«Круто завернули ребята, – отрешенно подумала я и, стыдливо пряча глазки от моего отражения, принялась чистить мои слишком отточенные шпионажем зубки. – «Сослуживцы», мать их. Коллеги. Доведут любимого до инфаркта. Неужели не могли что-нибудь менее экстремальное изобрести?» Чувство вины росло на мне словно на дрожжах, я рвалась помогать Назару с багажом, лихо паковала чемоданы и пыталась по мере сил унять разыгравшиеся туполевские нервы:
– А может быть, тревога ложная? У тебя надежный источник?
– Раньше сбоев не было, – хмурился Назар, перебирая на столе какие-то бумаги.
– А если он ошибся?
– Ошибся, значит, ошибся, – не особенно вникая в мою трескотню, пробурчал он. – Но поторопиться стоит.
– У тебя в офисе что-то компрометирующее есть?
– В любом офисе при известном усердии можно найти что-либо компрометирующее…
Я не выдержала этих мук, заперлась в моей душевой кабине, включила тонкой струйкой воду и, набрав на сотовом номер подполковника Огурцова, прошипела без всяких «здрасте»:
– Обыск в офисе Туполева ваших рук дело?!
– Никакого обыска не будет. Это дезинформация.
– А ничего получше вы изобрести не могли?!
– Пожар и жертвы на предприятиях желаете? – ядовито заметил Огурцов.
– Нет. Но видели бы вы лицо Назара!!
– Ничего. Ложная тревога полезна для проверки штатных единиц.
– А нервы?!
Михаил Николаевич помолчал немного и буркнул:
– Ладно. Как только подъедете к аэродрому, Туполеву сообщат – отбой.
– Спасибо, – ворчливо высказалась я и пошла проверять закутки на предмет завалившихся пудрениц.
Ловкий трюк хитрецов из контрразведки позволил сюжету развиваться молниеносно. «Мадемуазель» совершила несанкционированную остановку у заштатной грузовой пристани, тут же отчалила, и за нами прибыл микроавтобус ментов с мигалкой. Трасса расстилалась перед машиной без всяких условностей в виде знаков ограничения и предупреждения, Назар принимал подобные меры как должное, в моей голове гвоздем сидела мысль: «Интересно, Назару Савельевичу всегда путь ковровой дорожкой устилают? Или это все благодаря банке пемолюкса в моем чемодане?»
Но сравнивать мне было не с чем. Назар Савельевич впервые на моих глазах несся куда-то как на пожар, а пределов его влияния я как-то раньше не рассматривала. Казалось, подобное беспрепятственное путешествие он действительно воспринимал в порядке вещей. Сидел за крошечным столиком в салоне микроавтобуса, барабанил по нему пальцами и рассеянно смотрел в окно.
Я же тихой стыдливой мышью устроилась за его спиной и исподволь начинала привыкать к тому, что в мире существуют силы, способные обеспечить не только свободную автостраду, но и билеты на самолет в пик сезона отпусков. Нас всюду сопровождал вой сирены – упаси господь, слетит торопящийся олигарх в кювет и капут банке с пемолюксом! – машины освобождали дорогу, авиалайнер дожидался опаздывающих пассажиров.
Любое желание исполнялось как по мановению волшебной палочки. И палочкой этой, я уже была почти убеждена, дирижировал отнюдь не человек-топор, а скромный подполковник из структуры, аббревиатуры которой я так и не узнала.
Когда мы уже торопливо проходили проверку билетов и сдавали багаж, в кармане Туполева запиликал сотовый телефон. Я смотрела, как наши чемоданы уезжают на тележке через поле к вспоротому брюху самолета, и примерно представляла, что последует за этим звонком.
Назар, прижав трубку к уху, секунд десять слушал своего собеседника, потом выругался:
– Черт! Раньше не могли! – И повернулся ко мне с виноватым лицом: – И что теперь делать? Тревога ложная.
– Ты хочешь вернуться на «Мадемуазель»? – с замиранием в голосе спросила я.
– А ты?
– Я?.. Поехали домой. Или у тебя остались какие-то нерешенные вопросы на корабле?
– Да в принципе нет. Я все решил. Но…
Назар, не обращая внимания на косые взгляды стюардессы, обнял меня, прижал и шепнул в макушку:
– Ты думаешь, я слепой и бестолковый? Думаешь, ничего не понимаю? Ты другого ждала от этой поездки…
– Да, – уткнувшись в его грудь и стараясь не всхлипнуть, подтвердила я.
– Я все понимаю. Я договорился с капитаном «Мадемуазели», когда все сошли бы на берег, мы с тобой должны были остаться на корабле. Еще на сутки. Шампанское, свечи, столик на верхней палубе… – Он оторвал мое лицо от своей груди и посмотрел мне в глаза. – Мы еще можем вернуться. Догоним корабль…
– Нет. Поехали домой. А столик и свечи я запомню. Точнее, напомню. – Кажется, он ожидал от меня именно этих слов. – Пошли. Неудобно. Нас ждут.
