Ознакомительная версия.
Жизнь была в лагере спартанская, весь день тренировки и занятия, от подъема и до отбоя. Скучать не приходилось. К концу недели он уже стал забывать о светловолосом парне, да тот и на глаза больше не попадался. Но в воскресенье (кажется, это было воскресенье, хотя он уже начинал путаться в днях недели) тот самый парень подошел к нему, когда Рафик сидел в тени на скамейке у стены глинобитной казармы и приходил в себя после очередного марш-броска.
– Я с Кавказа, – без всякого вступления начал он, – из Чечни, город Грозный знаешь? А сам ты из Сухуми, абхаз, да?
– Да, – ответил Рафик, – точно. А ты откуда знаешь?
– Был я у вас там в девяносто втором году, весело было, – не отвечая на вопрос, продолжил длинный, – я за тобой с первого дня наблюдаю. Ты запомни, что здесь можно только на арабском разговаривать при посторонних. У тебя не должно быть секретов от твоих братьев. А то люди могут обидеться. Понял?
– Понял, – суховато ответил Рафик, его уже начал раздражать командный тон этого нахала, – два раза объяснять не придется.
– Кстати, меня зовут Эдик, – так же неожиданно представился парень и внезапно улыбнулся, – держись меня, тогда не пропадешь.
Вот так они и познакомились. Эдик оказался парнем расторопным и уже успел занять какую-то мелкую командную должность в лагере. Его прочили в начальники отряда, и достаточно часто он после занятий уходил в штаб, куда приезжали какие-то люди с Большой земли.
Постепенно их отношения зашли дальше обычного «привет – пока», и часто вечерами они сидели у Эдика в комнатушке (он пользовался определенными привилегиями в лагере и имел право на отдельное помещение – неслыханная роскошь для простого курсанта). Вспоминали жизнь в Союзе, как ходили в турпоходы по Кавказу, даже пели песни. Но при всем этом потеплении отношений, если бы кто спросил Рафика о его новом знакомом, он навряд ли бы смог ответить что-либо связное, кроме двух-трех совсем очевидных фактов. Эдик умел говорить о многом и совершенно ни о чем, а потом огорошить собеседника четко и в лоб поставленным вопросом. При этом взгляд у него становился как двустволка. Рафик часто раздумывал о своем новом знакомом и ловил себя на мысли, что он робеет и тушуется перед этим парнем, хотя и старается изо всех сил этого не показывать.
Правда, Эдику нравилось покровительствовать новому приятелю, тем более что тот принимал это покровительство не особо тяготясь. Рафик даже научился находить в этом определенные выгоды. Эдик поощрял его богословские пристрастия. Рафаэль стал больше времени проводить за чтением религиозной литературы и в свободное время ходил к лагерному мулле для богословских бесед. Ну не станешь же всем объяснять, что в этом вонючем лагере, среди этих не особо ему интересных людей, это был единственный способ выйти из бесконечной череды занятий и тренировок?
Время шло своим чередом, и наступила пора сдавать экзамены. Тактику и все теоретические экзамены он сдал без особых проблем. Чуть было не засыпался на подрывном деле, но в последний момент все обошлось.
Когда сдавали рукопашный бой, к их группе неожиданно подошел Эдик и стал что-то говорить инструктору на ухо. Тот помолчал, затем улыбнулся и кивнул. Подозвал к себе жестом Рафика и показал на ринг, хотя до его очереди было еще далеко. Рафик снял ремень, берет и увидел, что Эдик делает то же самое.
Рафик вышел на утоптанную ногами площадку и стал в стойку. Эдик сделал, пританцовывая, пару шагов навстречу и широко улыбнулся:
– Ну что, землячок, посмотрим на тебя в деле!
– Посмотрим, – осторожно ответил Рафик, стараясь обойти противника по кругу.
Эдик дрался молча и сосредоточенно, скупыми, отточенными движениями загоняя Рафика в угол. При внешней расслабленности, удары он наносил во взрывной манере, и уследить за ним было крайне тяжело. Рафик почувствовал это буквально на второй минуте, когда от пропущенного удара слева у него посыпались искры из глаз. Через пару секунд он пропустил прямой ногой в корпус, и земля стала плыть перед глазами. Он ушел в глухую оборону и старался больше не пропускать ударов, внимательно следя за противником. Инструктор и курсанты орали, подбадривая своего товарища. Эдик танцевал вокруг и приговаривал: «Ну что, земеля, совсем слабак. Как баба закрылся?» При этом он ни на секунду не давал Рафику передохнуть, осыпая его ударами. Постепенно тот отупел от боли и града сыплющихся на него ударов. И тут неожиданно в мозгу что-то взорвалось, и мир вокруг стал четким и ясным. Рафик понял, что он не на шутку разозлился, как это случалось с ним буквально раз или два за всю жизнь до этого. Мысли были какие-то очень понятные и определенные. Он сделал вид, что отступает и спотыкается. Эдик уже потерял бдительность и хотел заканчивать бой одним-двумя ударами. Рафик увидел, что его противник сделал шаг навстречу и раскрылся, он тут же ударил ногой. Эдик отлетел назад, упал на спину, но тут же вскочил как резиновый. Казалось, что ему все нипочем и достаточно приличный удар ногой в живот его ничуть не обескуражил, разве что заставил насторожиться. Рафик понял, что это конец и Эдик его забьет. Но тут прозвучала команда инструктора окончить бой. Его спасло время. Он выстоял.
