– Я вас тоже много раз видел на экране, но лично мы не знакомы. – У Ковача по-прежнему был голос врача-педиатра, спрашивающего «Как дела, дружок, что же ты расхворался?» – Жаль, что приходится знакомиться вот так, по телефону, но дело не терпит отлагательств.
– Я вас слушаю, только по возможности коротко, до выпуска чуть больше часа.
– Понимаю. Мне стало известно, что готовится репортаж о деятельности моего ведомства…
– Да. По материалам Счетной палаты. – Лизавета решила перехватить инициативу. – Ваш заместитель, а также представитель «Фармакапеи» прокомментировали этот материал.
– Знаю. Я, собственно, ничего не имею против. – У Лизаветы даже дух захватило. Может, надо было ехать прямо к нему? Может, он только костюмчик сменил, а под изделием лондонского портного – все еще честный доктор? Ковач опроверг ее предположение почти моментально: – Палата проверяла нас весь прошлый год. Я тогда не работал. Клубок склок, доставшийся в наследство от предшественников, и мне мешает работать.
Вот оно что! Оказывается, прошлые грехи не имеют к нему касательства. Лизавета не будет его разубеждать и сообщать, что в документах Счетной палаты есть копии контрактов этого года и там, за небольшими изменениями, все те же имена и названия фирм.
– Тут другое… Я не собираюсь давить и требовать, вы журналисты, ваше дело информировать общество о наших делах. Но мне сказали, что милиция проверяет, не связан ли взрыв в вашем автомобиле с подготовкой этого репортажа… – Ковач замолчал, явно ожидая реакции.
– Насколько я знаю, такая проверка идет.
– Вот. И я хочу вам сообщить, что эти события никак не связаны. Одно к другому не имеет ни малейшего отношения. Поверьте мне… – Городской министр здравоохранения снова замолк.
– Допустим, я вам верю. – Лизавета никак не могла уразуметь, к чему он клонит. Задергался и боится, что в репортаже их обвинят в чисто бандитском способе решения проблем с прессой? Или проведал, что на медицинскую версию милицию навели они с Саввой, и хочет их разубедить? Чего он добивается?
– Нет, не допустим, это в ваших же интересах.
– В смысле?
– У нас конфликтная ситуация. Снять репортаж с эфира, каким бы он ни был, я мог бы через пресс-службу мэрии, вы это знаете. – Лизавета действительно знала, что одного-единственного звонка начальника департамента по печати и связям с общественностью директору их студии хватило бы с лихвой. Борюсик встал бы по стойке «смирно» и напрочь выкинул бы из головы газеты, которые могут опередить с разоблачениями. Сенсация – это хорошо, а устойчивое кресло и просторный кабинет с референтом гораздо лучше.
– Но снимать материал я вовсе не собираюсь. Я забочусь о вашей безопасности. Какие бы ни были у меня отношения с противной стороной, мы общаемся. И я наверняка знаю, что ничего подобного они не делали, поверьте! – Ковач убеждал ее так, как убеждают ребенка проглотить горькую пилюлю. – Можете рассказывать все, что угодно, но знайте: к департаменту здравоохранения этот взрыв не имеет никакого отношения. Вы мне верите?
– П-предположим. – Лизавета даже растерялась. Она ждала от Ковача яростных нападок на зловредных, мешающих работать писак, тихих увещеваний, просьб погодить с выводами, обещания уволить с работы, а вместо этого услышала довольно странное предупреждение. – И что дальше? При чем тут мои интересы? Мои интересы – это честный материал…
– Да, безусловно, никто и не сомневается. – Ковач потерял терпение. – Ваше право истолковать мои слова как угодно… Но посудите сами: если репортаж о моем ведомстве и взрыв машины никак не связаны, то значит, тут что-то другое… Ведь так?
– Так. То есть вы советует мне быть осторожной?
– Опять передергиваете. Шантажиста из меня делаете! Я вам не угрожаю, я просто говорю о том, что знаю. Понятно?
– Вполне. Спасибо, что позвонили. Я рада, что против репортажа вы не возражаете, а то чиновники часто обижаются на прессу, причем напрасно, ведь мы зеркало…
– Да-да, но запомните мои слова. До свидания.
– Всего доброго.
Впечатление от разговора получилось двойственное. Человек вроде подставляет себя под критические стрелы, готов хоть на плаху, хоть в тюрьму, что не вписывается в картину общей интриги. Конечно, в махинациях с бюджетными деньгами у Ковача есть свой интерес. И репортаж не может не ударить по этому интересу. А он печется о безопасности Лизаветы, и более ни о чем. Надо подумать. Покрутить варианты. И лучше с Саввой – он знаток чиновничье-бюрократической механики, знает, куда какую гирю вешают, чтобы сила действия не равнялась силе противодействия. Но это потом. Сейчас – комментарии.
