Мои друзья и не сворачивали. Только когда им в спину ударил свет фар, они, как испуганные воробьи, кинулись один налево, другой направо, но я уже знала, что это им не поможет.
Заметив, где свернул и тот, и другой, я решила начать с толстого. С ним и возни наверняка будет меньше, а главное, это ведь он сегодня был в спальне у Изольды, и, несомненно, именно он наведывался к Ольге Быстровой, пока Валерий отвлекал меня.
Захватив остатки веревки, я припустила следом за лавирующим меж дерев мужчиной, и уже через несколько минут он, тяжело дыша, лежал на земле, терпеливо ожидая, когда я свяжу ему руки.
Поскольку ребята обошлись со мной до крайности невежливо, я тоже не считала нужным церемониться. Поэтому, когда толстый с трудом поднялся, чтобы идти в машину, он выглядел уже немного иначе, чем тогда, когда сидел в кухне своего друга. На физиономии его появилось несколько дополнительных украшений, и он довольно заметно прихрамывал.
– Так как же зовут-то тебя, быстроногий мой? – попыталась я наладить контакт.
– Навуходоносор, – ответил грубиян, не пожелав откликнуться на мой призыв к дружескому общению.
Усадив Навуходоносора на заднее сиденье, я занялась Валерием.
За время, пока я гонялась за толстяком, он наверняка успел добежать до своего дома и, если я что-то понимаю в логическом мышлении, должен был догадаться, что удирать на машине гораздо удобнее, чем пешком. Ну, а в том, что удирать ему следует сию же минуту, он, я думаю, не сомневался.
Поэтому я не стала блуждать по лесам в бесплодных поисках, а заведя движок, поехала прямо на улицу Гоголя, к дому № 31.
Рев движка срывающегося с места в карьер автомобиля и быстро удаляющийся свет задних фар, который увидела я, подъезжая к месту своего недавнего печального старта, со всей ясностью показали, что предположения мои были более чем обоснованны.
Прибавив газу, я рванула следом.
Гонки по предрассветным улицам любимого города в целом имели в себе определенную прелесть, но, ни на минуту не забывая о своей главной задаче, я целиком и полностью сосредоточилась на горящих впереди меня огнях, которые постепенно приближались.
По-видимому, вождение автомобиля не было призванием Валерия. Даже на пустынных в этот час магистралях он явно трусил, когда скорость переходила за черту выше среднего, и, сделав несколько неуклюжих маневров, чтобы оторваться от меня, свернул, наконец, так, что не смог вывернуть.
Заехав в какой-то переулок, он увидел занявшую половину полосы здоровенную фуру и, поскольку с другой стороны был довольно высокий бордюр, растерялся и просто затормозил. Разумеется, через секунду я уже была тут как тут.
– Вот как, значит… меня, значит, в реку, – говорила я, за шиворот и пинками стаскивая его с места. – А каким паинькой прикинулся… урод. На экскурсии он будет меня водить…
В общем, Валерий тоже получил свое, и, выместив досаду за свои напрасные надежды, я и его, связав, пристроила рядышком с толстым.
– Вот как вы хорошо сидите тут у меня… птенчики, – ласково глядя на сладкую парочку, произнесла я. – Так в полицию и поедем. Нас там давно-о-о ждут.
Впрочем, понимая, что нельзя вот так вот просто явиться в полицию с двумя связанными людьми на заднем сиденье и заявить, что это – те самые граждане, которых разыскивают по нашумевшему делу, я решила дождаться начала рабочего дня и действовать через Борю.
В восемь я уже стояла возле здания, где проводил свои рабочие дни мой друг. Набрав знакомый номер, я услышала возмущенное:
– Женька, имей совесть! Я помню, что обещал проверить этого твоего… как его… и как смогу, сразу же передам информацию. Но не в начале же рабочего дня! Дай хоть к начальству сходить, отметиться.
Прервав излияния Бори, я сказала, что обстоятельства несколько изменились, и, вкратце описав события сегодняшней ночи, сообщила, что мы с ребятами внизу и с нетерпением ждем.
Когда отзвучали изумленные возгласы и прошел шок от полученной информации, Боря пообещал, что доложит сию минуту и к нам скоро выйдут.
Действительно, через довольно непродолжительное время я увидела несколько человек, выходящих из дверей и направляющихся к моей машине.
– Ба! Знакомые все лица! – проговорил один из подошедших, увидев толстого. – Григорий Сергеич! Рады снова видеть вас…
Узнав, кого я поймала, я и сама удивилась до чрезвычайности.
