Ознакомительная версия.
— Врешь! Я сильная! Я не позволю обидеть Гошу!
— Вы, Лиза, слабы настолько, что даже не сможете следовать за сыном. Вы дух низшего порядка и будете влачить жалкое существование, осознавая свою беспомощность и никчемность. Все, на что вы способны, так это рыдать на вершине маяка и кричать раненой чайкой: «Сыночек! Где ты! Верните мне моего мальчика!» Как некогда кричала на маяке графиня Сокольская перед тем, как броситься в море. Кстати, не было никакой графини. Эту историю я от начала и до конца придумал специально для вас, чтобы направлять по нужному пути.
— Чушь! — выкрикнула я. — Рано радуешься! Вот посмотришь, я выйду из комы, и грош цена твоим прогнозам!
Точно наперегонки, мы стремительно преодолели больничный сад, где на лавочках сидели, наслаждаясь ласковым утренним солнцем, пациенты больницы. Я с размаху врезалась в панельную стену корпуса, продираясь сквозь нее, как сквозь вязкий поролон, и торопясь как можно скорее достигнуть палаты, где я оставила свое тело. Медиум неотступно следовал за мной.
— Не мог бы ты, наконец, оставить меня в покое? — сердито выдохнула я.
— Не беспокойтесь, мадам, я следую по своим делам, вы мне без надобности, — буркнул Кузьма, точно так же, как и я, проворно проникая сквозь больничные стены.
Скользя по коридору, уже заполненному больными, я просочилась в бокс реанимации, отыскала свою палату и на всех парах влетела туда. Краем глаза я наблюдала за Кузьмой, сильно опасаясь, что он отправится за мной следом, чтобы помешать. Но поблекший юноша, озабоченно хмуря брови, скользнул в соседнее помещение, откуда раздавались отрывистые команды врача и ответные возгласы суетящегося медицинского персонала.
Оказавшись в своей палате, я с разгону попробовала вернуться в так хорошо знакомое мне тело, оплетенное трубками и вытянувшееся на узкой больничной койке. Стукнувшись о себя, точно о гулкий деревянный сундук, я воспарила к потолку и снова предприняла попытку соединить бренную оболочку с бессмертной душой. И снова у меня ничего не вышло. Я обогнула застывшую у кровати медсестру Викторию, ту самую, что поручила присматривать за мной щекастому полицейскому, и опять предприняла попытку «прийти в себя». Со стороны, должно быть, я выглядела, как птица, бьющаяся в оконное стекло. С тем же успехом я могла бы долбиться в запертую дверь. Пока я осаждала свои останки, медсестра достала смартфон и, дождавшись соединения с абонентом, шепотом заговорила в трубку:
— Представляешь, Кать, у меня больная умерла. Ну да, та самая. Чокнутая, которая от людей шарахается. Из графской усадьбы. Приборы показывают, что она испустила дух еще вчера в двадцать два ноль пять! Представь себе, я еще в палате была и ничего не заметила! Да ладно, кто меня уволит! Скину показатели приборов, и дело с концом. С такой травмой головы она и так была не жилец.
И, оживившись, продолжила:
— Слушай, Катька, к нам подругу Иван Ивановича привезли! Помнишь, я рассказывала, как встретила твоего ухажера с рыжей красоткой? Зовут ее Анастасия Граб. Ой, Катька! Я в прошлый раз не заметила, а эта Граб оказалась беременная, пузо аж на нос лезет! Ее в дневной стационар положили, хотят понаблюдать. Вчера из графской усадьбы мальчишку похитили, слышала? Так это ее муженек отличился. Да ты его знаешь. Инструктор по серфингу, у маяка живет. Ну да, такой, ничего себе, на парусной доске все гонял. Почему гонял? Да потому, что разбился. Отец мальчишки его с маяка скинул. Анастасия Граб все видела, и может на нервной почве начать рожать раньше времени. Ее из полицейского участка, где она давала показания, на «Скорой» к нам в больницу доставили. На всякий случай. До вечера полежит, потом домой отпустят. Сделали УЗИ, у нее будет парень. Здоровенький. Но самый прикол в том, что Иван Иванович этажом выше, прямо над этой своей Анастасией, в отделении реанимации загорает. Ну да, Кать. Все плохо. Как привезли со спиритического сеанса, так до сих пор не откачали. Врачи вокруг него суетятся, бегают. Не могут понять, в чем дело. Видимых причин для комы нет. Все органы в порядке. Главный реаниматор говорит, что ощущение такое, будто человека поставили на паузу, как магнитофон. Все жизненные процессы замерли, и когда отомрут, неизвестно. Да ладно тебе, Катюш! Нужен он тебе! Он же старый! К тому же бабник. Ладно, пока, подруга. У меня дежурство закончилось. Пойду позвоню вдовцу, сообщу про покойницу. Вот не повезло человеку! Сына похитили, только вернул, так жена померла.
Медсестра нажала отбой и, сунув аппарат в карман халата, вышла из палаты, направившись на пост. А я оставила бесплодные попытки войти в себя и озадаченно присела на край кровати. Значит, я умерла еще вчера. И медиум не мог об этом не знать и только морочил мне голову, что я всего лишь пребываю в коме и имею полную возможность в любой момент вернуться к жизни. Ну что ж, отлично! Мне есть что ему сказать. Сцепив зубы, я рванулась сквозь стену в соседнюю палату, туда, где скрылся Кузьма.
