поступали угрозы? – спросила Зина. Они уже подошли к сфере, где жила Анна, и та, отрыв дверь настойчиво пыталась уйти и от них, и от неприятного разговора.
– Нет, не знала, – сказала Анна, даже не задумавшись, из чего Зина сделала вывод, что она опять врет.
– У него были враги? – спросил Владимир. Он всю дорогу шел молча, лишь поддерживая под локоть женщину, стараясь не лезть в женский разговор.
– Их тьма, – фыркнула Анна. – Боря не был, что называется, хорошим человеком, но чтоб убить… Я не знаю, – сказала она и, не прощаясь, захлопнула перед их носом дверь.
– Угостишь меня кофе? – спросил Владимир Зину, когда они направились назад.
– Для кофе слишком поздно, – ответила ему она, – но после сегодняшнего долгого дня, я думаю, мы заслужили бокал вина, а в номере, в мини баре, я видела хорошее красное вино.
– Хотел предложить тоже, но постеснялся, – сказал Владимир смутившись.
Но выпить не получилось – лишь только они взяли в руки бокалы, в дверь к Зине постучались.
На пороге стояли Станислава и Тихомир Федорович.
– Шеф, у нас новости, – наперебой заговорили они и, не дожидаясь приглашения, зашли в номер, но, увидев в комнате Владимира Леопольдовича, сразу замолчали, уставившись на Зину в ожидании дальнейших распоряжений.
Она посмотрела на него внимательно, заглянула в его голубые глаза и, глубоко вздохнув, словно приняв тяжелое решение сказала:
– Говорите при нем, он свой.
Когда человек влюблен, он слеп, и ему не важны недостатки партнера, поэтому бесполезно менять себя для кого-то, делая все более идеальным. Если ты найдешь своего человека, ты будешь для него самым лучшим.
Савелий Сергеевич Штольц
Глава тайного общества «Северное сияние»
Записки на полях
– Тебя мне щедро подарил холодный май.
Я не ждала, нет, вру, я всё ж мечтала;
Душой соприкоснувшись невзначай,
Я не поверила сперва, я рисковала.
Да, запах твой мне тут же стал родным,
В глазах твоих хотелось раствориться,
Но в тишине раздумий сладкий дым
Просил меня опять не ошибиться
И без простой надежды на успех
Я однозначно для себя решила,
Что буду лучше вспоминать свой грех,
Чем счастье, что когда-то упустила.
Эти строки родились сами собой, сейчас, в пятом часу утра. Зина так и не уснула этой ночью. Должна была, обязательно должна, ведь она почти не спала и прошлую ночь, но у нее никак не получалось. Мурашки покрывали руки, тянувшиеся к записной книжке. Видимо, гормоны всем букетом ударили ей в голову и не выпускали из своих клешней, держа в заложницах.
Перечитав еще раз стихотворение, которое только что родилось на листке блокнота, Зина споткнулась на слове грех. Почему она это написала? Стихи ее научил писать дед, и не для того, чтоб стать поэтом тысячелетия, а для того, чтоб уметь выстраивать в голове мысли в правильном порядке.
«Когда ты будешь подбирать рифмы, – наставлял дед, – пытаться вложить смысл происходящего в небольшой размер строки, одновременно убирая все лишнее, вот тогда тебе будет легче понять ситуацию».
И это работало. Когда мысли путались и вперед выходили эмоции, Зинаида Звягинцева, как молодая институтка садилась за блокнот. Обычно на последней рифме приходило облегчение и ясность ума, но сейчас как заноза тихонько зудело слово «грех».
Тот, кто был причиной возникновения этого слова, тихонько застонал во сне и перевернулся на другой бок, и Зина отчетливо поняла – слово появилось из-за ее неуверенности в нем. Нет, она уже четко чувствовала в душе щемящее ощущение влюблённости и полностью отдавала себе отчет в том, что по уши влюбилась в этого голубоглазого мужчину. Дело не в ней, дело в нем. Зинаида не была уверена в этом человеке и в душе даже ругала себя, что так быстро доверилась ему.
– Ну а как по-другому, – вслух сказала она, разрезая тишину комнаты. – Если не верить человеку, которого любишь, то как тогда вообще можно любить?
Ей, конечно, хотелось, чтоб он открыл глаза и ответил, что все отлично и ему можно доверять, но Владимир не шелохнулся. Видимо после их первой ночи его сон был чересчур глубоким.
Тогда она вновь взяла блокнот и начала рисовать уже знакомые ей узоры.
Вчера вечером Тихомир Федорович и Станислава принесли две очень занимательные новости, которые пока не укладывались в общую картину, но это просто потому, что еще не понятно, каким боком необходимо приложить данные детали к их ситуации.
Когда Зина разрешила им говорить при Владимире, они еще некоторое время посомневались, но привыкнув доверять шефу, начали докладывать. Первой начала Станислава и не потому, что девочек надо пропускать вперед, а потому, что было видно, как ей натерпелось.
– Я сегодня такое услышала! – выпалила она, и глаза ее горели. У Зины даже промелькнула мысль о том, как же важно для человека любимое дело. Оно может вернуть его к жизни из самой тяжелой депрессии. – В общем, Максим ходит злой как собака, ни с кем говорить не хочет.
– Знаю, я пыталась с ним поговорить, – кивнула Зина. – Он припугнул меня, что звонил в министерство, и о нас там не знают, а потому очень хотел рассказать о нас полиции. Пришлось напомнить ему о капле и о том, что в эту игру можно играть вдвоем.
На слове «капля», Зина взглянула на Владимира, который молча сидел в кресле, но не заметила никакой реакции.
– Я тоже решила с ним поговорить, но он вышел от следователя еще злее, даже дверью хлопнул так, что стены у сферы ресторана задрожали, и я не рискнула к нему подойти. Да и он пошел не в свой номер, а к морю. Думаю, подожду его у сферы, он прогуляется, остынет, и я с ним заговорю. Пока ждала, читала новости, что переслал Эндрю, там тоже, кстати, много интересного, но так как он писал в общую группу, то не буду тебе пересказывать, ты уже все знаешь.
Зина покраснела, потому как даже не открывала переписку в группе и не была в курсе, но признаться в этом ей было стыдно, поэтому она лишь кивнула.
– Ну так вот, стою, облокотившись, читаю и роняю телефон, прям туда, в кусты под дорожку. Естественно, нашла техническую лестницу и пошла вниз. Уже хотела подниматься обратно, как слышу окрик. Женский голос почти в приказном тоне
