Ознакомительная версия.
– Он абсолютно изменил внешность. Только глаза и остались… И привычка пальцами перебирать.
– Как раз на мелких привычках и сыпятся профессионалы, – хмыкнул сидевший здесь же Грязнов. – Но мне-то Костя как обидно: мы два часа проболтались в Пулково-1 без толку! А все интересное досталось стажеру!
– Перестань, Слава! Сколько в твоей жизни славных страниц? Пусть и другим что-нибудь достанется. Да и есть еще чем заняться. Рагоев умер, но остались его сообщники. Человек, привыкший писать по-арабски. Нам еще предстоит найти и его, и других.
– Это верно. Что ж, будем искать. Ну а что у вас здесь новенького со всенародно любимым олигархом? – переглянувшись с Турецким, полюбопытствовал Грязнов.
– Есть кое-что новенькое! – оживился Меркулов. – Пока вы отсутствовали, у Самойловича поднакопилась еще пара разговоров Сосновского с исполнителем. Пленка у меня. Послушаем?
– Конечно! – радостно откликнулись друзья.
– Саша, включи магнитофон, тебе ближе… Давайте с самого начала, с того – первого.
Турецкий потянулся, нажал кнопку.
Мужской голос с пленки произнес:
«– Двадцать шестое августа. Первый разговор с Сосновским».
Легкий шелест пленки, и другой, вкрадчивый мужской голос произнес:
"– Здравствуйте.
– Здрасте, здрасте, можете не представляться, я узнал, – это уже характерный говорок олигарха.
– Я насчет обещанного.
– Будет, все будет!
– Когда?
– Ну когда? Когда у меня будет, тогда и у вас.
– Конкретнее.
– Конкретнее – после пятого.
– Хотелось бы раньше.
– Слушайте, я же не печатник Федоров.
– Мы ваши просьбы учитываем.
– Да-да, я помню и ценю. Все идет хорошо, нужно чуть-чуть подождать. Звоните после пятого…"
Пленка снова прошуршала пустотой, и тот же мужской голос объявил:
«– Шестое сентября. Второй разговор с Сосновским».
Несколько секунд молчания, затем:
"– Здравствуйте, вас можно поздравить? – полуутвердительно спросил вкрадчивый голос.
– Здрасте. С чем это?
– Как же? Ваш протеже занял…
– Это вас не касается, и, пожалуйста, без фамилий!
– Что значит – не касается? Неугодный вам человек устранен, прошло собрание акционеров, ваш наместник занял пост. Я жду оплаты своих услуг.
– Разве я отказываюсь? Хочу только заметить, что вы слишком высоко подняли планку.
– То есть все-таки отказываетесь?
– Я этого не сказал. Но нужно реально смотреть на вещи. Ваши амбиции э-э… чрезмерны. Мне и люди говорят: не по чину берет.
– Люди – это кто?
– Ваши люди, ваши. Соплеменники.
– Мои люди вам не известны, – с нажимом на первое слово произнес мужчина. Голос его стал жестким. – И вот что. Вы, кажется, думаете, что оказанная вам услуга ничего не стоит? Голова Сомова стоит ровно столько же, сколько и ваша собственная жизнь.
– Вы меня запугиваете? – взвизгнул олигарх".
С пленки запиликали короткие гудки, затем был объявлен последний номер программы – третий разговор с олигархом, состоявшийся на следующий день.
"– Але, господин Со…
– Черт вас возьми! Что вы устроили? Зачем вы взорвали машину?! – визжал Сосновский.
– У меня нет времени на уговоры.
– Разве я отказываюсь? Вы получите всю сумму сегодня же…"
– Это все. Выключай, Саша.
Турецкий включил магнитофон, посмотрел на Грязнова. Друзья рассмеялись.
– В чем дело?
