ты обещал его проконсультировать.
– Помню, конечно. Я от своих слов не отказываюсь и навел кое-какие справки. Ему будет интересно. Когда его ждать?
– Через пару недель. Но я звоню тебе по другому поводу. Мой знакомый выкупил две путевки на открытие горнолыжного сезона в Австрии, с большой скидкой. Но сам поехать не может. Отпросись на недельку на работе, съездим, развлечемся. Ты узнаешь, как отдыхают снобы. Представь, Хохгурль – это самый высокогорный горнолыжный курорт Австрии из числа тех, у которых нет ледника, и этим все сказано. Зона катания здесь начинается на высоте 1800 метров! Ты стоял когда-нибудь на горных лыжах перед спуском с Альп с симпатичной дочкой миллионера?
– Пока нет, – собеседник заинтересовался, но все еще колебался.
– Жить мы будем в отеле «Кристалл», это лучший горнолыжный отель в Обергургле. Ты надеваешь ботинки в отеле, открываешь дверь, и вот ты уже на подъемнике, это очень удобно. В лучшем отеле Хохгурля есть все: бассейн, спа, джакузи, фитнес-центр, парикмахерская, отличный ресторан с собственным винным погребом. На открытии у них всегда весело. Мы не можем пропустить такой праздник. Или ты предпочитаешь глотать бумажную пыль в своей конторе? Ну, ты со мной?
– Да, черт возьми! Живем один раз.
– Все, договорились. Я беру билеты на поезд. Через восемь часов мы в Инсбруке, там закажу машину напрокат, сто километров – и мы в раю под названием Хохгурль. Спасибо, что не бросил друга на растерзание богатых наследниц.
«Центр-32. Согласие Сынка на поездку получено. Место рандеву – „Кролик”. Сроки прежние. Север».
По дороге из Инсбрука в отель Вилли по естественной надобности заехал на тихую стоянку, где находились только легковая «вольво» и пикап.
– Ну вот мы и у «Кролика». Отлучусь на минутку, – Север выбрался из машины. – Вылезай, Ганс. Посмотри, какой вид, а какой воздух!
Напарник тоже вышел размять ноги. Настроение было отличное. У соседнего пикапа отъехала в сторону дверь. Больше он ничего не помнил.
Очнулся немецкий разведчик оттого, что его бесцеремонно хлестали по щекам, приводя в чувство:
– Просыпайтесь, герр Рихтер, вас ждут великие дела.
Ганс наконец смог сфокусировать взгляд. Темное, явно подвальное помещение, без окон. Под потолком лампочка, забранная в металлическую сетку. За деревянным столом напротив сидит лысый толстяк пожилого возраста и довольно улыбается. За спиной, на расстоянии одного шага, на диванчике расположился здоровенный мужик, готовый в любой момент сорваться, если гость начнет буянить. Руки скованы наручниками.
– Где я? – В голове шумело, пересохшие губы плохо слушались.
– В гостях, Ганс, в гостях. Если ты обещаешь вести себя разумно, мы снимем наручники. Ты профессионал и догадываешься, что увечить тебя нам нет никакого смысла. В Кельне на курсах повышения квалификации в БНД тебя же учили, как надо вести себя на допросе, – лысый бегло говорил на немецком, но явно со славянским акцентом.
– Что вам от меня надо?
– Догадайся, мой мальчик, ты же умный, – у тюремщика был удивительно ласковый голос.
– Я ничего не скажу.
– Скажешь. Когда я спрашиваю, мне все отвечают. Хотя нам не очень интересна твоя мышиная возня с кучкой примитивных осведомителей.
– Тогда – что? – Пленник уже справился с ситуацией и немного успокоился.
Но это не входило в планы матерого вербовщика. Чтобы быть уверенным в результатах вербовки, объект должен пройти через психологический кризис. Опустошиться до дна, потерять точку опоры, веры, зайти в тупик. Вот тогда постепенно можно будет начинать формировать заново его мировоззрение. Подбрасывая аргументы, обсуждать возможные решения, помогать искать выход. Точно так же работает опытный психиатр. Когда пациент в тяжелом стрессе, можно, конечно, начать давать советы, как себя вести, выписывать препараты, советовать заняться аутогенной тренировкой, но ядро болезни остается.
