– А ты к директору нашему сходи, Николаю Егорычу, – на голубом глазу прокачала я ее.
– Ты что, дура совсем? – вытаращилась на меня Ритка. – Да он же наверняка не просто в курсе дела – он долю с Луизы имеет!
– Откуда знаешь?
– А как иначе-то?!
По лицу подружки было видно: она и впрямь посчитала меня наивной простушкой.
Я, не выходя из роли идиотки, предложила:
– Ну, тогда в ОБХСС пойди.
– С ума сошла? Да директор, сто процентов, с районными обэхаэсэсниками делится – иначе они б давно наш гешефт прикрыли.
– Тогда, получается, нет на твою Луизу управы? Значит, эта информация коту под хвост.
– Есть у меня одна идейка, – загадочно отвечала Ритка, но развивать тему не стала.
И вернулась к разговору позже.
* * *
В тот вечер она снова пригласила меня переночевать у себя в Люберцах: «Санёк мой все равно отпросился с дружками в преферанс поиграть». Мне, конечно, удобно было – не тащиться на ночь глядя домой на электричке, и вид Ритуля имела хитровато-загадочный. «Не иначе сообщить мне хочет что-нибудь про козни своей Луизы, – решила я. – Или о новом романчике рассказать».
Оказалось, я не ошиблась. Причем речь пошла разом и о Луизе, и о любовнике.
Мы сидели вдвоем в крошечной пятиметровой кухоньке, Ритка подливала мне шампанское. Кстати, надо заметить, была она не дура выпить, отдавая предпочтение сладеньким крымским портвейнам и советскому игристому. И мужа своего, кандидата наук Саню, к нетрезвому образу жизни потихоньку приобщала.
И вот, за бутылкой «Абрау-Дюрсо» (вскоре за ней последовала и вторая), товаровед обувной секции поведала мне следующее: она познакомилась, совершенно случайно, с клевым мэном, который оказался – внимание! – майором с Петровки, опером из отдела БХСС! Представляешь?
Ритка с этим майором, звали его Эдиком, провела несколько конспиративных встреч на квартире у подруги поблизости от универмага: «Он, гад такой, женат, дочку свою обожает, поэтому ему светиться тоже радости никакой нет, но мне это даже удобней, правда?» Она принялась майора нахваливать: какой он мощный, какой он долгий! «Да красивый, да в ресторан пригласил – ухаживает, как Бельмондо, и денег не жалеет, девятнадцать белых роз подарил, потом я не знала, как от Санечки их спрятать… Но – самое главное! – сказала подруга, вливая в себя очередной бокал шампанского. – Когда я ему доложила, где работаю, он долго смеялся. А потом сказал, что наш универмаг у них на Петровке давно под колпаком, и он ждет не дождется приказа начальства, чтобы начать его разрабатывать по-настоящему… Ты поняла?!» – ликующе воскликнула Ритка.
Я никогда не говорила новой подружке, что тоже, как разведчик в тылу врага, собираю компрометирующие сведения на универмаг и лично на своего главного врага, директора. Но тут мы поддали, разболтались, и я приоткрылась. Разумеется, я не стала рассказывать про изнасилование в директорском кабинете. И про его шантаж-инвентаризацию. И что я ненавижу лично Солнцева. И – за что я его ненавижу. Все мои отношения с директором и чувства к нему я оставила за кадром. Просто сказала – почти не выходя из образа простушки, еще не расчухавшей суть и смысл советской торговли, – что мне тоже не нравится, как все устроено в нашем универмаге. «Махинировать можно, – сказала я, – но наши, по-моему, совсем зарвались». И призналась: я тоже собираю материалы про свою секцию – левак, пересортица, спекуляция. «Года на четыре моей заведующей хватит».
Ритка, обнаружив в моем лице союзницу и сообщницу, пришла в неописуемый восторг – подогретый, прошу заметить, уже почти полутора бутылками «советского игристого». «Да мы их всех! – хохотала она. – Всех свалим, всех засадим, всех в Сибирь зашлем!..»
И практически немедля в ее голове созрел «гениальный план», которым она тут же со мной поделилась. Ее идея выглядела стройной и логичной, и даже вдохновляющей, правда, имела некую червоточинку. Но что конкретно было в ней не так, я, затуманенная винными парами, оглушенная Риткиным напором, сформулировать не могла… Чувствовала только: все происходит слишком быстро. И ситуация выходит из-под моего контроля. И – машина закрутилась, ее движение стало необратимым, и я с гибельным восторгом и тоской понимала, что мне ее уже не остановить.
Ритка взялась немедленно звонить своему майору Эдику. Я пыталась ее остановить:
– Двенадцатый час ночи!..
– А, плевать, все равно он жену не любит, у них с ней открытый брак, он только дочку свою любит. К тому же могут ему со службы позвонить? В любое время!
