Ознакомительная версия.
— Нет. Пытался, но у меня ничего не получилось.
— прежде чем мы продолжим наш разговор, я должна спросить тебя одну вещь. Не обижайся, но я должна это сделать. Ты отец Стасиков?
— Нет, — он посмотрел на нее очень серьезно, — нет. Не я. Но я хотел бы им быть. Разве ты не видишь, что мы совсем не похожи? Я не знаю, кто их отец. Света не говорила об этом. Я подозреваю, что она и сама этого не знала. Света была такой….
Она кивнула. Она прекрасно поняла то, что он хотел ей сказать.
— Мне кажется, света не была к ним готова. Конечно, чисто теоретически она слышала про детей, но не была к ним готова…. Дети росли, а она оставалась все в том же состоянии… Если ты понимаешь, что я хочу сказать…
Она снова кивнула. Она прекрасно поняла это тоже.
— Я не знал Свету долго, но за время, что было у нас, я сумел неплохо определить ее характер. Она была человеком крайностей, и легко перепрыгивала через любую бездну. А потом, наверное, не успела перешагнуть, или вначале просто не поняла, что это бездна. А когда поняла, было слишком поздно… — он замолчал.
— Я хочу узнать, как ты познакомился со Светой. Все — от начала до конца.
— А я вначале познакомился не с ней. Я познакомился со Стасиками. Вернее, пришел к ним на помощь. И только потом увидел ее. Она была очень красивой, твоя сестра, но в тот момент красота была последним, что я заметил. Я увидел растерянную уставшую женщину, полностью без средств существования и без возможности их заработать, и оттого она была так сильно подавлена, и оттого попадала в разные капканы и находилась в зависимости у различных поддонков, которым всегда было на нее наплевать. С двумя детьми она жила в тесной и сырой комнатке под крышей пятиэтажного общежития… Комната была 9 метров, и в ней с трудом помещались две кровати: на одной спала она, на другой — двое детей. В комнатке в углу не было потолка, вернее, он сгнил и там стояли ведра для дождевой воды, если шел дождь, и сгнила вся штукатурка, обои, и оттого в комнате стояла постоянная сырость… Вдобавок там не было отопления (на всем этаже трубы обрезали), а удобства (туалет и не работающий душ) находились только на 3 этаже. Электроплитка, на которой она готовила еду, стояла в коридоре, возле стены, огороженная фанерным ящиком. Когда я привел зареванных Стасиков в этот ад и увидел Светлану (в старом халате, с руками в мыльной пене и с горькой складкой у рта) в моей душе что-то дрогнуло… А когда я рассказал ей все, ее руки поникли с унылой безнадежностью, а глаза стали пустыми, как глаза (прости мне это сравнение) дохлой рыбы…. И она сказала: «что я могу сделать, если завтра на его место придет кто-то другой?». Я закричал на нее, я кричал что-то возмущенное, гневное, потрясал кулаками. А горячая волна крови, казалось, разорвет мое сердце, и я вдруг понял, что не оставлю их, этих двух малышей, никогда…. Они испуганно жались к стене и держались за руки, девочка прижимала к груди старенького рванного мишку, а из разбитой губы сочилась кровь…. Тоненькая струйка крови капала на ее застиранную кофточку, и мне все время хотелось кричать. Потом, помню, Светлана заволокла меня в комнату и вышвырнула на кровать деньги. «Это он дал! — закричала она, — этого мне хватит, чтобы кормить их неделю! А если б у меня не было этих денег, нам осталось бы подохнуть под забором! И это все, что я могу сказать!». В ее словах был смысл. Я смотрел по сторонам и мне казалось, что я понимаю эту женщину. И чем больше я ее понимал, тем сильнее мне хотелось кричать. В конце концов я зашел и даже остался на ужин, приготовленный на коридорной электроплитке. Мне было не стыдно оставаться на ужин. Я знал: утром первое, что я сделаю, это принесу ей деньги, еду и одежду для детей. Так они вошли в мою жизнь, и заняли там свое место. И если б Светлана была умной женщиной, она вышла бы за меня замуж и с ней не произошло бы беды. Но…. Она была такой, какой была. Я