что состоявшемся Новодевичьем чаепитии, Танечка проронила:
– Я поняла.
– Что ты поняла?
– Я всё поняла. Реклама кончается… Да бегу, бегу, Матвей Юрьевич! Задолбал!
Раздались гудки.
– Вот зараза! – вспылила Рита, убрав мобильник, – жопу за неё рвёшь, а ей – хоть бы …! Что за отношение?
– Ты, Ритулечка, жопу рвёшь для себя, – мяукнула Света, – кто час назад говорил, что хочет прославиться?
Этой реплики Рита ей не прощала минуты две. Но, увидев возле метро кафе, она оживилась.
– Давай зайдём! Я хочу!
Зашли. Сев за стол, спросили по двести грамм вискаря и по банке тоника. Закурили. Мужики пялились. Риту это бесило, Свету – смущало, и они начали целоваться. Охрана их стала гнать.
– За что? – спросили они у администратора, очень даже красивой девушки.
– Вы не слышали про закон о гей-пропаганде? – спросила та, – я не знаю, исполнилось ли ребятам вон за тем столиком восемнадцать.
– А что мы пропагандируем?
– Лесбиянство.
– Как – лесбиянство? Мы только что из монастыря!
– Идите отсюда!
Пришлось уйти. Но выпить успели. Плату с них взять за виски не удалось, поскольку они начали орать, что подадут в суд за хамское отношение и дискриминацию. Грохнув дверью по кафе так, что то и другое сразу потребовало ремонта, Рита сказала:
– Сволочи! На Арбате такого нет! Поехали на Арбат.
– Я ни на какой Арбат не поеду, – топнула ногой Света, – даже и не мечтай об этом, тварюга!
– Куда ты денешься, мразь?
В метро у них дважды проверили документы. Света икала так, что спутнице было за неё стыдно. Вся красная от стыда, Рита её била и называла сукой на весь вагон. Сотни полторы человек следили за ними молча. Но на Арбатско-Покровской им уступили места, причём в противоположных концах вагона. На эскалаторе Света впала в неистовство, и пришлось эскалатор остановить, потому что Рита, получив в морду, стала катиться по нему кубарем, всех сшибая.
Около метро грустно виртуозничали скрипачки, с коими Верка три дня назад хлестала вино – Малика и Инга. Рита с ними дружила, и они ей сообщили, прервав игру, что Коля убит. Хмель с Риты слетел.
– Как это произошло? – спросила она, оттолкнув икнувшую Свету так, что та чуть не опрокинула киоск с курицей.
– Поздно ночью, в каком-то тёмном дворе, – прошептала Инга, – он шёл домой со своим мольбертом. Ему отрезали нос! У него осталась крошечная дочурка.
– Три годика! – со слезами прибавила Малика.
– А при нём нашли какие-нибудь рисунки?
– Ритка, откуда нам это знать? Спроси у его друзей. Впрочем, и они тебе вряд ли что-нибудь скажут.
Рита молча направилась к переходу мимо ларьков. Света поспешила за нею, не задавая вопросов. Она успела узнать из её рассказов, кто такой Колька и что за дело их связывало буквально сутки назад. При этом икота не оставляла её. Будь хоть одна лужа, она из этой бы лужи и напилась, чтобы утопить проклятые звуки! Во всех ларьках продавали воду в бутылках, а также соки в пакетиках, но отвлечься на полминуты с очень большой вероятностью означало потерять Риту в плотном потоке людей. Вместе с тем, Свете было страшно обеспокоить подругу малейшим звуком, как будто та была под наркозом, и её резали, а малейший звук мог вырвать её из сна. Болезненно морщась, когда под ногами хрустел ледок, шла Света за Ритой.
Возле подземного перехода дежурили два правоохранителя с автоматами. Подойдя к ним вплотную, Рита без предисловий спросила, кто убил Кольку.
– Стекляшка, ты хоть отвянь, – злобно отмахнулся один из них, – тебя ещё только здесь не видали!
Другой ответил:
– Маньяк, который режет носы. А причина смерти была всё та же – инфаркт.
– При трупе нашли хоть один рисунок?
– Да вроде, нет. Мольберт, чистые листы, грифели, мелки – вот, кажется, всё, что было.
– А деньги? Наверняка при нём ещё были деньги! Он ведь с работы шёл?
– Да, было прилично. Они лежали в наружном кармане куртки. Но их не тронули.
Глава двадцать вторая
В которой Света не помнит, где Аньку вырвало
На Арбат была наброшена пелена подавленности и отчуждённости от всего, что делало его самым ярким, самым живым, самым изумительным уголком огромного города. Музыкантов было немного. Преобладали траурные мелодии. Портретисты пили вино. Они угостили Риту и Свету. Выпив один стаканчик, Рита спросила, взяла ли её портрет странная заказчица. Ей ответили, что она так и не пришла, поэтому Коля понёс рисунок домой.
– Да, она была очень странная, – глядя вдаль, согласился Роберт, – и вовсе не потому, что в очках без стёкол. Сейчас такие очки кто только не носит!
– Ну, это уж ты загнул, – сказал Димка, – на миллион, может быть, одна.
– Не перебивай! – разозлилась Рита и даже толкнула Димку, хоть тот стоял со стаканом, наполненным до краёв. Взглянула опять на Роберта, – чем сильнее всего она была странная?
Роберт как бы заколебался. Потом ответил:
– Очками этими! Ведь те бабы, которые нацепляют очки без стёкол, считают, что им эта хрень идёт. И в большинстве случаев они правы. Но в этом случае надо иметь вывернутые мозги, чтоб такое думать! Я могу точно сказать, что кабы она эту дрянь сняла, все бы охерели. В хорошем смысле. На мой субъективный взгляд, эти металлические, уродливые очки лишают её, как минимум, половины крутости.
– Не иначе, она для этого их и носит, – снова перебил Димка, и Веттель с ним согласился. Другой художник, который слыл наименьшей пьянью из всех, прибавил, что этой же цели служат и шмотки стрёмные, и дешёвенький макияж. Больше говорить пока было не о чем. Незаметно для остальных вручив наименьшей пьяни сто долларов, чтобы тот отдал их вдове, Рита зашагала вместе с подругой к смоленскому концу улицы. С малочисленными лоточниками она здоровалась молча. В парочке магазинов, торгующих ювелирными редкостями, нашлось у неё какое-то дело. Света по её просьбе ждала на улице. Ожидания длились минуты по две.
Когда они проходили мимо театра Вахтангова, Рита резко остановилась и округлила глаза.
– Ой, мать моя женщина!
Проследив направление её взгляда, Света снова стала икать, чего не происходило с нею уже минут этак двадцать, благодаря стакану вина. Из театра с гордо поднятым носиком выплывала Анька Волненко. Её лицо полыхало так, будто все оставленные ею без мужей дамы её поймали и надавали ей оплеух. Глаза были прямо дьявольскими. Однако, при виде Риты и Светы они растерянно заморгали. Из здоровенной глотки выползло что-то очень похожее на предсмертный стон. Но ошеломление минуло, и смазливая рожица расплылась.
– Ой, девочки! Ритка, Светка! Вас ли я вижу?
– Нет, свою задницу! – завизжала Света, радостно бросившись ей на шею. Рита потискала вздорную и скандальную личность менее горячо. Они не единожды виделись на Арбате, а вот разлука Аньки со Светой длилась без малого восемь лет. Волненко была, казалось, ужасно рада.
– Что ты здесь делаешь, дура? – спросила Света,
