Я вываливаюсь из машины, бегу через дорогу. Рев клаксона, хлопок выстрела, звон металла. Меня сбивает плотная волна воздуха от промчавшейся в десяти сантиметрах фуры. Грузовик увозит с собой пулю, предназначенную мне. Я поднимаюсь с колен и осознаю, что совершенно беззащитна перед новым выстрелом. Противник целится, положив руки на крышу машины. Упор поможет ему произвести точный выстрел. С такого расстояния не промахиваются даже любители, а я наверняка имею дело с профессионалом.
Что делать? Взгляд мечется в поисках спасения.
65
Седьмой день, автотрасса, 11-30
Визжат тормоза, распахивается дверца. Передо мной, взметая пыль, останавливается черная «Ауди». Я без раздумий прыгаю на сиденье и пригибаюсь. Пуля проделывает «оспину» в боковом стекле и гулко застревает в обшивке. «Ауди» срывается с места. Убийца выбегает на дорогу. Еще две «оспины» со звенящим свистом появляются на заднем стекле автомобиля. Я с опаской оборачиваюсь. Мои враги не успокаиваются. Их джип выскакивает на дорогу и начинает преследование.
Да что же творится! Второй раз я в Калининграде, и второй раз меня предают! Если тогда виновник остался под вопросом, то сейчас предельно ясно — меня предал Кирилл Коршунов. Фальшивый муж достиг своей цели, нашел досье и хочет избавиться от обманутой помощницы чужими руками. А я, дура пустоголовая, любила его и, как течная сука, с охотой изгибалась в талии навстречу его толчкам.
Все мужики подонки! Один использовал и предал, другие норовят убить. Вот они мчатся за мной, не отстают. Лица холодные и целеустремленные, как у стаи волков в погоне за пищей. За рулем стрелявший. Его напарник делает укол в плечо, зажимает рану и вращает поврежденной шеей. Он настолько зол, что готов убить меня взглядом. Эх, мне бы сейчас пушку, я бы поквиталась с ними.
А кто меня спас? Может у него есть ствол?
Я перевожу взор на своего спасителя и только тут замечаю, что нахожусь в нашей «Ауди». Водитель на пару секунд отрывается от дороги. До боли знакомое лицо прорезает победная ухмылка.
— Ну, здравствуй, Светлая, — издевательски клокочет его голос.
Мои нервы натянуты, мышцы напряжены, я готова вцепиться когтями в ненавистную рожу, но он первым тычет в меня острой клешней. Вспышка боли, как молния, пронзает тело. Я дергаюсь. Тяжелые веки заслоняют свет.
66
Седьмой день, неизвестный сарай, 13-10
Когда глаза открылись, я увидела низкий дощатый потолок. Пахло прелым сеном. Свет протискивался внутрь сквозь горизонтальные щели в стене. Где-то вверху легкий шум, ветер треплет кроны деревьев. Я попыталась подняться. Не тут-то было. Я лежала на чем-то жестком. Руки по отдельности привязаны за головой. Согнутые в коленях ноги расставлены, спущены вниз и примотаны к вертикальным ножкам моего ложа.
Скрипнула дверь. Низкий светлый проем заслонила широкоплечая фигура. Человек вошел и поднял голову. Я снова увидела своего «спасителя». На его лбу и шее красовались заплатки лейкопластыря.
— Это твоя отметина, — Виктор Дорин прикоснулся ко лбу, — а это твоего рьяного комитетчика. — Дорин опустил руку к шее. — Но расплачиваться за все придется тебе. — Он изучил мое раскоряченное тело и удовлетворенно осклабился. — Извини, что принимаю тебя в сарае на неудобном топчане. Но это тоже твоя вина. Вот если бы мне не пришлось сжечь свой дом, ты оказалась бы в отличном кресле и смогла показать все свои прелести.
— Видела я эту мерзость в подвале. — Я извивалась, пытаясь освободить руки.
— Ты рано пыхтишь, Светлая. Тебя ведь так зовут? Когда я прятался в кустах на дюне, слышал, как тебя звал комитетчик. Тогда же узнал и про «Усадьбу». Ночью нанес визит, позаимствовал ключи от вашей тачки. А то ведь свою машину мне тоже пришлось спалить. Как там водолазы, все еще ищут мое тело на морском дне?
Дорин заржал, задрав лицо к потолку, потом схватился за шею, видимо от боли, посмотрел на пальцы. Из-под повязки сочилась кровь. Его физиономия исказилась, глаза остекленели. В руке, взметнувшейся ввысь, блеснул тонкий стальной клинок. Я узнала грозное оружие — морской кортик. Дорин резко склонился надо мной. Острие клинка хищно рыскало в сантиметре над моим лицом.