Психоаналитик же, наоборот, вытаскивает конфликт изнутри, как бы болезненно это ни было, и в процессе длительного обсуждения, часто неоднократно перебирая различные варианты, моделирует возможные варианты развития ситуации. Как это могло быть, что можно сделать, какие шаги предпринять. Втягиваясь в обсуждение, пациент примиряется с действительностью. Это и есть рационализация: человек сам находит для себя выход.
Так песчинка с острыми краями попадает в раковину. Нежное, мягкое тело моллюска испытывает неудобство и пытается повернуть песчинку то так, то эдак, постоянно обволакивая ее ферментами. Слой за слоем на инородном теле нарастает минеральная защита. В результате этого процесса внутри раковины вырастает жемчужина. Человек, приняв и проанализировав ситуацию со всех сторон, приходит к устраивающему его решению. В результате обретает спокойствие и возвращает веру в себя. Хорошо, если объект будет предварительно обработан физически, это ослабляет волю, стремление к сопротивлению и ведет к подчинению. Но в нынешнем случае этот вариант исключен. Придется повозиться подольше.
– Можешь называть меня «дядя Макс» или просто «Макс», – так меня называет твой отец.
– Что значит «называет»? Мой отец погиб в ваших лагерях, – Ганс был ошеломлен.
– Да нет, он жив и здоров. Мы с ним иногда видимся. Сейчас реже, раньше чаще.
– Что за ерунда. Вы что-то путаете. Мой отец был офицером абвера. Как он мог с вами дружить? Это клевета! – Ганс захлебывался от возбуждения.
– Сначала он сомневался, а потом стал с нами сотрудничать. Капитан Конрад Рихтер, уроженец Берлина. Как ты похож на него, – тихо и задушевно проговорил вербовщик. Это распалило Сынка еще больше.
– Мой отец был офицером. Он не мог изменить присяге.
– Твой отец прошел войну. Это грязное и кровавое дело. Она меняет людей. Знаешь, кого он ненавидел больше всего? Не нас, русских. Он ненавидел эсэсовцев, как самых ярких и преданных представителей фашизма. Чтобы стать господами мира, они не жалели ни чужих, ни своих. Это психология серийного убийцы. Конрад не был убийцей и не хотел быть таким. У него был характер, и он встал на путь борьбы с фашизмом, а ты – бесхребетный слизняк, потому что прислуживаешь тем, кто унижает твою родину.
– Я служу Германии. Я не предам своих сограждан, что бы ты ни плел про моего отца. – В голосе Ганса все отчетливее слышались истерические нотки.
«Хорошо. Процесс пошел. Надо еще больше его подогреть, довести до кипения. В характеристике было указано, что парень не законченный эгоист и циник».
– Что ты говоришь? – Лысый всплеснул руками. – Ты такой патриот, рядом с тобой надежные товарищи, умное начальство, и все вы радеете за Германию. Особенно директор БНД герр Гелен. Что же он тогда выполняет распоряжения американцев?
– Потому что они, как и вы, – оккупанты и давят всех силой оружия.
– Мой мальчик, не обманывай себя. Советский Союз после войны создал на своих границах, считай, санитарный кордон. Отгородился от вас Польшей, Венгрией, Румынией, Болгарией. Мы не пошли дальше и не захватывали другие страны. Скажи мне, есть советские войска в Австрии? Нет, мы ушли оттуда. Хотя могли остаться. Есть советские войска в Финляндии? Она же капитулировала и, мало того, входила в состав Российской империи, значит, у нас были все условия там остаться. Может, советские войска есть в Японии, которая сдалась нам – не американцам? Они смогли захватить лишь мелкие острова и сбросили атомную бомбу на мирные города. Мирные. Японскую армию в реальных боях разгромили мы, наша Красная Армия. Теперь ответь мне, кто захватил Европу и Азию вместо того, чтобы жить спокойно и в безопасности у себя за океаном? Чьи базы сейчас по всей Европе?
Рихтер отчаянно сопел: найти возражения он сразу не мог, но и сдаваться этому противному русскому не собирался.
– Это ты, Ганс, прислуживаешь оккупантам. Значит,
