— Придется тебе напомнить.
— Моя тетка покупала ваши, скажем так, необычные поделки.
Глаза старика засветились.
— Исебал Марр! Она жила в старом доме у бухты. Заставляла меня делать большие горшки для сушеных цветов, яркие такие. И она единственная из местных купила моих трахающихся свинок. Эксцентричная леди, упокой Господи ее душу. — Фин решил, что попал в удивительную ситуацию: его тетку назвал эксцентричной безумный гончар! — А ты, значит, Фин Маклауд. Боже мой! Последний раз я тебя видел, когда помогал вынести тебя с «Пурпурного острова». Это было в тот год, когда старик Макиннес умер на Скале.
Фин почувствовал, что лицо его краснеет, как от пощечины. Он не знал, что Экан тогда помогал вытащить его на берег. По правде говоря, Фин совсем не помнил возвращения со Скерра и поездки на скорой в больницу, в Сторновэй. Первое, что вспоминалось после падения, — белые накрахмаленные простыни и встревоженное лицо молодой медсестры.
Экан встал и потряс ему руку:
— Рад тебя видеть, парень. Как дела?
— Все нормально, Экан.
— Что привело тебя в Кробост?
— Убийство Ангела Макритчи.
Все дружелюбие гончара как рукой сняло, он вдруг сделался подозрителен:
— Я уже сказал копам все, что знаю о Макритчи.
Он резко развернулся и, шаркая, направился в дом — нескладная фигура в рабочих брюках и грязной рубахе. Фин двинулся за ним. Внутри дом представлял собой одну большую комнату, которая служила мастерской, магазином, гостиной, столовой и кухней. Здесь Экан жил, работал и продавал свои изделия. Столы и полки были заставлены горшками, кружками, тарелками и фигурками. На свободных поверхностях громоздились кучи грязной посуды и белья. На стропилах качались сотни музыкальных подвесок. Печь для обжига располагалась сзади дома, в пристройке с односкатной крышей, а туалет — снаружи, в старом сарае. На диване, который Экан явно использовал как кровать, спала собака. Из небольшой чугунной жаровни шел торфяной дым, и в доме было темновато.
— Я здесь неофициально, — сказал Фин. — Только мы двое будем знать, о чем пойдет разговор. Мне просто нужно знать правду.
Экан взял с полки над раковиной почти пустую бутылку виски, выплеснул заварку из грязной чашки и налил себе выпить.
— Правда — субъективная вещь, — сказал он, — будешь пить?
Фин отказался, и гончар прикончил виски одним глотком.
— Что ты хочешь знать?
— Макритчи снабжал вас травкой, верно?
Экан вытаращил глаза.
— Как ты узнал?
— Полиция Сторновэя уже некоторое время подозревала Макритчи в том, что он продает травку. И все знают, что вы, Экан, любите выкурить косячок-другой.
Гончар вытаращил глаза еще сильнее.
— Все знают? Даже полиция?!
— Даже полиция.
— Почему меня не арестовали?
— Вы — слишком мелкая сошка.
— Боже, — Экан присел на табуретку. У него словно почву выдернули из-под ног. Все знают и всегда знали, что он курит травку! Какой теперь смысл нарушать закон? Тут он с беспокойством взглянул на Фина:
— Думаешь, у меня был мотив его убить?
Полицейский едва не засмеялся:
— Нет, Экан. Это значит, вы могли солгать ради него.
Старик нахмурился:
— О чем это ты?
— Насилие над Донной Мюррей. Защитник прав животных, которого избили у тебя под носом.
— Нет, погоди! — Экан повысил голос. — Ну ладно, я готов это признать. Ангел выбил дерьмо из того парня. Я видел, как он это делал прямо у меня под дверью, все как ты сказал. Но это многие видели. Мне было жалко паренька, но он заслужил головомойку. Никто в Кробосте не донес бы на Ангела за это. — Гончар вылил остатки виски в чашку трясущейся рукой. — Но эта Донна Мюррей… Она врала полиции.
— Откуда вы знаете?
— Я пошел в тот вечер в клуб — выпить кружку пива перед закрытием. Я видел, как она вышла на стоянку и ушла, — он опрокинул в себя виски.
— Она вас видела?
— Вряд ли. Она тогда задумалась. Я был на другой стороне дороги, а фонарь там уже давно не работает.
— И что?
— А потом я увидел, как вышел Ангел. Точнее, выполз. Он был в стельку пьян! Даже если б он хотел что-то сделать с девушкой, он бы просто не смог. Холодный воздух ударил его в грудь, как кувалда, и он заблевал весь тротуар. Я обошел Ангела стороной — не хотел, чтобы он меня видел. Ангел бывает очень агрессивным, когда выпьет. Так что я постоял под неработающим фонарем. Макритчи прислонился к стене, отдышался и поковылял вдоль по улице к своему дому. Донна Мюррей ушла в противоположном направлении. А я пошел пить пиво.