— Ты такая же дрянь, как и они. Они тоже прыгали ко мне в машину. Рассчитывали на удовольствие или просили подвезти. Но наслаждения достоин только я! Я особенный! Им доставался удар током, потому что так предназначено природой. Самки существуют для самцов. Сильные получают все, а слабые живут, чтобы хорошо было сильным.
— Ты конченый урод. Тебя надо кастрировать, — брезгливо скривилась я и плюнула маньяку в лицо.
— Дрянь! — Он замахнулся кортиком.
Я ждала удара, как избавления. После предательства Коршунова жизнь потеряла для меня смысл. Коршунов врал мне с самого начала. Он посвящал меня в секреты и даже не взял подписку о неразглашении, потому что не собирался оставлять в живых. Он выжал мою память, попутно убеждая, что Коломиец друг. Он дергал за ниточки, и я, как безмозглая марионетка, покорно села в машину убийцы. Мне удалось вырваться, но для чего? Чтобы уйти от простого убийцы и оказаться в лапах изощренного маньяка. Зачем мне жить? Я совершенно одна. Из-за роковой ошибки я не могу встретиться с сыном, а любимый человек оказался коварным предателем.
— Бей! — крикнула я. — Бей, сволочь!
По лицу Дорина пробежала судорога.
— Ты думаешь, я плохой? А ведь это я убил шпиона. Назаров хотел меня завербовать. Я согласился, но обманул его. Две пули в затылок — и шпиона нет. Я помог своей стране. Я всегда служил честно!
— Ты маньяк. Ты убийца и насильник.
— А знаешь, чем я их насиловал? В последние годы я придумал новый способ. Вот, то длинное и твердое, что всегда готово к проникновению в женскую плоть.
С диким блеском в глазах он продемонстрировал обоюдоострое лезвие кортика и сместил его к моему пупку. Я почувствовала холодок внизу живота. Я с ужасом поняла, чем именно искромсано влагалище юной девушки на Куршской косе. Теперь подобная участь предназначена и мне.
Дорин обрадовался моему испугу. В предвкушении удовольствия он оттянул ткань моих брюк, проткнул их и медленно двинул клинок. Захрустели рвущиеся нити, сверхострый кончик кортика полз по моему животу, смещаясь на лобок.
— А вот теперь можешь дергаться. Ну, давай же, давай, — с шипением подзадоривал маньяк.
67
Седьмой день, Калининград, 12-30
Кирилл Коршунов удивленно застыл перед распахнутой дверью квартиры. Он сразу узнал лучшего школьного друга. Все тот же прищуренный взгляд, немного оттопыренные уши и та же юношеская татуировка на правой руке. Только теперь ее не требуется скрывать.
— Ты пришел, чтобы увидеть свою дочь? — переспросил Дмитрий Коломиец.
Коршунов продолжал молчать. Только сейчас перед ним стали раскрываться те недомолвки, которые он игнорировал в общении с бывшей женой и школьным другом. Димка всегда любил Таню Волошину. Когда Коршунов покорил первую красавицу школы и скоропалительно женился на ней, будучи курсантом, Коломиец отступил в тень, но не изменил своим чувствам. Ему недолго пришлось ждать. Развод Кирилла и Тани последовал сразу после распределения Коршунова в горячую точку. Коломийцу повезло больше. Ему выпало служить в благополучном Калининграде. И Таня осталась с ним.
— Татьяна рассказала дочери о тебе месяц назад после автокатастрофы, когда временно пришла в себя. После похорон дочь захотела увидеть настоящего папу. И я дал ей твой телефон.
Кирилл Коршунов вспомнил тот шок от известия, что в его жизни появилась еще одна Таня — его дочь. Он несколько раз разговаривал с девушкой по телефону, но так и не решился на встречу.
— Где она? — спросил Коршунов, чувствуя, как каменеет тело.
— Таня в институте, — буднично ответил Коломиец.
— Покажи ее фотографию.
— Ты пройдешь?
Он мотнул головой.
С первых мгновений, разглядывая снимки, он отметил, как же она красива. Девушка удивительно походила на ту Татьяну, в которую он влюбился, с которой убежал с выпускного, с которой целовался до крови в губах, с которой стал мужчиной. Он мог бы качать дочурку на руках, наблюдать, как она учится ходить, называет его папой, грызет колпачок ручки, готовя уроки, вытягивается в угловатого подростка, капризничает, примеряя платья, смеется и грустит, наливается соком юности, превращаясь в красавицу. Но все эти годы рядом с ней находился другой человек. А он был далеко и даже не подозревал о маленьком чуде. Так имеет ли он право сейчас вмешиваться в ее жизнь?
Кирилл принял мучительное решение, и его отпустило. Он вспомнил, ради кого так спешил к Коломийцу.
— Я дал твой телефон одной женщине, Светлане. Она в опасности, — сказал он.
— Никто не звонил.
Кирилл вернул снимки, сжал обеими руками ладонь Коломийца и решительно выдохнул: