– А вы что, видите мой дом?
– Вижу. Прямо вот перед собой и вижу, – сказала я, – три этажа. Вижу парк перед домом, деревья… так… колонны, большое крыльцо… четыре ступени… а справа пруд вижу… так, а перед домом – еще вода, кажется, фонтан…
– Ну, ни фига себе! – восхитился Епифанцев. – А моя комната на каком этаже, можете сказать?
– Так, так… тут дверь налево – спальня вашей жены… ага, ваша семья живет на втором и третьем этажах, первый отдан прислуге… так, вижу, на третьем этаже – комнаты дочери, сына, а ваша спальня и кабинет – на втором.
– Ого! А гостиная у меня где?
– Послушайте, любезнейший! Я вам что, фокусник? Я, между прочим, потомственная гадалка и ясновидящая в пятом поколении! Мне, по-вашему, делать больше нечего, как свою космическую целительную энергию направлять на то, чтобы разглядывать ваш дом и удивлять вас?
Это сразу охладило пыл Епифанцева. Он притих. Когда мы уже подъехали к дому и он выскочил из машины, открыл мне дверь, выпуская меня, я тихо, но строго спросила его:
– А почему вы своей горничной платите такую маленькую зарплату?
– Какой горничной? – удивился Епифанцев.
– Тосе.
«Колбасник» поперхнулся, закашлялся, покосился на меня, потом пошел в дом, пропустив меня вперед.
Хорошо, что Антон Ярцев описал мне епифанцевский дворец, рассказал, где какие комнаты. Конечно, он сам все это знал со слов горничной, но мне и этого было достаточно. Когда мы зашли в дом, Тося вышла встретить нас, и Епифанцев приказал ей передать повару, чтобы накрыл стол в гостиной на одну персону. Меня девушка, конечно, не узнала.
Мы зашли в гостиную. Великолепная утка и изумительный плов по-узбекски, свежий яблочный сок и десерт из ананасов в сахаре – таков был обед, поданный мне. Я наелась до отвала, не забыв похвалить повара.
– Ну-с, теперь приступим.
Я достала из сумочки спички и свечу, зажгла и понесла ее к входной двери. От движения воздуха пламя колебалось, от этого по свече сразу потек черный нагар.
– Вот видите, какая энергетическая грязь! – воскликнула я. Епифанцев шел за мной следом и не моргая смотрел на свечу. Я прошла так по нескольким комнатам и сделала заключение:
– Порча – везде! Смерть – за плечами, печаль – на пороге! Где мой ладан? Мне нехорошо! Слишком сильна порча! Я чувствую смерть…
– А кто? Кто умрет? – вцепился мне в руку Епифанцев.
Я посмотрела на него печально и опустила голову.
– Нет, вы чего молчите-то? Эй, мадам! Кто же должен умереть?
Я вздохнула.
– Я не должна вам говорить этого. Звезды запрещают мне. Но вы умный человек, вы должны догадаться…
В это время зазвонил сотовый Епифанцева. Он достал его и с остервенением выключил.
– Черт!.. В общем, так, тетя… Снимай эту порчу, к такой-то матери! Заплачу сколько ты скажешь! Сегодня же снимай. Не уедешь отсюда, пока не снимешь! Потом тебя домой отвезут, прямо к твоей квартире доставят. Поняла?
– Хорошо, я постараюсь это сделать. Хотя это будет очень трудно. Боюсь, я сама от этого заболею…
– Ну, себя-то ты всегда вылечишь! – заверил меня хозяин дома.
– Только сначала мне надо спросить у высших сил и моей святой Эмальгадмы, сколько с вас нужно взять денег. Другими словами, мне надо помолиться.
– Молитесь.
Я отошла в угол гостиной, воздела руки к небу и стала бормотать «молитву». На самом деле я читала наизусть один детский стишок, который мы учили еще в детском саду.
«Муха, муха, Цокотуха, позолоченное брюхо…». Просто на ум ничего другого в этот момент не пришло.
Через несколько минут я повернулась к Епифанцеву и торжественно сказала:
– Святая Эмальгадма велела взять с вас пятьсот тысяч.
Епифанцев подпрыгнул:
– Сколько? Пятьсот тысяч? А что не целый миллион? Ты… Вы хотите сказать, что снятие сглаза стоит именно столько?
– Если вам жалко ваших денег, нет вопросов, я уйду. Я только хотела объяснить, почему это стоит так дорого: снятие с вас смертельной порчи – сто тысяч. С обоих детей – еще по сто, с жены…
– С нее можешь не снимать, пусть подыхает!
– Извините, не получится! Все вы связаны и ваши судьбы тесно сплелись в одном клубке. Вы, кажется, лет двадцать женаты?
– Чуть больше.