И она накрутила номер на стареньком аппарате.
– Майор? Это вам из дежурной части звОнят! Срочно на выезд!.. Да, да, это я… А того я тебе ночью звоню, что у меня есть срочная информация. Ср-рочная! По моему универмагу!
Я уныло трезвела. Земля уходила из-под ног, и моя личная вендетта на глазах превращалась почти в буффонаду. Хотя, может, и вправду майор поможет?
А Ритка продолжала разоряться:
– Тут рядом со мной девушка сидит, она у нас в «мехах» работает. Она такой материал по универмагу собрала – закачаешься!.. Жаждет с тобой поделиться! И мои сведения тоже тебе передаст… Нет, на работу она к тебе не пойдет. Ей засвечиваться на Петровке, ты понимаешь, ни к чему. Нужна конспиративная встреча – но не в том смысле, как со мной, понимаешь… Давай говори: пароли, явки. В смысле, когда и где ты сможешь с ней встретиться?
Потом она корябала что-то на листке, долго облизывала трубку, уверяя, как Эдика любит и хочет. Наконец нажала на рычажок, протянула записку мне и провозгласила с пьяным торжеством:
– Встречаешься с ним послезавтра – ты ж все равно выходная. Он очень ждет, но не тебя, ясен пень, а твою информацию. Позвонишь ему на всякий случай предварительно на службу – а так мы уже договорились: в кафе «Лира», в три часа, он сам к тебе подойдет, он мужчина видный, узнаешь. Но если ты с ним вдруг за моей спиной чего, – она погрозила мне пальцем, – он кобель еще тот… – И она разразилась угрожающим ветвистым матом, объясняя мне, что она со мной сотворит, если я вдруг позарюсь на мужскую стать майора.
– Не беспокойся, – сухо ответствовала я, – у меня парень есть.
– Ну и что? У меня тоже Санёк есть… Боже мой, святой человек, как же я его люблю!
И Ритка в пьяном экстазе вытащила из портмоне маленькую фотографию мужа и стала покрывать ее поцелуями.
* * *
Совсем не как я планировала, не с холодным расчетом, а без длительной подготовки и подходов, в пьяном полукомедийном угаре решилась судьба моей столь тщательно лелеемой мести…
…Мы с майором ОБХСС Эдуардом Верным и впрямь встретились в кафе «Лира» на Пушкинской. Он, естественно, был в гражданском: добротный финский костюм (сто восемьдесят «рэ», у нас в секции мужской одежды их продавали, я бы хотела такой Ванечке купить…).
Швейцар пустил меня безропотно, лишь я бросила со значением: «Меня ждут».
Майор и вправду, как и обещал, сам узнал меня, помахал от столика у окна.
Себе он заказал сто граммов коньку, я ограничилась кофе.
Верный и в самом деле оказался видным мужчиной: высоким, почти идеально красивым, белокурым, как эс-эсовец, хорошо сложенным, но уже с намечавшимся животиком. И еще он выглядел очень сильным – и физически, и морально. Что называется, волевым. Он тщательно осмотрел меня с головы до ног, когда я шла к его столику. А не успели заказ принести, он предложил «продолжить знакомство где-нибудь в тихом месте»:
– У моего знакомого художника тут неподалеку мастерская. А знаешь, какие у него картины – закачаешься! Есть даже настоящий Куинджи.
Я холодно отказала ему – и не потому, что испугалась угроз пьяной Ритки. Зачем он мне? К тому же чем-то мне этот красавец напомнил Николая Егорыча – я не поняла, чем именно, но напомнил. А он и не стал особо настаивать.
– Что ж, как скажете, пусть наше свидание будет исключительно деловым – хотя жаль, очень жаль…
Для серьезного разговора мы вышли на улицу, и он повлек меня по пустынному в рабочий полдень Тверскому бульвару.
Уже желтели и осыпались березы, и Москва была тихой и прозрачной, постепенно приготовлявшейся к зиме. Я впервые в тот год надела, как сейчас помню, свое красное клетчатое английское пальто, которое чудом занесло в наш универмаг нынешним летом и которое никто не брал из-за высокой цены, двести пятьдесят, а я уговорила маму, и она сделала мне подарок на окончание института.
– Ну, что там у вас? – спросил Эдик таким тоном, словно он был начальником, а я – просительницей на пороге его кабинета. И взял меня под руку.
Однако универмаг уже закалил меня. Он закаливал меня каждый день. Я теперь была уже совсем не та, что полгода назад, когда пришла на работу. И я не стушевалась от наглости Эдика, выдернула свою руку и бросила:
– У меня есть то, что может принести тебе премию и еще одну звездочку на погоны.
Он снисходительно улыбнулся.
