услышала зловещее рычание Шери, он был совсем рядом за этой стеной или дверью. Словом, мне ничего не стоило раскрошить замазку, найти в темноте бархатистую, предполагаю, от пыли и грязи, ручку двери и попытаться открыть ее. И когда дверь вдруг поддалась, из черного прогала тотчас показалась мордочка Шери. Он снова зарычал, когда я выстрелила в него слепящим лучом.
– Ты куда забрался, а? – Я сказала это довольно громко, словно предполагала, что меня услышат хозяева квартиры, в которую я собиралась вломиться. – Что ты себе позволяешь?!
Я приоткрыла дверь, и в нос мне ударил сладковатый запах старого дерева, сухости, жженой ткани. Странная смесь запахов, так пахнет в музеях или антикварных магазинах.
Я сделала шаг и оказалась на чужой территории. Это была комната, явно нежилая. Там было тихо и прохладно, как в склепе. «Не хватало еще только наткнуться на труп», – подумалось мне. Но осмотрев комнату, высвечивая ее фонариком, я убедилась, что никаких трупов нет. Это была маленькая гостиная со столом, покрытым почти истлевшей скатертью. Великое множество предметов вспыхивало, как в каком-то фантастическом фильме: старинные серебряные канделябры, картины на стенах, поблескивающие в темных углах вазы и горшки с землей, в которых когда-то наверняка были растения, высокие окна, обрамленные темными, винного оттенка, бархатными шторами. Задрав голову, я увидела поблескивающую помутневшими хрустальными стеклышками каскадную люстру – настоящее произведение искусства!
Сердце мое билось так, словно где-то за окнами гудели колокола… Куда я попала? Кому принадлежит эта квартира?
Я двинулась дальше, оказалась в коридоре, где мягко ступала по ковровой дорожке, потом открыла дверь, еще одну… Две спальни с гигантскими кроватями с балдахинами, повсюду картины на стенах. Я принялась все это фотографировать на телефон, словно все еще не веря, что это не сон, и чтобы потом удостовериться в том, что все это происходит со мной в реальности.
В одной из спален был мраморный туалетный столик, заставленный флаконами и баночками, шкатулками с драгоценностями (!), на зеркале в золоченой оправе висел большой пышный веер из перьев, поблескивали жемчужные бусы… Книжные шкафы, заполненные старинными фолиантами, гардероб, в котором я увидела (и сфотографировала!) платья, висящие на очень странных, непривычных глазу, вешалках, представляющих собой два расположенных друг напротив друга деревянных овала. И нижние юбки, шелковый плащ, какие-то расшитые бисером накидки, а на полке – шляпки ли, капоры… Все в лентах, цветах…
Я перемещалась по большой квартире, беспрестанно щелкая телефоном, удивляясь всему, что видела, и восхищаясь, пока вдруг не поняла, обойдя столовую с большим старинным буфетом красного дерева, все полки которого были забиты фарфором, чего там не хватает – кухни! Вернувшись в ту, первую по счету комнату, которую облюбовал для себя Шери – он, прячась от всех, спал, как я поняла по вмятине на шелковой подушке, на облюбованном им мягком кресле. Пес во время моего путешествия в машине времени вертелся под ногами и радостно лаял, я, может, и сошла бы с ума, потому что мой мозг с трудом справлялся с обрушившейся на него информацией и картинками, если бы не… Если бы не большая картонная коробка, заполненная новыми пуантами, пластинками, свернутыми в рулоны афишами, рукописями, письмами…
Спустя некоторое время я уже знала, что эта коробка со всем ее драгоценным содержимым принадлежала моему отцу. И додумала историю: эта квартира – подарок моему отцу от друга и мецената, богатейшего русского эмигранта, возможно, потомка князей или графов, господина Мещерского. Самому же Мещерскому эта квартира могла перейти по наследству от его родственников, предположим, от какой-нибудь бабушки, жившей в этой квартире до тех пор, пока ее не поманила своими березами родина. Отправившись в Россию погостить на месяц-другой (предварительно замуровав от воров или слуг комнаты и оставив лишь кухню да помещение для прислуги), чтобы встретиться со своими близкими, пожить в родном имении, бабушка эта, может, замерзла, катаясь по морозу в каретах туда-сюда, подхватила воспаление легких да и умерла… Не вернулась, словом, в Париж. А квартира, может, и не одна, досталась Мещерскому в наследство. И кто знает, может, он и не знал о существовании большей части квартиры. А если и знал, то не предполагал, что там хранятся такие сокровища! А вот отец узнал, вскрыл квартиру, а потом, намереваясь поселить туда неблагополучного братца-пьяницу и игрока, снова замуровал. Кто знает, может, он сохранил ее для меня, своего единственного ребенка?