знал, что ее дети больны. Я увидел это еще в бассейне. И, честное слово, если б они были здоровы, я наверное, не стал бы так за них переживать. Но эта жалость, это страшное чувство беспомощности перед лицом такого горя…. Я не буду врать, если скажу, что эти малыши здорово помогли мне жить. Можно сказать, они вообще спасли мою жизнь! Чтобы тебе было понятнее, я должен рассказать то, что произошло с моей семьей… Я не говорю об этом — никогда, но если я не объясню, ты не сможешь понять, почему Стасики вошли в мою жизнь, и почему они стали мне так дороги. Я приехал в Южногорск за несколько месяцев до того, как сюда приехала Светлана. Она сама сказала мне так. Не знаю, врала она или нет, с ней было все возможно. До Южногорска я жил в другом месте. Я занимался бизнесом, и довольно успешно. У меня был маленький завод, который производил игрушки. Если ты заметила, я не славянского происхождения. Моя мама была китаянкой, китайской студенткой, отец — русский. Мама умерла, когда мне был год, и меня воспитывал отец. Он так и не женился. В Китае у меня оказалось много родственников. Я вырос, стал туда ездить, закончил институт, занялся бизнесом и в конце концов открыл завод. Я получал сырье из Китая по дешевой цене, производил игрушки и в конце концов стал достаточно состоятельным человеком. Я женился на девушке, которую безумно любил. У нас родился сын. Когда сыну исполнилось пять лет, я купил туристическую путевку в Италию. Мы путешествовали по всем городам, останавливались в лучших гостиницах. А потом… Потом мы сели в такси… Я, моя жена и сын. Это было в Риме. Таксист, болтливый итальянец средних лет, прекрасно говорил по — английски и мы болтали с ним всю дорогу… Мы возвращались в отель, когда… Я не увидел то. Что произошло. Я помнил только, как улыбался своему сыну, который держал в руках новенькую заводную машинку, а потом — белый больничный потолок… Боль и слепящий свет… В протоколе полиции все было записано и четко объяснено. Но я не помню. Я ничего не видел. Мы врезались в грузовик. Вернее, тройная авария: грузовик, такси и еще какая-то машина…. В аварии погибли жена и мой пятилетний сын. Малыш умер сразу, мгновенно. Моя жена умерла по дороге в больницу. В отделался сотрясением мозга и переломом руки. Водитель остался жив. Следствие показало, что виновен был водитель такси, тот самый болтливый итальянец. Его посадили в тюрьму, но мне было уже все равно. Двое людей, которые значили для меня все, остались там, в теплой и красивой стране…. В чужой стране… Мой малыш, прижав к груди игрушку, ушел в вечность. Улыбнувшись мне на прощанье… Я помнил его улыбку… последнее, что я видел перед аварией, обернувшись к нему… Когда я вернулся домой, я все продал. Завод, квартиру, бизнес, абсолютно все. Я долго странствовал по разным странам и городам. Потом денег осталось совсем немного, и я решил выбрать дешевый маленький городок. Так я оказался в Южногорске. Когда деньги почти закончились, я снова съездил в Китай. И снова занялся бизнесом… Теперь я продаю вещи. Иногда обувь. Сумки. Всякую ерунду. Но только не игрушки. Я никогда не продаю игрушки. Я даже не могу на них смотреть. У меня есть 2 магазина в центре города, 3 контейнера на разных рынках, машина, крошечный отель и вот эта квартирка, которую я купил в самом начале, как только приехал в Южногорск, и до сих пор не хочу ее менять. Мне все равно, где и как жить. Квартира удобная и в хорошем районе. Дела мои идут неплохо, деньги зарабатываются… Может, именно потому, что я не стремлюсь много заработать, мне везет с деньгами. Кстати сказать, никому не придет в голову искать тебя в моей квартире — по двум причинам. Во — первых, все знают, что у меня нет никаких женщин, я не завожу разных любовниц, а, во — вторых, я тщательно избегал открытого контакта с тобой, и чтобы никто не заподозрил нашего знакомства, так тщательно от тебя прятался. Я прятался от тебя именно по этой причине. Я