— Вы еще кого-нибудь там видели?
— Нет, никого.
Фин задумался.
— Почему же она обвинила его в изнасиловании?
— Откуда мне знать? Какая разница? Ангел умер, так что теперь это не важно.
Однако Фин думал по-другому.
— Спасибо, Экан. Спасибо за откровенность, — он направился к двери.
— Так что же случилось в том году на Скале? — гончар понизил голос, но он не смог бы сильнее поразить Фина, даже если бы кричал. Полицейский остановился в дверях.
— О чем это вы?
— Все говорили, что был несчастный случай. Но никто больше не вспоминал об этом — ни разу за прошедшие годы. Даже Ангел, а он не смог бы хранить секрет и пять минут.
— Просто никакого секрета не было. Я упал на скалы. Мистер Макиннес спас мне жизнь, но при этом потерял свою.
Но Экан потряс головой:
— Ну нет. Я встречал корабль, помнишь? Там явно было что-то еще. Никогда не видел, чтобы столько людей так слаженно молчали, — старик прищурился и подался к Фину, пошатываясь. — Мне ты можешь рассказать правду. Только мы двое будем знать, о чем пойдет разговор.
— Вы не знаете, где живет Калум Макдональд?
Экан нахмурился — смена темы ему не понравилась.
— Калум Макдональд?
— Он примерно моего возраста. Мы учились вместе. Говорят, он работает ткачом.
— Калека?
— Ну да.
— Все зовут его Белка.
— Да? Почему?
— Понятия не имею. Он живет в доме на вершине холма, там штукатурка с каменной крошкой. Последний дом в деревне, по правую руку, — Экан помолчал. — А какое он имеет отношение к той поездке на Скерр?
— Никакого. Я просто хотел зайти к старому другу.
Фин повернулся, поднырнул под терракотовые подвески и вышел на улицу. Северный ветер усиливался.
III
Оштукатуренный дом Калума Макдональда стоял почти на самой вершине холма, рядом с двумя другими жилищами. Когда Фин был в Кробосте последний раз, старый одноэтажный «белый дом» с жестяной крышей буквально разваливался. С тех пор кто-то потратил на него много денег. Новая крыша, двойные рамы, пристройка-кухня, огороженный сад, стену которого покрывала та же штукатурка с каменной крошкой… Сад выглядел ухоженным, с лужайками и клумбами. Фин знал, что Калуму платили пенсию; впрочем, никакие деньги могут компенсировать жизнь в инвалидном кресле. Полицейский решил, что все эти деньги или их часть пошли на ремонт дома.
Мать Калума стала вдовой еще до того, как он родился: с ее мужем случился несчастный случай в море. Мать с сыном жили в муниципальном доме возле школы. Фин знал: Калум никогда не рассказывал ей о школьных задирах и о том, что случилось в тот вечер, когда он сломал спину. Все участники той истории жили в страхе, что правда когда-нибудь выйдет наружу. Но Калум молчал, как всегда, молчал о своих страхах, мечтах и желаниях. Буря так и не разразилась.
Фин остановил машину у ворот и направился по дорожке к кухонной двери. Вместо ступенек к ней вел пандус. Полицейский постучал и стал ждать. За домом Калума стояли два других и гараж из шлакоблоков с ржаво-красной дверью. Большой неухоженный двор был завален останками тракторов и сломанных прицепов. Какой контраст с аккуратным садом по ту сторону стены! Фин повернулся, чтобы уйти, но тут дверь открылась, и на пандус ступила пожилая женщина. На ней были цветастый фартук, шерстяной джемпер и твидовая юбка. Когда он в последний раз видел мать Калума, ее волосы казались чернее ночи; теперь они были белее снега и лежали мягкими локонами вокруг бледного лица, покрытого сеткой морщин. Глаза у женщины были водянисто-голубые, она смотрела на Фина, не узнавая. Он никак не мог привыкнуть к тому, что у некоторых людей его возраста до сих пор живы родители.
— Миссис Макдональд?
Она нахмурилась, пытаясь припомнить гостя:
— Да.
— Я Фин Маклауд. Раньше я жил у гавани вместе с теткой. Я учился вместе с Калумом.
Женщина перестала хмуриться, но так и не улыбнулась. Ее губы сжались в тонкую линию.
— Ага, — только и сказала она.
Фин неловко пошаркал.
— Я хотел спросить, можно ли мне с ним встретиться.
— А ты не спешил, верно? — голос у женщины был резкий, слегка скрипучий, как у заядлого курильщика. Вдобавок гэльский язык придавал ему непреклонности. — Прошло почти двадцать лет, как Калум сломал спину. А вы даже не наведались к нему! Все, кроме Ангела. Вот бедняжка!
