюш, мы с тобой однажды по весне ушли с лекции и побрели куда глаза глядят, обсуждая русский характер.
– Бесхарактерность, скорее. Ты доказывал, что это татарское иго сломило русский народ, а я все списывал на православие, на византийскую ментальность.
– Потом, помнишь, разговор как-то прервался, мы осмотрелись и видим, что сидим в зале ожидания Казанского вокзала! Как мы там оказались? Уму непостижимо.
– А вы по дороге случайно чего не выпили? – поинтересовалась Катя.
– Говорят же тебе, мы ничего не замечали вокруг. Считай, что нас просто перенесло с места на место на воздушном шаре.
Мы вошли в квартиру и накрыли на стол, нарезав селедки и соорудив совместными усилиями тот же роскошный зеленый салат, что и в прошлый раз.
Семен (видимо, по Катиному настоянию) вместо водки извлек шампанское и настоящий шоколадный торт.
– Ну что ж, от всего сердца желаем вам поскорее уладить все с бывшим мужем! – подняла тост Катя.
На шампанском знака кашрута, разумеется, не было, пить я его не мог, но чокнулся со всеми от чистого сердца.
– Вот, вот, – поддержал ее Андрей. – Смотри, Ури, не дай Пинхасу себя обдурить. Сделка крупная. Скажи ему: «Невесту вперед!»
– Да, ты прав, я как-то про это не подумал. Так ведь можно остаться и без невесты, и без рукописи.
– Кстати, о рукописи... ты уж там постарайся при случае еще что-нибудь переснять.
– Сделаю все, что в моих силах, но, честно говоря, не очень верю, что такая возможность представится…
- Но ты уж постарайся. В этой рукописи могут содержаться очень интересные вещи.
- Никто не сомневается, что интересные, но, подумай сам...
- Понимаешь, – перебил меня Андрей, – я вдруг понял, что Сарит была права.
– В чем?
– А в том, что в моей рукописи речь идет о «другом Иисусе», который в отличие от Иисуса первого был распят на праздник Кущей! – Андрей произнес это как-то торжественно и победно обвел присутствующих взглядом.
– Это что еще за другой Иисус? Мы еще не слышали про эту новость, – сказал Семен и весело мне подмигнул.
– Этой новости почти две тысячи лет, – не сдавался Андрей. – Представь себе, я вдруг сообразил, что Евангелия могут рассказывать именно о двух Иисусах: об одном – распятом на Пасху, и о другом – распятом на Кущи. Я не понимаю, как кто-то вообще до сих пор мог этого не замечать, мог не видеть, что в Евангелии говорится как будто бы о двух разных людях...
– Ну ты нас заинтриговал, председатель! Теперь уж давай выкладывай свое очередное великое открытие.
– Да ты взгляни внимательно на список различий между евангелием от Иоанна и синоптиками, список столь обширный, что по его поводу даже говорят: «Евангелий на самом деле не четыре, а три и одно»... Взгляни на этот известный с далекой древности список и честно скажи себе, что объединяет главных героев этих евангелий, кроме имен? Теперь представь, что одного из них казнили на Пасху, а другого на Кущи – и все станет на свои места.
– Но с какой стати думать, будто бы одного казнили на Кущи?
– Да хотя бы из-за расхождения между синоптиками и Иоанном относительно датировки казни. По синоптикам, Иисуса арестовывают и казнят в сам праздник Пасхи – 15 нисана, по Иоанну – в канун праздника – 14-го. И при этом все соглашаются с тем, что казнь произошла в пятницу. Как можно перепутать сам праздник с его кануном? Ясно, что у Иоанна просто речь идет о каком-то другом празднике. А то, что это был праздник Кущей, видно из того, что Иоанн упоминает о чествовании Иисуса пальмовыми ветвями.
– А в другое время, кроме Кущей, срезать пальмовые ветви в Израиле, конечно, невозможно?
– Возможно-то возможно, но кто станет заниматься этим на Пасху, когда на пальмовые ветви нет никакого спроса? Или вот, скажи мне честно, у тебя никогда не возникало вопроса, как это через год после того как на Иисуса сошел Святой Дух, Иоанн Креститель послал к нему учеников выяснить, не ожидается ли еще какой-то другой Мессия?
– Вопрос такой возникал...
– Так вот тебе на него как раз очень хороший ответ!
- Итак, Иисусов, оказывается, было два. Миленько! – произнес Семен, подливая себе шампанского. – И что? У обоих были мать Мария и отец Иосиф?
– Вовсе нет. Иоанн ни разу не называет мать Иисуса по имени. Всегда зовет ее просто Матерью, а Марией, как раз, называет ее сестру. Так что мать этого Иисуса никак не могла носить имя Мария!