Лизавета повернулась к экрану компьютера и обомлела. Посреди ее текста в окошечке другой текст – выскочила компьютерная записка или скорее телеграмма:
«Не могу дозвониться. Что за взрывы? Немедленно сообщи по почте. Люблю, Сергей».
Нашелся, голубок. И явно беспокоится, в записке никаких цветочков, шуточек. Строго и по существу. Правда, нет и объяснений по поводу его поведения в «Астории». Или он считает, что это в порядке вещей? Дозвониться не может! Да она два дня просидела у телефона, как пожарный!
Лизавета успокоилась и разозлилась одновременно. Хорошо, что с ним все в порядке, но обращаться с собой по-хамски она не позволит. За кого он ее принимает? Задергался. Узнал, что ее автомобиль подорвали. А когда она, как дура, сидела в номере, не беспокоился? А когда она с ума сходила дома, тоже развлекался? Пусть подергается! Никаких электронных писем! Хватит!
Лизавета оборвала поток собственного возмущенного сознания. На мысленные препирательства с Сергеем нет времени. До выпуска меньше часа, а в запасе всего один комментарий…
Игорь Горный, проводив Лизавету до студии, гнал машину обратно на Чайковского. Впереди горячий день. Вообще-то при его работе чуть не каждый день – горячий. Но сейчас Горный чувствовал, что температура поднялась совсем уж высоко.
Дело «Тутти-Фрутти» на первый взгляд выглядело дохлым, как и большинство подобных дел. Никаких концов и зацепок. Яд привезен из-за границы. Теперь это просто. Украина, Белоруссия, Средняя Азия – дыра на дыре. Впрочем, если наклеить на склянку с цианидом этикетку от какого-нибудь снотворного, то яд можно протащить и через таможню в Шереметьеве. Пока на тебя никто не стукнул, таможенники и не подумают брать пробу с лекарства в твоем багаже.
На голосовую экспертизу тоже надежда не велика. Вот если бы отдельно – голос, а отдельно – предполагаемые преступники… Или если бы можно было проанализировать записи всех имеющих отношение к терактам телефонных звонков, чтобы выстроить цепочки, – тут говорит один и тот же человек, а вот тут другой… Но о такой фонотеке можно только мечтать.
Поэтому в деле «Тутти-Фрутти» им оставались стандартные мероприятия, древние, как сам сыск, а первым сыщиком был, как известно, царь Соломон. Правда, по совместительству он исполнял еще должность судьи, ну и правил помаленьку. А следствие и сейчас ведут так же, как в те седые времена. Свидетели, потерпевшие, очевидцы, друзья и родственники свидетелей, друзья и родственники потерпевших, и так далее и тому подобное.
Все эти разговоры – кого видели, о чем слышали – хороши в простых делах. Вместе распивали, вместе на гоп-стоп ходили, кто тетку убил, тот и брошку слямзил.
В «Тутти» поработал или профессионал, или маньяк. И те и другие обычно не распространяются о своих подвигах. Друзья и родственники ничего не знают, не ведают, считая своего близкого или закадычного достойным членом общества, и сообщники не будут биться, размазывая слезы раскаяния на груди у следователя и терзая дяденек из РУБОПа душераздирающими признаниями.
Но в этот раз им повезло. Они кинули сеть без всякой надежды выловить не то что золотую рыбку, а хотя бы умного карася, и вдруг такая бурная реакция. Хотя грех даже думать «повезло». Женьку жалко. Они в один год в милицию пришли. Кадмиев после Военмеха, а Игорь – отучившись в Политехе. Вместе трубили в отделении на земле, вместе стали борцами с организованной преступностью, когда существование таковой было официально признано и в правоохранительных органах появились соответствующие подразделения.
Женька хоть живым выцарапался. Сумел уклониться, когда деятель в кепке его пырнул. Не зря Горный заставлял его ходить в спортзал. Женька сопротивлялся этому отчаянно, говорил, для того, чтобы одолеть мафию, нужно тренировать мозг, а не мускулы. Пусть вон собровцы и омоновцы качаются, а их дело – собирать информацию, систематизировать ее и анализировать. Что бы он со своим анализом делал, если бы инструктор не вколотил в него приемы самообороны. Накололи бы Женьку, как фазана. Как этого толстяка журналиста.
Конечно, Айдарова тоже жалко. Неплохой парень был, только с фанаберией. Наверное, у них иначе нельзя. Не высунешься – не заметят. Вот он и высунулся. На свою голову.
