Проникнув в свое относительно безопасное и уединенное пристанище, она захлопнула дверь и оперлась о нее спиной. Потом посмотрела на себя в зеркало, висевшее рядом с дверным проемом, и свела на переносице брови.
«Что же ты, девочка, наделала, а?»
Разумеется, она должна была сказать ему правду.
Впрочем, правда сама выплывет на свет после того, как Изабелла переговорит с ним. И когда он поймет, что она ему солгала…
Поток холодного воздуха заставил ее содрогнуться, и она быстрым шагом прошла к окну, чтобы закрыть его. Открытая ставня от сильного ветра то и дело со стуком соприкасалась со стеной. Ветер также принес с улицы дождь, и столешница стоявшего у окна письменного стола оказалась влажной.
А затем почти одновременно произошли две вещи. Она вспомнила, что окно сегодня не открывала, и увидела лежавший на краю стола конверт.
Конверт оказался плотным, изготовленным из того сорта бумаги, какую используют для пригласительных билетов или официальных посланий. На обороте красовалось ее имя, написанное от руки. И почерк, вне всяких сомнений, принадлежал Кристоферу.
Элли отпрянула от стола с такой быстротой, что споткнулась и не упала только потому, что успела вовремя упереться рукой в стену. Все эти две или три секунды она не сводила глаз с лежавшего на столе конверта, как если бы опасалась, что он сорвется с места и начнет преследовать ее, летая за ней по комнате.
«Он был здесь, думала она со смешанным чувством ужаса и сильнейшего волнения. Кристофер забрался в мою комнату!»
Ее сердце так громко билось, что, казалось, заглушало мысли. Поэтому она приложила максимум усилий к тому, чтобы успокоиться и решить, как быть дальше. Быть может, ей следует немедленно бежать к Изабелле? Или разыскать Картера? Или отправиться в спальню Рейчел?
«Или просто распечатать конверт, и посмотреть, что там внутри?»
Крохотными шажками, словно приближаясь к клетке с разъяренной пантерой, Элли подошла к столу и, вытянув дрожащую руку, схватила письмо.
На плотной кремовой бумаге красовалось только одно слово «Элли», написанное знакомым почерком, который ей не доводилось видеть уже более года. Девушка несколько раз провела кончиками пальцев по этому слову, как если бы это могло помочь ей осознать, что случилось с Кристофером, почему он сбежал из дома и оставил ее наедине с родителями.
Поддев ногтем клапан, она открыла конверт. Внутри помещался один-единственный листок бумаги цвета слоновой кости, сложенный вдвое. Прежде чем развернуть листок, Элли поднесла его к лицу и втянула носом воздух. Хотела узнать, не пахнет ли от бумаги братом. И домом, каким он когда-то был.
Но никакого, даже самого слабого запаха ее обоняние не уловило.
Развернув письмо, она первым делом увидела в верхнем левом углу собственное имя, выведенное с характерным для почерка Кристофера наклоном влево.
«Дорогая Элли!
Даже не верится, что я вновь обращаюсь к тебе после долгой разлуки, показавшейся мне бесконечной. Боже, как же я по тебе скучал! Находиться вдали от тебя было самым сложным испытанием из всех тех, что мне пришлось перенести.
Увидев тебя в ту достопамятную летнюю ночь, я понял, что обязательно должен так или иначе снова вступить с тобой в контакт. Ты так сильно изменилась, что я едва узнал тебя. Теперь ты совсем большая, и я очень горжусь тобой.
Знаю, что ты не понимаешь, почему я с Натаниэлем. Но я не сошел с ума и не стал поклонником некоего ужасного культа, о чем тебе, возможно, говорили наша мать и Изабелла. Я просто узнал правду о нашей семье. И сделал выбор.
Хочу, чтобы ты тоже получила возможность сделать выбор, основанный на истине. А истина заключается в том, что наша настоящая фамилия — Мелдрам.
Надеюсь, ты не откажешься встретиться со мной, чтобы мы могли серьезно поговорить? Как бы то ни было, буду ждать тебя у протоки за часовней в полночь пятницы.
Знаю, что ты, возможно, злишься на меня за то, что я, уйдя из дома, оставил тебя наедине с родителями. Поэтому не обижусь, если ты не придешь на встречу. Но в любом случае буду в указанном месте. Так что очень тебя прошу — приходи. Мне не терпится увидеть тебя снова.
Кристофер».
Замерев с прочитанным письмом в руках у окна, Элли всматривалась сквозь стекло в чернильную темноту осенней ночи.