– Все-таки Рагоев не без юмора был мужик. Точно такую же пленочку, Костя, мы в его берлоге надыбали. Все разговоры с Сосновским записаны. В качестве конферансье, объявляющего дату разговора, выступает сам Эдуард Рагоев. Более того, Костя, – перебил друга Грязнов, – рубоповцы, оставшиеся караулить Эдика в его квартире, включили ночью видик. Нарушение, конечно. Но уже было ясно, что он в квартиру не вернется, так что мы их простили. Так оказалось, что в видике стоит кассета с видеозаписью, где Эдуард Рагоев получил заказ на устранение Сомова. Он сделан в ресторане, через посредника, но фамилия олигарха как заказчика прозвучала.
– Зачем он это сделал? – удивился Меркулов. – Зачем оставил улики?
– Видимо, у него с Сосной свои счеты были. Ты же слышал, что душка-олигарх хотел на Эдике сэкономить. Вот тот и передал Сосне посмертный привет. Типа жадность рождает бедность.
– Он, надо полагать, не был в курсе, что у нас в руках дубликат окажется.
– Что ж, это здорово! Должен вас порадовать: деяния господина Сосновского выделены в отдельное уголовное дело. И ваши материалы будут к нему приобщены. Уголовное дело возбуждено и против ставленника на посту гендиректора «Аэрофлота» Нифонтова, которому инкриминируется превышение служебных полномочий, коммерческий подкуп, злоупотребление полномочиями. Вот так-то, друзья! Как веревочка ни вьется… Но бог с ним, с Сосновским.
– Вернее, черт с ним, – вставил неугомонный Грязнов.
– Главное на сегодня, что люди остались живы, что город остался цел! – вернулся Меркулов к действительно главному событию вчерашнего дня.
– Да, Костя, что правда, то правда! – откликнулся Турецкий. – Здорово мы все-таки его скрутили! Приятно вспомнить! Все четко, как на учениях. Люди вокруг и не поняли ничего. Так и подумали, что спецназ тренируется. А какие у Гоголева девушки работают! Там, Костя, всю регистрацию проводили сотрудницы Виктора. Не сотрудницы – заглядение!
– Твоя слабость к питерским женщинам широко известна, – съязвил Грязнов.
– Разве только к питерским? – удивился Меркулов. – Неужели круг интересов нашего друга настолько сузился?
Они рассмеялись.
– Я вот думаю, что же им двигало, этим Рагоевым? – Меркулов посерьезнел. – По сути, он избрал для себя роль смертника, камикадзе. Что это? Фанатизм? Паранойя?
– Непомерная гордыня, так мне кажется, – откликнулся Турецкий. – Впрочем, фанатизм – тоже своего рода гордыня. Самый страшный грех.
– Саша, ты говорил, что Рагоев проходил подготовку за границей?
– Да, есть такие сведения. Как и его сообщник, Рафаэль Лаарба. Знаете, что мне особенно нравится? Местоположение этих лагерей хорошо известно западным спецслужбам.
– Еще бы было не известно! Им ли, как говорится, бриллиантов не знать? Да кто эти лагеря курировал-то? Еще во времена Афгана? Кто исламских наемников грудью кормил? – горячился Грязнов.
– Но ведь наемничество перерастает в терроризм! А их это не трогает! Это не их головная боль. Не желают слышать, что выпущенного из бутылки джинна уже не остановить. Почему они считают, что их это никогда не коснется?
– Вот так же и беспечный гуляка не оглядывается, входя в парадное. Полагая, что бандиты ходят по другим улицам других городов, – добавил Александр.
– Саня, это прямо-таки философское изречение! Нужно снизить пафос, что ли… – Слава полез в сумку и произнес, доставая коньяк: – Может, позволим себе отметить?
Когда янтарная жидкость была разлита по стопкам, Грязнов провозгласил:
– Давайте за нас! Хорошие мы мужики!
– И будем совсем хорошими, когда сделаем ремонт Моисееву.
– Отстаешь от жизни, старичок! Пока ты загорал в Хабаровске, мои бойцы отремонтировали Семеныча по высшему разряду.
– Ну, Славка! Снимаю шляпу! Молодец! За тебя!
– Торг здесь не уместен. За всех!
Они выпили.
– И день сегодня хороший, – добавил Костя, глядя в окно. – Золотая осень! Десятое сентября две тысячи первого года.
Ознакомительная версия.