Я вышла оттуда, пошатываясь, на слабых ногах, голова моя кружилась. Чтобы Шери уже сейчас, пока я еще здесь дожидаюсь приезда Клер, снова не нырнул в сокровищницу, я, вернув на место шкаф, просто задвинула его нижний ящик, перекрыв Шери туда дорогу.
– Вот так! – пригрозила я псу пальцем. Хотя в душе я была ему несказанно благодарна за то, что он в свое время каким-то невероятным способом проделал отверстие в двери. Но ведь кто-то же еще и выломал стенку ящика! Конечно, как все это было на самом деле, я никогда уже не узнаю. Быть может, у «графини Мещерской» (которую я себе придумала, чтобы найти всему этому реальное объяснение) тоже была любимая собака, и это для нее было проделано отверстие внизу двери, ведущей в кухню и комнату служанки или кухарки, и стенку ящика выломали специально для того, чтобы во время отсутствия хозяйки в покои могла перемещаться только собака, а служанке и кухарке положено было жить в своих комнатках, от греха подальше. Тоже как-то неправдоподобно… Да и какой смысл мне было теперь ломать голову над тем, кто и зачем проделал лаз. Главное, теперь у меня в голове сложилось другое – стало понятно, почему эту квартиру Миша завещал именно мне. Об этом его попросил мой отец. Возможно, это была его последняя воля. Только возникает другой серьезный вопрос – какой метраж квартиры указан в документах? Кто-нибудь более-менее трезвый вообще заглядывал в документы при переоформлении квартиры на Михаила? Ведь он, судя по всему, ничего не знал о существовании «графских» (или «княжеских») апартаментов!
Я так разволновалась, что нашла бутылку с остатками вина и сделала несколько больших глотков. Я бы не удивилась, если бы выпив этого волшебного напитка, как кэрролловская Алиса, вдруг стала стремительно уменьшаться до размера наперстка… В этой квартире могло произойти все, что угодно.
И как же вовремя приехала Клер! Трудно сказать, как бы все сложилось, если бы она позвонила в тот момент, когда я была там, за шкафом.
Мы обнялись. Клер вручила мне голубую коробку с печеньем, бутылку апельсинового ликера Куантро и кашемировую шаль красивого бирюзового цвета. Она казалась такой милой и добродушной, что я отогнала от себя все те подозрения и сомнения, которые поселились во мне благодаря Тряпкиной.
– Что это за коробки?
Я рассказала ей про мадам Жиро, про фарфор.
– Ну и правильно. Хотя, если бы здесь была я, то поговорила бы с ней по-своему… Воровка. Миша тоже так считал. Но, с другой стороны, с соседями надо дружить. Кто, как не она, помогал бы ему по хозяйству, да и с собакой. Кстати, где наш Шери? Все ли здесь в порядке?
Клер решительно двинулась по квартире, с хозяйским видом осматривая все вокруг. Когда она дошла до шкафа, я почувствовала, как меня бросило в пот.
– А… Поняла, значит, где скрывается наш рыжуля? Хорошо, что закрыла этот ящик. Забыла тебя предупредить, что он обожает прятаться
