Что-то у Кристины? В школе?
– Саша, у меня к тебе деловой разговор. Профессиональный. У Кристины все в порядке.
– Тогда сегодня я никак не могу. И завтра тоже. Давай перенесем нашу встречу на послезавтра.
– Ты поговоришь со мной сегодня, потому что если я права, то этот разговор может уберечь тебя от неприятностей. – Женя не была размазней и умела постоять за себя еще с тех времен, когда они разводились.
– Ты невыносима, – сообщил бывший муж. – Я сегодня в Москве и у меня совещание. Я вернусь завтра и сразу отправлюсь на объект. В офисе появлюсь к семнадцати тридцати. У тебя будет ровно тридцать минут, потому что к восемнадцати часам мы приглашены на день рождения Маши. Опаздывать на семейное торжество я не хочу.
– Маши? А, Валеркиной жены.
– Да. Последнее время мой младший брат бьет все рекорды примерного поведения, поэтому отец решил его вознаградить. Дарит Машке новую машину на тридцатилетие. Не хочу пропустить момент вручения подарка. Завтра, тридцать минут, Женя.
– Я уложусь, – пообещала она и отключилась.
Половину ночи Гордеев провел в раздумьях. Распрощавшись с Евгенией Волиной и испытывая по этому поводу легкую грусть, он сразу же позвонил Рюмину, чтобы назначить встречу на утро. Разумеется, от разговора начальник службы безопасности «Турмалина» попытался увернуться, но не тут-то было. Не на того, как говорится, напали.
– Слушай, Феоктистыч, у нас с тобой, конечно, горячей любви не получится, но ты же профессионал, в конце концов, – напирал Гордеев. – Ты поставлен защищать интересы «Турмалина», а потому, в отличие от шефа, должен рассматривать разные версии и землю рыть в поисках врагов. Сейчас врагом назначен я. Это просто отлично, исходя из подковерных игр, но крайне хреново, если речь идет о деле. Я знаю, что ни в чем не виноват, а значит, «Турмалину» по-прежнему угрожает опасность.
– Все так говорят, – тон Рюмина изменился, и Гордеев понял, что начальник службы безопасности его выслушает.
– Феоктистыч, включи голову. Меня подставили. И если ты хотя бы на тридцать процентов признаешь, что такое возможно, то в твоих интересах выяснить, кто это сделал. Будет тебе почет и уважение в конторе и премия в придачу. Ты же знаешь, шеф человек не жадный.
– Петрович, ты хочешь-то чего?
– Встретиться с тобой хочу. Обсудить ситуацию. И вместе вычислить, кто стоит за проблемами фирмы.
– Так Волины стоят. Это ж очевидно.
– С Волиными разберемся. Как сейчас принято говорить, не все так однозначно.
– Ты что, уже разузнал что-то? – в голосе Рюмина слышалось веселое любопытство.
– Пока нет. Но выход на Волиных у меня есть. И как меня в свое время учили, лучший способ что-то узнать – это спросить. Так что у них сегодня спросят.
– Кто учил? – помолчав, уточнил Рюмин.
– Лучший учитель в моей жизни. Дед.
– А спросит кто? Евгения Волина? – насмешка в голосе все больше прослеживалась. – А с чего ты взял, что муж и свекор скажут ей правду? С чего ты вообще взял, что она на твоей стороне?
Гордеев закрыл глаза и представил лицо Евгении: подвижное, с постоянно меняющейся мимикой, с детским изумлением в больших, серых, очень красивых глазах. Ему захотелось взять это лицо в ладони, погладить скулы кончиками больших пальцев, заглянуть в волшебные глаза, прижаться ртом к ее четко очерченному рту с пухлой нижней губой, тоже немного детской. Захотелось так сильно, что закололо кончики пальцев.
– Она на моей стороне, – не сказал, а выдохнул он. – Это всегда точно знаешь.
– Кстати, о Волиной. А ты зачем соврал Макарову, что это я посоветовал тебе нанять ее в адвокаты? Маленькая ложь рождает большое недоверие, Гордеев. И ты еще удивляешься, что я не хочу с тобой встречаться.
– А разве не ты? – теперь пришла пора Александра удивляться. – Я пришел советоваться к юристам по поводу иска, который подала против меня в суд бывшая подруга моего деда. Ты был в кабинете и назвал фамилию Волиной.
– Да не называл я тебе ее фамилии! – взорвался вдруг Рюмин. – Сашок, ты вспомни. Я сказал, что тебе нужен хороший адвокат по наследственным делам. Это все, что я сказал. А кто-то из девчонок вспомнил, что таким адвокатом является Евгения Волина. Ну, вспомнил?
Гордеев снова прикрыл глаза. Ах, черт. А ведь и правда. Кажется, про Женю ему сказала Аля Буковеева. Да, точно. Она еще уточнила, что они вместе учились в университете. И как он мог забыть? Хотя какая разница.
– Да. Ты прав. Буковеева ее порекомендовала, – сказал он. – Только я не очень понимаю, это так важно, да?
– А ты считаешь, что не важно? – иронически уточнил Рюмин. – Тебя поймали на связи с конкурентами, и при этом ты заявил Макарову, что к Волиным тебя отправил я. Как я должен это воспринимать, если не как попытку перевести на меня стрелки? А я тебе не мальчик для битья, Петрович.
– Ну, перепутал, с кем не бывает, – примирительно согласился Гордеев. Ссориться с Феоктистычем сейчас не с руки. – Я бы честно признался в этом Макарову, но ты же знаешь, что я теперь персона нон грата.
– Ладно, с Макаровым я сам разберусь. Встречаемся завтра в десять утра. Я к этому времени с утренней текучкой разберусь и подъеду.
– Куда?
– К тебе домой. Куда еще, – снова удивился Рюмин. – В офис тебе нельзя. Торчать с тобой посредине какого-нибудь ресторана у всех на виду я тоже не намерен. Если ты правда ни при чем, то наше расследование должно быть тайным. Зачем заранее оповещать всех о том, что мы действуем сообща?
В этих словах была своя логика.
– Ладно. Приезжай ко мне, – согласился Гордеев, пусть и с легкой неохотой.
Их с мамой дом был, нет, не крепостью, просто очень личным пространством, куда не особо допускались посторонние.
Назначив встречу, Александр поехал домой. Разговора с мамой он не страшился, просто знал, что она наверняка расстроится и будет переживать. Впрочем, мама, как всегда, оказалась на высоте. В трудные моменты она всегда брала себя в руки и прятала подальше свою излишнюю чувствительность. Вот и сейчас, выслушав рассказ сына про увольнение и навалившиеся неприятности, ни причитать, ни заламывать руки не стала.
– Разберешься, сыночек, – сказала она, ставя перед сыном тарелку с ужином, корзинку с нарезанным хлебом и бокал с красным вином. – Все всегда становится на свои места, даже если вначале кажется, что туман никогда не развеется, а зло не отступит. Дима – вдумчивый руководитель и хороший человек. Понятно, что он принял решение сгоряча. В нем говорит обида
