Ознакомительная версия.
– Внизу меня ждет такси. И в твоих услугах я не нуждаюсь. Так что – чао!
– И это все? – хриплым голосом сказал Макс.
– Все! – Я старалась не встречаться с ним глазами, и мне это удалось. Я прошла мимо Макса с высоко поднятой головой. Пусть не думает, что я переживаю или жалею о принятом решении.
До Ниццы я доехала быстро. Ближайший на Москву рейс отлетал через три часа. Я купила билет и сидела в аэропорту, дожидаясь самолета. Голова была тяжелой и хотелось спать. В голове вертелся Макс, наше прощание, мертвая Олеся, Багдасариев…
Я выпила в баре кофе и подумала, что мое дело не закончено и в Москве мне придется кое с кем как следует разобраться.
В Москве стоял хмурый день. Небо обложило тучами, у меня не было зонта, и я надеялась, что дождь не пойдет. В аэропорту я нашла таксиста, и он довез меня до дома, а потом за дополнительные двести рублей согласился донести чемодан до квартиры. Аэропортовские таксисты – каста особая. Таких рвачей еще поиcкать. Но с больной рукой я была в безвыходном положении и поэтому безропотно согласилась со всеми его запросами.
В квартире я прошла на кухню и уселась на табуретку, размышляя о предстоящих делах. Мне нужно было прошвырнуться по магазинам и пополнить пустой холодильник, заплатить за коммуналку, съездить на могилу Олега. Заняться своей больной рукой наконец-то. Но я все отмела в сторону и, даже не поев, не попив, поднялась с табуретки и поехала на метро по знакомому адресу. Машину я водить не могла, и пришлось садитьcя в общественный транспорт. Дома нужного мне человека не оказалось, и я села на детской площадке – ждать.
Она появилась довольно скоро. Примерно через час. Живот был уже заметен, и шла она, переваливаясь, с пакетом в руке. Я поднялась со скамейки и направилась ей навстречу.
Увидев меня, она ойкнула, и пакет выпал у нее из рук. Гладкие, словно отполированные, зеленые яблоки c румяными бочками покатились по земле.
– Что ж ты так неаккуратно, – покачала я головой и, нагнувшись, подняла два яблока.
– Не надо. Оставь. Ты ко мне?
– К тебе.
– Бабка дома?
– Никого нет. Я поднималась и звонила в квартиру. Никто не открыл.
– Ну, пошли.
Танечка пошла вперед, а я шла за ней и гадала, что она мне скажет. И скажет ли что-то вообще.
В квартире под вопли кошачьего выводка мы прошли на кухню. Опустившись на табуретку, Танечка спросила, не глядя на меня:
– Зачем пришла?
Я смотрела на нее. Лицо Танечки было в красных пятнах, возле губ образовалась припухлость, под глазами – синяки. Есть женщины, которые во время беременности расцветают и становятся настоящими красавицами, а есть такие, которые дурнеют. Танечка относилась к последним. Я колупнула ногтем старую клеенчатую скатерть.
– А ты ничего не хочешь мне сказать?
– О чем?
– Об Олеге! Чем вы его шантажировали? Ты и Дим Димыч? Когда мне сказали, что он делает все эти операции под нажимом Керкозова, который его шантажирует, я сразу поняла, что здесь не обошлось без вас. Только вы давно знали Олега и могли слить информацию о каких-то его тайнах или проколах. Может, поделишься, а то я умираю от любопытства.
Танечка наклонила голову набок. Это был ее любимый жест. В такие минуты она напоминала ощипанную птичку.
– Я… не понимаю тебя.
– Даже так! – Я усмехнулась. – Танечка, мы же не чукчи – моя-твоя не понимай, – а взрослые люди. Я что, думаешь, приехала сюда на тебя посмотреть?
– Вероника, я тебя и правда не понимаю. Какой шантаж? Ни Олега, ни Дмитрия уже нет в живых. Зачем чернить покойников?
И тогда кровь ударила мне в голову. Видит бог, я хотела по-хорошему… В эту минуту мне больше всего на свете хотелось врезать Танечке, несмотря на ее живот.
Я приблизилась к ней. Она испуганно вскочила с табуретки и вжалась в стенку.
– Ты что?
– Слушай, ты, гнида! Если ты сейчас, сию минуту не расколешься, в чем там дело, я тебя отметелю, несмотря на твое пузо. Поняла?
Танечка плюхнулась обратно на табуретку и залилась слезами.