Гриша, которого Земелин не ставил ни в грош, Гриша, по всем отзывам бывший поклонником Ольги и меньше всех подходивший на роль убийцы, этот самый Гриша…
«А может, все-таки Валерий?» – снова мелькнула мысль, но вспомнив, что тот во время убийства находился рядом со мной, я сразу отогнала ее.
Похоже, все дело было в ревности, и если уж Витя до сих пор переживал по поводу разрыва с Изольдой, что уж было говорить об Ольге, которой, по свидетельству очевидцев, мужчины не давали прохода.
Между тем пассажиры мои в сопровождении группы поддержки отправились куда следует, и, понимая, что в целом работа моя закончена, я со спокойной душой и чистой совестью поехала в гостиницу сообщать Изольде радостную весть.
Зайдя в номер, я услышала, что, несмотря на то что для Изольды сейчас фантастически рано, из моей спальни доносятся некие звуки. По-видимому, за прошедшие сутки, которые Измайлова почти целиком провела во сне, организм ее отдохнул и восстановился, и когда я вошла в спальню, на кровати, позевывая и потягиваясь, сидела та самая Изольда, которую около недели назад в такой экстренной ситуации встретила я на вокзале.
– О! Женя! Привет, – слегка улыбаясь, проговорила она. – А что это… где это я? Почему не у себя? А-а-а… там вчера… эта свечка. Ну что, она уже выветрилась или мне теперь так и квартировать в твоей комнате?
– Я не возражаю, – серьезно ответила я. – Голова не болит?
– Нет, все прошло. Даже не чувствуется. Я бы сейчас съела чего-нибудь. Что у них там, открылся уже ресторан?
Изольда взглянула на часы, и глаза ее изумленно округлились.
– Ого! Это что это я… в какую рань…
– Ты вчера спала почти целый день. Наверное, выспалась.
– Да? Что ж, может быть. Ну, раз уж я выспалась, то не мешает мне позавтракать. Закажешь что-нибудь?
– С удовольствием. Тем более что сегодня нам есть что отметить.
– Правда? И что же?
– Пока ты почивала тут, как спящая красавица, одна волшебная фея изловила всех злодеев, досаждающих знаменитым певицам и убивающих невинных дев, и теперь тебе остается только спокойно сидеть и ждать извинений от полиции.
– Да ты что?.. Женя… Не может быть! Их что… поймали?
– Самолично доставила в кутузку.
– Ах… как же это… как же это я ничего не заметила… не знала. Ужас! Я все проспала! Все самое главное!
Изольда продолжала изливать эмоции, не давая мне толком рассказать, что же действительно случилось, а у меня в это время все сумбурные и загадочные события последних дней постепенно выстраивались в голове в прямую линию.
Что ж, расставание с любимым – это всегда удар. Если чувства этого Григория к Ольге действительно были так сильны, нет ничего удивительного в том, что он горел желанием отомстить. А с приездом Изольды случай для этого представился просто уникальный.
Так старательно насаждая слухи о давней вражде двух претенденток на место в постели московского продюсера, Изольда сама вырыла себе эту яму и так хорошо подготовила общественность, что все остальное было лишь делом техники.
Думаю, в то время, когда, обеспечивая Изольде возможность незаметного исчезновения, меня отвлекал Валерий, кто-то точно таким же образом отвлекал саму Изольду, не подозревавшую, что именно в это время совершается преступление. И если бы этим кем-то оказался, как теперь выясняется, весьма гораздый на интриги Григорий, я бы нисколько не удивилась.
Давно ушли полицейские, и впрямь действовавшие в этот раз очень вежливо и деликатно. Отзвучали радостные возгласы Изольды по поводу того, что с ее щиколотки снят, наконец, ремень с датчиком, постоянно напоминающий о том, что ее считают преступницей. Давно улеглись радостные эмоции по поводу окончательного освобождения и закончился праздничный обед в ресторане. А взволнованный до глубины души продюсер все никак не мог успокоиться и, нервно расхаживая по номеру Изольды, кажется, уже в сотый раз задавал один и тот же вопрос:
– Но почему же ты не сказала мне?! Ну мне-то можно было сказать!
– Отстань, Толик, надоел, – рисуясь и капризничая, отвечала ему прежняя, своенравная и избалованная примадонна. – Я ведь говорила тебе – я боялась. Меня и так подозревали… все. А это, считай, я сама против себя дополнительные доказательства бы выставила.
– Но мне-то можно было сказать! – снова патетически восклицал Земелин.