не хотел, чтобы стал известен факт нашего знакомства. Теперь, надеюсь, ты поймешь, почему я так привязался к Стасикам. Может, потому, что подсознательно искал семью. А, скорей всего. Потому, что я твердо решил никогда больше не иметь своих детей. Я второй раз не смогу пережить такую боль. Это меня убьет. И, когда я это понял, я решил, что если мне суждено когда-то познакомится с женщиной, то пусть лучше у этой женщины будут свои дети. Но, когда я увидел Стасиков, я ни о чем таком не думал. Я вообще ничего не думал, когда услышал в раздевалке детский крик. Чтобы мне было не так страшно возвращаться по вечерам в пустую квартиру, я записался в бассейн. Я постепенно полюбил свою работу. Иногда мне приходилось вставать ночью, иногда — ездить в разные города, словом, работа не давала мне скучать. Но у меня все-таки было и свободное время, и на это время я записался в бассейн. Плавать я любил с детства. Это был красивый спортивный комплекс с огромным бассейном, где плавали не только взрослые, но проходили и детские тренировки. Мое время было в тот момент, когда заканчивалась тренировка детской группы. Это был элитный спортивный комплекс и тренировки в нем стоили довольно дорого. В детской группе было человек десять. Я знал всех детей. Я знал и двоих близняшек, брата с сестрой. Эти дети были худее всех остальных и держались не так нагло, как другие. Однажды я увидел, кто привозил их в бассейн: когда я оставил на стоянке машину перед тренировкой, я видел этих близняшек, который садились в серый «Опель» вместе с высоким мужчиной средних лет с седыми висками. Машина была дорогой, роскошной! Я мог бы тоже купить себе такую, если б захотел, но я знал, что в этом городке позволить ее себе могли не многие. Мужчине было лет 45, он выглядел очень представительно, одет дорого, со вкусом. Сначала я подумал, что это их отец…. Но дети были совершенно на него не похожи, держались как-то отдаленно. Он словно шел сам по себе, а дети — на некотором расстоянии от него, держась за руки… С отцами так не ходят. Даже с отчимами. Тогда мне показалось это странным. А потом — я просто выбросил из головы. В тот день я опоздал на свою тренировку. У меня случились неприятности в офисе, и я опоздал на полчаса. Когда я раздевался, детская тренировка давным — давно закончилась. У меня было плохое настроение. Я переодевался медленно, как вдруг услышал детский крик. За стенкой кричал ребенок. Сначала я не обратил на это внимания. Но потом крик повторился с новой силой. В нем было столько отчаяния и ужаса, что прямо в плавках я влетел в соседнюю раздевалку. Я никогда не забуду ту картину, которую там увидел. Там были эти дети, брат и сестра. Они пытались вжаться в узкий проем между металлическими шкафами. Дети дрожали, глаза их стали огромными от ужаса. А этот седой садист пытался их схватить и бил их по лицу, по груди ремнем. Его зрачки были ненормально расширены. А выражение лица было таким страшным, что мне показалось: он хочет их убить. И он не остановится…. Пряжкой от ремня от рассек девочке губу и по ее лицу текла кровь. Я бросился к нему как зверь и заехал изо всех сил прямым ударом в челюсть. Когда-то я занимался боксом. Я вообще сильный, а если меня разозлить… Я был вне себя. Мне хотелось задавить эту мерзкую гадину. Этого урода, гнилого поддонка, посмевшего поднять руку на детей. Это было такой подлостью, которую я просто не мог вынести! В моих глазах поднять руку на ребенка — самое большое преступление и такая гнусная, чудовищная подлость, которую просто невозможно осознать! Если б мой малыш был жив, я никогда не поднял бы на него руки, что бы он ни сделал… Словом, взбешенный, я сбил его с ног, а потом еще и еще смазал по его гнусной роже… Он не ожидал нападения. Да если б даже и ждал, все равно не смог бы сопротивляться! Он что-то злобно зашипел, поднимаясь… Я схватил его за шею, несколько раз встряхнул и прорычал:
Ознакомительная версия.