Эдик как ни в чем не бывало подошел к нему и, кривовато усмехнувшись, сказал:
– А ты ничего, упорный, я думал – слабак. Ан нет, можешь, только злости тебе не хватает, пришлось тебя раскочегаривать. В жизни я убил бы тебя секунд за сорок. Веришь?
– Верю. – Спорить почему-то не хотелось. – Значит, ты со мной играл?
– Играл… а может, и не играл. Какая разница? Главное, что проверку ты прошел.
– Какую проверку?
– Самую главную в этом паршивом лагере. Мою проверку.
– А ты не много на себя берешь? – Рафик сплюнул кровью из разбитой губы.
– Не много, в самый раз. Еще узнаешь, как тебе повезло, что со мной работать будешь.
Потом был выпуск. Курсантов по очереди вызывали в штаб. Оттуда они и разъезжались из лагеря бороться за великое дело ислама. Рафик эти дни слонялся по лагерю. Его почему-то не брали никуда. Эдик после памятного случая куда-то пропал и не появлялся совсем.
Наконец дошла очередь и до него. Его вызвали чуть ли не последним. Оставалось еще трое пакистанцев, но они и так знали свое будущее.
В комнате, куда его проводили, было трое человек. Двоих он знал: начальник лагеря и начальник штаба, третий – высокий представительный мужчина с седой бородой в чалме – показался ему смутно знакомым, но вспомнить, где он видел это лицо, так и не удалось.
– Моджахед Лаарба, – начал начальник лагеря, – вы хорошо учились, хорошо сдали все экзамены и показали себя истинным ревнителем веры и правоверным мусульманином. Вас очень хорошо рекомендовали и инструктора, и товарищи. Мы решили направить вас на сложную работу. Не для вас махать кулаками, пользу общему делу можно принести по-разному. Сейчас вам все объяснит уважаемый молла.
– Сядь, юноша. – Седобородый встал, и Рафик разглядел, что он гораздо старше, чем казался на первый взгляд. – Я хочу задать тебе несколько важных вопросов.
– Внимательно слушаю вас, уважаемый. – Рафик почтительно поклонился. Видно было по манере себя вести и разговаривать, что этот старик – шишка важная.
– Готов ли ты поехать к неверным и жить среди них столько, сколько потребует наше святое дело?
– Да, уважаемый.
– А если это потребует от тебя внешнего отречения от ислама? Тебе придется вести себя так, как будто священные суры Корана для тебя – пустой звук. Ты забудешь законы шариата и адат. Ты будешь жить как скорпион, затаившийся в норе, и свет будет не для тебя.
– Я думал об этом, – Рафик обвел взглядом присутствующих, – и я готов.
– Ну и хорошо, другого ответа от тебя мы и не ожидали. Сейчас ты получишь документы, деньги, билеты до места назначения. В конверте будут лежать пароль для связи и отзыв. Конверт уничтожить – и в путь. Да благословит тебя Всевышний. Аллах акбар.
– Аллах акбар. А когда выезжать?
– Немедленно, машина стоит у крыльца. Все, иди.
Он взял со стола конверт и вышел через дверь в другом конце комнаты. В соседнем помещении его ждал здоровенный инструктор-иранец. Молча кивнув Рафику, он указал на стол, на котором лежала одежда его размера. Рафик начал переодеваться из полувоенной формы, которую здесь носили все без исключения, в давно забытую штатскую одежду. Брюки были чуть великоваты, но с ремнем носить их было можно. В остальном – порядок. Он погляделся в зеркало и не узнал сам себя, отвык от цивильной одежды. На него смотрел вполне обычный мужчина его возраста, одетый в разношерстное китайско-турецкое тряпье.
В следующей комнате он получил объемистый конверт плотной бумаги. Хотел его вскрыть, но ему сказали, что вскроет он его в машине.
Пока Рафик ехал в машине, он успел ознакомиться с содержимым конверта. Советский паспорт, йеменский паспорт, алжирский паспорт, водительские права на русском, водительские права на арабском, пачка долларов, пачка рублей, билеты на самолет, листок с одной из наиболее известных сур Корана, который служил позывным для связи. Его он прочитал и тут же разорвал в мелкие клочки и выбросил в окно.
Ознакомительная версия.