«Кристофер совсем недавно был здесь и стоял на том же самом месте, что и я. — От слез у нее защипало в глазах. — Но если он действительно так хотел меня видеть, как написал в своем письме, почему не подождал меня? Не дождался, когда я открою дверь и войду? Почему, оставив письмо, удрал из комнаты, словно вор?»
Немного успокоившись, она заставила себя перечитать послание брата. В этот раз она обратила внимание, каким крупным и жирным шрифтом он написал фамилию бабушки — Мелдрам. При этом он с такой силой давил на перо, что едва не прорвал плотную бумагу. Поэтому ничего удивительного не было в том, что это слово резко выделялось на фоне остального текста и в своем роде доминировало над ним.
Когда она стояла у окна и вглядывалась в темноту, одна-единственная мысль вибрировала у нее в мозгу:
«Что же мне теперь делать?»
* * *
В тут ночь Элли почти не спала, но вновь и вновь перечитывала послание брата, пока… не выучила его наизусть.
Примерно в три часа ночи, окончательно убедившись в том, что не пропустила ни единой мысли, выраженной братом на бумаге, и его послание не содержит никаких скрытых или дополнительных смыслов, Элли положила письмо на прикроватную тумбочку, легла в постель, закрыла лицо руками и принялась считать собственные вдохи и выдохи.
Ситуация могла разрешиться несколькими способами.
Если она, к примеру, сообщит кому-нибудь об этом письме, то ее доброхоты непременно настоят на том, чтобы она пошла к Изабелле и все ей рассказала. Хотя бы из соображений безопасности. При этом дело уплывет из ее рук, и им займутся другие люди.
«А они никогда не позволят мне встретиться с Кристофером и, возможно, что-нибудь с ним сделают. Арестуют, к примеру, или, того хуже, прибегнут по отношению к нему к насилию».
Альтернативой такому подходу являлась необходимость постоянно лгать всем и каждому.
Когда она обдумывала этот вариант, ей в прямом смысле сделалось плохо. И не только в моральном отношении, но и в физическом.
Потому что вспомнила, как лгала сегодня вечером Картеру.
«Неужели я смогу делать это снова и снова — и так без конца?..»
Мысли продолжали приходить — большей частью, грустные и противоречивые, пока она наконец не забылась под утро сном. И почти сразу, как ей показалось, проснулась, поскольку зазвонил будильник, который она поставила на без четверти семь.
* * *
Весь этот день она двигалась, посещала уроки и разговаривала, будто окутанная неким облаком, основными составляющими которого являлись огромная усталость и нарастающая паника. То, что говорили на занятиях, доносилось до нее будто сквозь вату, окружающее же она видела нечетко, как если бы все вокруг затянуло туманом. Ну и помимо всего прочего, ей опять пришлось лгать. Когда Рейчел спросила у нее о причине темных мешков под глазами, Элли, не задумавшись ни на секунду, сослалась на бессонницу, проистекавшую от чрезмерного переутомления.
Интересное дело: лгать становилось все легче. Тем не менее, когда квохтавшая над ней, словно курица над цыпленком, Рейчел велела ей пить на ночь горячий чай с медом, она почувствовала себя чуть ли не монстром.
И весь день она каждую минуту с нарастающим беспокойством задавалась вопросом, как ей быть.
За обедом кусок не лез ей в горло, и она бесцельно гоняла вилкой по тарелке кусочки пищи, избегая встречаться глазами с проницательной и все понимающей Рейчел. Кроме того, ей не давала покоя мысль, что после обеда ей придется отвечать на вопросы Сильвиана, которого ей назначили в интервьюеры, поскольку нынешнее существование представлялось ей страшно запутанным клубком, и она не имела понятия, как себя вести и что говорить.
Она слишком устала, чтобы придумывать убедительные ответы, содержащие ложную информацию. С другой стороны, сказать ему правду она тоже не могла.
Неожиданно она действительно почувствовала себя больной и слабым движением руки отодвинула тарелку с почти нетронутой пищей.
«Что же мне делать?»
* * *
Около восьми часов Элли медленно прогуливалась у нижней ступени главной лестницы, с силой скрестив на груди руки, ибо так ей было проще поддерживать себя в вертикальном положении и не горбиться. В голове стоял сплошной туман — отсутствие нормального сна, накопившаяся усталость и усиливающийся стресс к концу дня сказались на ней особенно сильно, и ее не покидало чувство, что она находится за пределами реального мира — то ли в Зазеркалье, то ли в каком-то ином измерении.