– Пошли, – согласился Назар и, обняв меня за плечи, повел к трапу небольшого заслуженного рысака из конюшен местных авиалиний.
Мне позвонили через неделю. В день, когда, по моим расчетам, Тарас Ваценко должен был беспрепятственно миновать все кордоны и таможни. Думаю, за эти дни была сделана своеобразная проверка – побежала ли новоиспеченная агентеса в здание с табличкой ФСБ у дверей, вела ли себя благоразумно, заложила или нет?
Я вела себя благоразумно. Никуда не бегала, держала мобильник под рукой и тряслась от страха.
В пустой квартире, где под пачкой постельного белья лежала проклятая банка, я чувствовала себя хуже, чем на корабле рядом со шпионом-убийцей. Раз по пять за день проверяла запоры на дверях и шпингалеты на окнах, сидела в атмосфере сомнительной свежести кондиционированного воздуха и даже курить на балкон почти не выходила.
А погода начала сентября была чудесной. Бабье лето всегда было моей любимой порой. Обычно я старалась зацепить каждый из последних теплых дней, гуляла, ездила на дачу, за грибами…
Это бабье лето стало для меня кошмаром. Пробежка до магазина и обратно. Мне почему-то все время мерещился чужой взгляд, машины у обочин вызывали дрожь, и даже крадущаяся вдоль бордюра маршрутка казалась подозрительной. Пугающей. Затормозивший неожиданно грузовик вызвал такой приступ паники, что я и до магазина не дошла. Вернулась назад, позвонила Дусе и попросила ее принести водки и батон колбасы.
Туполева я практически не видела. Он работал над новыми проектами, я не настаивала. Я еще никак не могла простить себе тот безумный скачок на внутренних авиалиниях, испорченный отдых и его виноватый взгляд. И никакие скидки на «интересы государства» моей вины не исправляли. Я казалась себе противной интриганкой с кашей вместо мозгов, с куском лживого дерьма вместо сердца.
Телефон зазвонил ранним утром. Еще не совсем проснувшись, я дотянулась до трубки и сказала ей «алло».
– Здравствуйте, Софья, – произнес спокойный мужской голос. – Вам передает привет Тарас Ваценко.
– А-а-а… здравствуйте.
Сон, словно струей ледяной воды, мгновенно смыло.
– Слушайте инструкции. Электричка в 9.45 до Москвы. Когда вы доедете до площади трех вокзалов, с вами свяжутся дополнительно и сообщат дальнейшие инструкции. Вопросы есть?
– Нет.
Какие тут могут быть вопросы?! От этой банки пемолюкса вся моя квартира так шпионажем провоняла, что гостей звать стыдно! Я мечтала избавиться от контейнера почище, чем от юношеских прыщей!
Я вскочила на ноги и бестолковой курицей заметалась между умывальником и шкафами. Зубы, волосы, макияж, одежда, тапки на ботинки. Белье красивое, чтоб, случись чего, работникам столичного морга было приятно со мной работать. Одежда неброская, типично шпионская. Обувь удобная. Волосы в тугой конский хвост. Ах да, клипсы!
(Как только я приехала в город, ко мне домой наведался скромный паренек с исключительно невыразительной коробочкой в руках. Передав привет от подполковника Огурцова, он вручил мне коробочку и сказал:
– Вам просили передать. Эти клипсы следует надеть, когда вы поедете в Москву.)
Крошечные клипсы прекрасно гармонировали с незаметным шпионским облачением, я положила банку в большую холщовую сумку, перекрестилась на икону Николая Чудотворца и отправилась на благое дело – выполнять задание Родины.
Ноги тряслись так, что я едва вскарабкалась на подножку маршрутки, идущей до вокзала. Сведенная страхом спина простоте движений тоже не способствовала. В очереди у билетных касс мне мерещились шпионы, доверие вызывали только тетки-дачницы с сумками на колесиках да малолетние дети.
Против всякого обыкновения, сиденье в электричке я выбрала в отделении, наиболее заполненном этими тетками и кричащими детьми. Села на скамейку с краешка и всю дорогу прижимала к себе драгоценную сумку. Если банку, не приведи боже(!), у меня сопрут, кары на меня обрушатся со всех сторон.
Людская мясорубка на площади трех вокзалов мое терпение испытывала недолго. Едва я остановилась у ларька и задумалась над ценником у остывшего чебурека, как в кармане завибрировал сотовый телефон. Я вытянула его дрожащими пальцами, прохрипела «алло» и услышала тот же спокойный мужской голос:
