Апофеозом ее трудовой карьеры явилась карьера посудомойки: в первый же день девушка потребовала, чтобы из города ей привезли всевозможных моющих средств. Ни у кого и мысли не возникло, что ее приказ можно оставить невыполненным, поэтому уже на следующий день ей доставили несколько пластиковых бутылочек яркой расцветки. Вообще-то раньше никто не утруждал себя тщательным мытьем посуды: с водой была напряженка, брали ее из небольшого мутного котлована рядом со станом, посуду чистили песком. Но цивилизованной девочке Лике такая дикость претила, поэтому она щедро залила миски в корыте едким гелем, слегка ополоснула, полюбовалась на результат своего труда и отправилась загорать в одном из своих бикини.
Утром на работу никто не вышел. Желудки сельских тружеников, переваривающих гвозди и в пыль крошившие кишечные бактерии, не справились с современной химией. Сборщики хлопка жалобно стонали на своих топчанах, ежеминутно с перекошенными лицами бегали в поле и взывали к своему богу, едва на глаза им попадалась Лика – единственная, кого не сразила странная инфекция. Хорошо, что вину за массовое заболевание они приписали демонической силе, которой обладала эта белая девушка. Поэтому они ее боялись и не причиняли ей вреда.
Лике и самой не понравился вкус еды, отдающий хлором, щавелевой кислотой и прочей гадостью, и она, полная трудового энтузиазма, решила хорошенько прополоскать посуду. Загрузила в корыто и, вместо того, чтобы с каждой мисочкой ходить на глубину котлована, погнала корыто, подобно лодке, на середину. Корыто – не судно, оно не приспособлено к плаванию. Ровно посредине котлована оно опрокинулось, потонуло само и утопило всю посуду.
Именно в этот день и позвонил Кречетов с жестким требованием вернуть Лику, обещанием выслать денег на билет и предложением заплатить за нее выкуп. Хворающие сборщики хлопка тихо ликовали на своих нарах, Бекджигит срочно выехал оформлять вылет этой страшной женщины.
Когда Лика узнала, что едет домой, она сначала обрадовалась: оказалось, она очень соскучилась по цивилизации. Но потом вспомнила, как сложно жить в том мире. Для того чтобы заявить о себе, приходилось прилагать столько усилий, усилия пропадали даром, и единственное, что не смогли у нее отнять, это деньги ее папочки, которые все равно не приносили власти, славы и уважения лично ей. А тут... любят не любят, но боятся – точно. И уважают, наверное, вон глаза какие испуганные.
Скорее всего она просто не могла позволить распоряжаться собой, как безвольным животным, в жизни Лика совершила много ошибок, но совершила их сама. И никто не имел права помогать ей в этом. Девушка закатила очередной грандиозный скандал с разбрасыванием предметов и подробным описанием мук, которые грозят тем, кто посмеет прикоснуться к ней хоть пальцем или затолкать ее в самолет. Сборщики хлопка смотрели на нее со своих нар с ужасом: отравление еще не прошло, им было очень плохо. Какие еще несчастья насылала на них эта красивая девушка? Они даже не могли убежать, слишком были слабы.
Бекджигит понимал, что это его легкомыслие и алчность виноваты во всем, и мужественно взял хлопоты по депортации Лики с территории республики на себя. Какие только усилия не применял он для того, чтобы смягчить ее сердце, как только не уговаривал – девушка была непреклонна. Естественно, поразмыслив немного, она уже и сама согласилась ехать домой, но не могла же она так легко сдаться!
– Хорошо, – наконец смилостивилась она, – я уеду. Но ты сначала скажешь мне, дрянь паршивая, кто продал меня на плантации. Это русский мужчина, которого зовут Олег?
– Скажу, скажу, – обрадовался Бекджигит, – не мужчин, девушка такой, просто девушка, волосы красные, глаза черные, рот тоже красный. Деньги мне давал, я не взял деньги, я тебя взял. Больше никогда девушка брать не буду. Не надо мне девушка!
– Гомиком, что ли, с перепугу заделался? – пожала плечами Лика.
Меня она, конечно, вспомнила и сразу догадалась, что я – ее менее удачливая соперница, которая затеяла эту аферу для того, чтобы увести Олега. Так что теперь у нее появилась новая цель в жизни – найти девицу в махагоновом парике. Ничего, пусть ищет, думаю, шансов у нее нет. Я даже билет в поезд брала на липовый паспорт – сделала как-то себе ради простого любопытства и теперь пользовалась иногда – прости, родная милиция, я больше так не буду.