Гном сидел на стуле рядом с седым мужчиной, безнадежно рассматривая его застывшее на подушке лицо, в котором смутно угадывались черты Кузьмы, как если бы они были отцом и сыном. Белизна наволочки только подчеркивала землистый оттенок немолодого лица пациента. Закрытые глаза глубоко запали, нос заострился и выглядел восковым.
Вокруг кровати сновали медсестры, пытаясь привести больного в чувство.
— Ну же, Иван Иванович! — звали они, снова и снова поднося дефибриллятор к покрытой колечками седых волос груди и сотрясая разрядами тока недвижное тело.
Заметив меня, выбирающуюся из стены над умывальником, Кузьма закатил заметно потускневшие глаза и с раздражением спросил:
— Опять вы, Лиза! Что еще?
— Значит, ты утверждаешь, что я в коме и в любой момент могу вернуться в свое тело? — выдохнула я, заканчивая свои маневры и застывая в гневной позе посреди больничной палаты. Сквозь меня ходили туда-сюда суетливые сестрички с дефибриллятором и шприцами, но я не обращала на них внимания.
— Ой, простите! Похоже, я ввел вас в заблуждение, — с оттенком иронии в голосе устало проговорил гном. — Какая жалость! Вы, Лиза, все-таки умерли.
— И ты, похоже, тоже! — Я кивнула в сторону кровати на недвижное тело. — И сын господина Полонского, даже если он родится, никогда не увидит родного папу!
— Что значит «даже если родится»? У вас имеются сомнения насчет рождения моего ребенка? — надменно осведомился он. — Кстати, почему вы так уверены, что это будет сын?
— Да, определенные сомнения имеются! И самые обоснованные, — выпалила я. — Прямо под нами в дневном стационаре лежит ваша Настя с угрозой выкидыша. Ей сделали УЗИ и выяснили, что будет мальчик.
Лицо гнома озарилось улыбкой, и он проговорил:
— Вот это удача! Думал, не доберусь до Асеньки! Силы-то на исходе.
Поднявшись со стула, Кузьма скользнул вниз, словно песок в песочных часах. Я проследила за его перемещениями и, скользнув за ним, оказалась в чистенькой двухместной палате. И застала медиума склонившимся к Анастасии, лежащей на застеленной кровати. На соседней койке, накрывшись одеялом, ворочалась еще одна беременная, пытаясь устроиться поудобнее. Женщины, похоже, нас не видели. Когда Кузьма заговорил, лицо Насти сосредоточенно нахмурилось, и соседка по палате встревоженно спросила:
— Ты чего, Насть? Схватки начались?
— Да нет, все нормально, — отмахнулась та, напряженно прислушиваясь.
— Асенька, — между тем увещевал подругу Кузьма. — Тебе нужно прямо сейчас встать и пойти домой к Алексу. Заберешь у Гоши глиняную трубку и принесешь мне. Я лежу этажом выше в реанимации. Палата прямо над твоей. Сделаешь, как говорю, и все у нас будет хорошо. Поняла, моя радость?
Настя кивнула головой, и соседка испугалась еще больше.
— Насть, совсем плохо, да? Вызвать сестру?
— Оль, не нужно никого вызывать. Я, пожалуй, пойду.
— Куда пойдешь? — растерялась женщина.
— Домой.
— Ты что, Насть? Тебе ж успокоительное вкололи! А вдруг случится выкидыш? Ты ж такого страху натерпелась!
— Ничего не случится, Оль. Здесь мне тяжко что-то. Дома лучше.
— Ну, иди. Только врачей предупреди, что уходишь.
Настя тяжело поднялась с кровати и, по-утиному ставя ноги, раскачиваясь, пошла к дверям. Кузьма устремился за ней. Я двинулась следом. Поравнявшись с постом сестры, Настя хотела пройти к лифту, но ее остановили.
— Граб! Куда это мы собрались? — вскинула голову дежурная, отрываясь от заполнения журнала.
— Мне нужно уйти, — сухо проговорила Настя.
— Завтра уйдете, — отрезала медсестра, но Настя ее не слушала.
— Дайте бумагу и ручку, я напишу расписку. — Беременная настойчиво протянула руку. Получив требуемое, написала бумагу и двинулась на выход из отделения.
Выйдя на больничное крыльцо, Настя подставила солнцу хорошенькое острое личико и замерла, наслаждаясь ласковыми лучами. Морской бриз играл ее огненно-рыжими локонами и шифоновыми складками платья. Чуть в стороне стоял Кузьма и с обожанием смотрел на хрупкую фигурку возлюбленной. Потом молодая женщина неспешно двинулась к стоянке такси, устроенной предприимчивыми водителями перед больницей. Мы с Полонским проскользнули за ней. У крайней машины курил смуглый татарин. Заметив потенциальную клиентку и оценив ее положение, он проворно, по-обезьяньи, затушил окурок о подошву башмака, сунул недокуренную сигарету за ухо и растянул в улыбке жесткие губы.
Ознакомительная версия.