– Я не виновата, клянусь. Это все Димка! Когда Керкозов пришел к нам первый раз с таким предложением и обещал дать денег на собственную клинику в обмен на его предложение – делать операции девушкам, – Олег категорически отказался. А Димка бурчал: вот такие бабки в руки сами плывут, а он, идиот, отказывается. И тогда мы решили… – Танечка замолчала, а потом зачастила, не глядя мне в глаза: – Олег когда-то сделал крайне неудачную операцию одной женщине. У нее произошло заражение крови, и она вскоре умерла. Родственники хотели даже до суда дело довести. Но мы подтасовали документы и все представили так, словно Олег был не виноват, а произошло стечение трагических обстоятельств. Я думала, что Димка эти документы уничтожил, а он их припрятал у себя. Димка решил отдать эти бумаги Керкозову, чтобы все выглядело так, будто бы он сам откопал этот компромат. Керкозов надавил на Олега, и тот согласился на него работать. Но я не виновата. Это все Димка!
– Ясное дело, – усмехнулась я. – Какой спрос с мертвого. Слушай, Танечка! А зачем ты все-таки в конце концов рассказала мне о Керкозове? С чего ты вдруг решила мне помочь?
Танечка молча смотрела на меня, а потом выдавила:
– Я? Помочь? Да я тебя ненавидела! Я столько лет ходила вокруг Олега, думала, он женится на мне. Терпела всех его баб. Но когда он женился на тебе, поняла, что моя мечта накрылась медным тазом. И тогда я переключилась на Димку. Хотя здесь тоже все было безнадежно. А тебя я ненавидела и поэтому…
– Отправила к Керкозову, – подхватила я. – В надежде, что мне там свернут шею и замочат в сортире. Все ясно, Танечка! Можешь не продолжать.
Я встала с табуретки и, взяв со стола недопитый стакан чая, вылила его на голову секретарши.
– Пока! Провожать не надо!
Я ехала домой с чувством, что все позади. Но облегчения это не приносило. Наоборот, на душе было черно и муторно. Хотелось набрать в легкие побольше воздуха и выплюнуть эту черноту, но не получалось.
Я заехала в травмпункт, и мне наложили гипс. У меня оказался несложный перелом, и врач заверил, что все заживет. Через месяц мне предстояло явиться к нему – снимать гипс.
Я зашла в магазин и купила кое-какие продукты. Когда я выгружала их на стол, зазвонил телефон, и я замерла. Звонить мне было некому. Это мог быть только Макс. Человек, с которым общаться мне хотелось меньше всего. После недолгого раздумья я трубку сняла. Это был Ярик.
– Привет! – Он сказал это таким тоном, словно мы расстались только вчера.
– Привет!
– Как дела?
– Ничего. – Я усмехнулась про себя. Но что я могла сказать Ярику? Выложить все, как есть? Не было настроения. Да и надо ли?
– А что у вас с Максом? Он позвонил мне в таком состоянии, что я испугался…
– Ты что, его адвокатом заделался? А зарплату он тебе платит или ты работаешь на общественных началах?
– Ник! Не надо так. Макс страшно переживает. Он просто убит.
– Ярик, если ты хочешь продолжать разговор, смени тему. В противном случае я повешу трубку.
– Ладно, – просопел после недолгого молчания Ярик. – Я через пару дней буду в Москве. Зайти можно?
– Можно. Только с вареньем бабы Глаши. Без него я тебя не пущу.
– Заметано, – обрадовался Ярик. – Непременно.
Я повесила трубку и подумала, что Макс ищет ко мне подходы. Но у него ничего не получится. Я от своего не отступлю…
Я закрыла глаза. Макс был рядом. Как наваждение. Мне казалось, что сейчас я протяну руку и коснусь его руки, губ, шелковистых волос. Я дотронулась до щеки. Она горела, словно Макс только что запечатлел на ней поцелуй. Зазвонил телефон.
– Алло! – машинально сорвала я трубку.
– Ника! – это был Макс.
Я нажала на отбой.
Он звонил еще и еще… И каждый раз я вешала трубку, а потом выдернула телефон из розетки, чтобы он замолчал. Но тогда на сотовый мне пришло сообщение. «Я от тебя не отстану. Никогда. Даже и не надейся. Я тебя люблю. Макс».
Я тихонько рассмеялась. У Макса впереди еще много времени, чтобы загладить свою вину передо мной. А у меня хватит мудрости, чтобы в конце концов простить его. Ведь любовь – такая редкая штука, что было бы обидно пройти мимо нее, а потом сожалеть об этом всю жизнь. Может быть, кто-то поступил бы именно так, но только не я. У меня не такая короткая память, чтобы забыть Макса и все то, что нас связывает.
– Макс! – пропела я. – Я тебя люблю. И тоже не отстану. Даже и не надейся!
Ознакомительная версия.