Провожать Лику вышел весь полевой стан. Кто не смог идти, тому помогали более сильные, но в бараке никто не остался. И хотя не все поняли горячие слова, которыми она простилась со своими коллегами, страшно стало всем, особенно когда после ее отъезда над станом разразилась страшная гроза, ведь гроз здесь обычно в это время года не бывает. Впрочем, после грозы опять засияло яркое солнце, земля высохла, белоснежные коробочки хлопка красиво белели на поле, кишечное расстройство быстро сошло на нет, а ближайшим рейсом на стан завезли новую посуду – красивую пластиковую, разноцветную, а не алюминиевую, как было раньше.
* * *
– Но ведь получается, мон ами, что ты не достигла желаемого, – заметил Ариша после того, как я рассказала ему подробности этой эпопеи, – она не стала лучше ни на йоту.
– А почему ты считаешь, что я ставила своей целью перевоспитание Лики? Думаю, это под силу только очень властному и опытному психологу. Только в старых книжках строптивые дуры превращаются в сусальных умниц, в жизни такого, как правило, не происходит.
– Так в чем же смысл продажи бедняги на плантацию?
– Я уже говорила, что мне просто необходимо было изолировать ее на период операции и реабилитации Ольги. Ты же понимаешь, что Лика сначала делает, потом соображает. Это первое. Второе, я хотела, чтобы ее отец понял, что испытываешь, когда теряешь дочь. Этот пункт мне не совсем удался, кажется, в семействе Шлейко время прошло довольно безмятежно. Но это уже не моя вина, так уж любят они друг друга. И третье: мне было необходимо дать ей почувствовать, что испытывает человек, которым манипулируют. Они с папашей формировали жизненные события вокруг Ольги, я сформировала одно для Лики. Мелочь, а приятно.
– А ты не боишься, что теперь, когда она вернется, все закрутится с новой силой?
– Не боюсь. Думаю, Ольга теперь узнает, кто действительно предан ей всем сердцем, а кто только прикидывался мягким и пушистым. Если девушка встанет на ноги, она позволит Олегу любить себя и уедет с ним из Горовска. В Москве Лике их не достать. А если нет, то и Лике она будет неинтересна. Лика выполнила свою задачу, нейтрализовала подругу, теперь у нее новая цель – найти девицу с красными волосами и восточным макияжем, то есть меня. Вот пусть и ищет.
– А если найдет?
– И прекрасно! Такое развлечение.
– А Олег? – не успокаивался Ариша. – Лика приедет, увидит Олега, начнет предъявлять ему претензии.
– Для Олега у меня подготовлена целая стопка алиби. К тому же кому, как не ей, знать, до чего легко воспользоваться чужой электронной почтой и ввести человека в заблуждение. Сам Олег ни разу не дал ей понять, что он в курсе событий, все переговоры велись по телефону или по почте. Олег же, по моему совету, сразу после того, как отдал мне свою симку, подал заявление о краже телефона, так что теперь у него есть все доказательства непричастности к этому делу.
– Браво, Полетт, – зааплодировал Ариша, – к тебе не придерешься! На все мои претензии у тебя есть ответы. Растешь, девочка, на бабушку становишься похожа.
– Кстати, а где Инесса? – вспомнила вдруг я. – Вы случайно не поссорились?
Я уже привыкла, что дома у нас появилась эта яркая и, одновременно, мягкая женщина с удивительным умением использовать кухню по назначению.
– Нет, что ты, – испугался Ариша, – просто ее дети вернулись из отпуска, и она боится признаться им, что у нее появился сердешный друг.
– Кто? – не удержалась я. – Какой друг?
– Сердешный, – невозмутимо ответил дед, – не могу же я это прекрасное понятие выражать вашими пошлыми словечками: бойфренд, сожитель, любовник. Эти слова могут испортить все очарование отношений.
– Сердешный друг, – попробовала я на вкус выражение. – А знаешь, мне нравится! Если бы у меня был выбор, я тоже отдала бы предпочтение не сожителю, а сердешному другу.
Если на хлопковой плантации воцарился, наконец, мир и порядок, то дома у меня сгущались тучи. Мало того что ушла Инесса, так еще и Слава с Алиной поссорились навсегда, как утверждала моя подруга.
– Что ты опять натворила? – строго спросила я ее.
– Почему это я? Что, кроме меня, никто уже не способен ничего натворить? – обиделась Алина.
– Способен. Но ты – просто мастер по отпугиванию женихов.
– На себя посмотри! – справедливо заметила подруга.
– Что ты ему сказала?
– Ничего особенного. Просто рассказала, почему сбежала из лагеря. Оказывается, Владимир никому меня не выдал, просто сказал, что я устала и соскучилась по цивилизации. Они немного посердились и простили. Я же еще не дала клятву скалолаза, значит, у меня был обратный путь. Это как в монастыре: пока ты послушница, ты можешь уйти, а как постриглась, все, путь закрыт.
