не мешай. Слушай, сколько мы уже тут сидим?
Витольд Леонидович посветил фонариком на свои наручные часы.
– Третий час сидим. Я спать хочу, глаза сами закрываются. Янка, можно я посплю несколько минут? Сил моих больше нет.
Яна кивнула:
– Ладно, спи. Это потому, что ты коньяк пил. Если что услышу, я тебя разбужу. Я-то точно не засну, меня просто трясёт от возбуждения. Всё-таки мне страшно.
– Думаешь мне не страшно? – проворчал патологоанатом, поудобнее устраиваясь на каких-то непонятных картонках. – Спать неудобно, накладной живот мешает.
– А ты его сними.
– Не могу. Я с ним свыкся, он мне как родной.
– Ну тогда и не ворчи. Спокойной ночи.
– Уснёшь тут… – проворчал ее друг, закрыл глаза и мгновенно уснул, как ушел в тёмную воду.
Яна встала и немного походила вокруг пня, разминая затёкшие ноги. Смотреть на пень она боялась, перед ее глазами стоял скрюченный труп ее управляющего. Она прислушивалась к ровному сонному дыханию Витольда Леонидовича и это ее несколько успокаивало.
– Я ничего и никого не боюсь… – стала она негромко приговаривать, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы. – Я смелая и умная, со мной ничего не случиться…
Время тянулось ужасно медленно. Яне уже казалось, что она находится в этом пыльном и тёмном помещении бог знает сколько времени. «Только бы клаустрофобия не началась, – подумала она, нервно почёсываясь. – Грящища и пылища тут несусветные. Нужно будет дать распоряжение, чтобы все эти служебные помещения вымыли как следует и привели в порядок. И куда только хозяйственный отдел смотрит? Всем дам по шапке! Чёрт знает что тут творится – трупы, хлам… Хорошо еще что мышей нет… – Тут она вздрогнула. – А вдруг есть? Ой, мамочка!» Яне послышалось, что кто-то скребётся в углу. Она прислушалась, готовая в любую минуту завизжать от страха.
Но это была не мышь. Яна всё более отчётливо слышала осторожные шаги, которые приближались к ее укрытию.
«Убийца!» – пронеслось у нее в голове, и она кинулась к сладко спящему Витольду Леонидовичу и стала тормошить его, жарко шепча:
– Витольдик, дорогой, вставай скорее! Да вставай ты! Убийца идёт!
Витольд Леонидович на удивление быстро пришёл в себя и первым делом нащупал лежащий рядом с ним тяжёлый подсвечник. Он встал около двери и затаился. Яна на четвереньках отползла за пень и притихла.
Еле различимые шаги приближались. Яна и Витольд Леонидович почти перестали дышать. Скрипнула дверь и на пол легла тусклая полоска света из коридора. Кто-то двинулся к театральному реквизиту, в котором лежал убитый управляющий этого заведения. Неизвестный откинул верхнюю часть и заглянул в пень.
И тут Витольд Леонидович не выдержал:
– Стой! Не двигаться! – заорал он и замахнулся на пришельца массивным подсвечником, который поднял над собой обеими руками.
Незнакомец резко обернулся, в руках его оказалась палка, которой он со всей силы ткнул в живот Витольда Леонидовича, пытаясь его проткнуть. Патологоанатом повалился на спину, из его живота торчал посох Морозко.
Яна мгновенно выскочила из-за пня и замахнулась на убийцу огнетушителем, который предусмотрительно держала под рукой, но ударить не успела, так как застыла на месте от неожиданности.
– Это вы?! – охнула она. – Как это возможно?..
Нападавший гордо выпрямился. Лицо его было перекошено от злобы и страха.
– Да, дорогая. Не ожидала?
– Нет… – прошептала Яна и выронила тяжеленный огнетушитель. Тот покатился по полу. – Пётр Валерьянович, это вы?
Перед ней стоял, опустив руки, старейший артист Волжского детского театра, которому недавно справили девяностолетний юбилей. Яна знала Егора Валериановича с детства, его очень уважали в театре, и он еще порой выходил на сцену, так как обладал неплохим для его возраста здоровьем и хорошей памятью. Иногда он даже подменял заболевших артистов. Яна помнила, что он любил мелкие разноцветные леденцы в железной круглой баночке с надписью «Монпансье», которую постоянно носил в кармане. Она даже хранила в памяти вкус этих конфеток. И вот теперь этот старый артист, дрожа, стоял перед ней.
– Зачем? – спросила Яна. – Егор Валерьянович, зачем?
Старик молчал.
– Я вызываю полицию, – сказал, с трудом поднимаясь, Витольд Леонидович. – Яна, помоги мне вытащить эту палку из живота. А ты еще спрашивала, для чего он мне нужен? Видишь, пригодился мой накладной животик, иначе я бы сейчас с тобой не разговаривал. Алло, полиция? – сказал он в трубку. – У нас труп. Из Чешско-русского центра говорят. Приезжайте скорее. Мы задержали убийцу.
Старик тяжело вздохнул:
– Я, Яночка, меньше всего хотел, чтобы это видела ты. Я сдаюсь… Наверное, это правильно, что вы вызвали полицию… – И он закрыл лицо руками.
В ресторане за столиком сидели трое – следователь Ольшанский, Цветкова и Витольд Леонидович. Яна пригласила следователя, чтобы узнать подробности дела и была очень напряженна и взволнованна. События последних дней совсем выбили ее из колеи, и она чувствовала себя не в своей тарелке.
Пётр Иванович, напротив, чувствовал себя прекрасно и, обладая превосходным аппетитом, уминал блюдо за блюдом, запивая угощение красным вином.
Наконец Яна не выдержала и поинтересовалась:
– Что там у вас с Егором Валериановичем? Выяснили зачем он это сделал?
– Кое-что выяснили. Но есть еще неясные моменты, – ответил следователь, отправляя в рот очередной кусок парной осетрины.
– У меня до сих пор живот болит, – провёл рукой по животу патологоанатом. – Здорово старикан врезал мне посохом, чуть насквозь, как жука, не проткнул. Хорошо накладка меня защитила, а то не сидел бы я сейчас тут с вами, – вздохнул он.
– Откуда только сила взялась, – поддержала его Яна. – Старикану в обед сто лет, а вот поди ж ты… Теперь, наверное, закончит свои дни в тюрьме.
– Если доживёт до конца следствия, – сказал следователь. – Действительно, удивительный старик. Но с головой у него, видно, не всё в порядке, раз он такое совершил.
– Получен результат медицинской экспертизы? – спросил патологоанатом и налил себе в бокал минеральной воды.
– Да. У него обнаружена опухоль мозга, которая очень влияла на его поведение и порой даже могла вызывать вспышки неконтролируемой агрессии. Старый актёр находится в довольно приличной для его возраста физической форме, он подвижен и активен, но иногда возрастные изменения дают о себе знать, и он теряет контроль над собой.
– Это он убил Аглаю? – спросила Яна.
– Да. Но он думал, что это Настя. Старикан хорошо относился к Насте и даже благоволил к ней, помогая разбирать трудные роли. Правда, он, как человек старой закалки, не очень одобрял ее роман с Иваном Демидовичем, человеком намного старше ее. Но в театре это дело обычное, и он закрывал на это глаза. Шло время, и Настя, по его мнению, сильно изменилась в плохую