– Вот! За этот срок ваши кармы переплелись настолько, что разорвать их нельзя. Ваша судьба связана с ее столькими узелками, что если с нее не снять порчу, она снова передастся вам, и вы опять… У вас не то положение, любезнейший, чтобы торговаться или спорить. Если порчу не снять, то буквально через неделю-другую…
– Хорошо, понял! Снимай с нее, заразы, тоже! Только ведь она мне сто тысяч не отдаст! Ну, ничего, я как-нибудь сдеру с нее…
– …Далее, – продолжала я, – ваш дом. Он огромен. Будь он поменьше…
– Какой есть!
– И еще. Вы, очевидно, причиняли людям много несчастий. Я вижу в вашей карме обиды на вас других людей… что-то связанное с деньгами…
– Ладно, понял. Получишь ты свои полмиллиона. Начинай давай. Мне что делать?
– Для начала заплатите мне.
– Как, вперед? А если…
– Вы можете не сомневаться в положительном исходе дела. Вы потом поймете, когда почувствуете небывалую легкость…
Хозяин, мрачный и злой, ушел в свой кабинет, вернувшись, всучил мне сверток с деньгами. Я убрала его в свою сверкающую блестками сумочку.
– Можете ходить за мной. Будете держать свечи и ладан. Вы крещеный?
– Честно говоря, не знаю. Мои родители давно умерли. А что, это играет роль?
– Играет.
– Мне что, сбегать в ближайшую церковь покреститься?
– Не надо. Я вас дополнительно освящу. У меня с собой – святая вода…
Я пошла по дому со свечой в руке, качала ею из стороны в сторону, потом заходила в углы и шептала, шептала «молитвы». Через пятнадцать минут Епифанцеву все это порядком надоело. Он отпросился посидеть в своей комнате. Я разрешила. В течение почти часа я обошла весь дом, прочитала очистительные заговоры, потом оградительные, побрызгала «святой» водой на порог дома, в некоторые углы. Потом я посадила хозяина на стул в гостиной, велела закрыть глаза, простерла над ним руки и опять зашептала «молитвы». Как он бедный вытерпел сидеть так долго и слушать неразборчивое бормотание?
Наконец, я торжественно объявила хозяину, что он очищен. Так же, как и его дом. Теперь мне надо поехать в больницу к его дочери и чистить ее там. Потом поеду к жене, почищу ее…
– А где ваш сын? – спросила я. – Что-то я его не вижу?
– Он сегодня не ночевал, и я не знаю, когда он придет. Этот балбес уже взрослый, он давно живет своей жизнью.
Я покивала в знак понимания и сочувствия.
– Я, конечно, могу почистить его на расстоянии по фотографии. У вас есть его фото?
Епифанцев принес мне фото.
– Вы не беспокойтесь, все будут очищены, у вас все наладится. И в семье, и со здоровьем… Благодарить меня будете!
– Да уж! За такие деньги!..
– Что деньги?! Цветные бумажки… Я вам, милейший, жизнь спасла! И вам, и семье вашей. Вы не представляете, сколько для меня еще работы… Вот почищу ваших родных, потом поеду в церковь, семь дней буду службу стоять, отмаливать ваши грехи… Просить вам здоровья, вам и детям вашим… Бог поможет, он милостив, он всем просящим дает…
Наверное, моя болтовня надоела Епифанцеву, потому что он стал потихоньку выпроваживать меня. Я и сама не собиралась задерживаться. «Жучки», где надо, были поставлены, так что больше мне здесь делать было нечего.
– Эмма Мануиловна, вы телефончик-то свой…
– А, да, да, конечно!
Я продиктовала телефон Алины. Это был наш с ней отработанный трюк: если бы Епифанцев вздумал проверить меня тут же на месте и позвонил по этому номеру, Алина ответила бы, что, да, Эмальгадма Эммануиловна здесь проживает, просто ее сейчас нет дома. Но после моего звонка с командой «отбой», Алина будет говорить, что это ошибка, никакой Эмальгадмы здесь отродясь не было.
Уже уходя, в дверях, я обернулась к Епифанцеву и тихо сказала:
– А зарплату девочке все-таки прибавьте. Она так много убирает! И вообще хорошая горничная: кругом чистота и порядок. Прибавьте, Игорь Дмитриевич, не пожалеете!
Я постаралась говорить загадочным тоном. Епифанцев посмотрел на меня удивленно, но обещал подумать.
Водитель отвез меня в город прямо к больнице, в которой лежала Варвара Епифанцева. Но как только серебристая «Ауди» скрылась за углом, я поймала такси и поехала к дому Игната. Гульнара была дома, я отдала ей полмиллиона, полученные с «колбасника». Девушка со слезами на глазах уговорила меня взять себе очередные десять тысяч. Я не стала заставлять ее долго меня упрашивать.
Вечером позвонила Алина:
– Полина, готовься! Завтра идем на митинг!
– Какой еще митинг?
– Ты что, забыла? Ты записалась в наше движение «Скинхедам – нет!».
– Нет.
– Что – нет?
– Не забыла. Как я могу забыть, когда ты мне об этом постоянно напоминаешь?
– Ты уже одно мероприятие пропустила. Так что давай приходи завтра. Тебе дадут плакат, будешь его держать.
