Ознакомительная версия.
— Присаживайтесь, сэр. Я вас слушаю.
— Я хочу заснять леди на видео.
— Нет проблем, сэр, — любезно улыбнулся менеджер, — мы предоставим вам оператора с видеокамерой, тридцать минут съемки у нас стоят семьдесят пять долларов плюс стоимость основных услуг.
Кассету вы получите через час после окончания съемки.
— Да, это меня устроит, — кивнул Красавченко, — тридцать минут вполне достаточно.
— Вы хотите, чтобы вас снимал мужчина или женщина?
— Все равно. Могу я попросить еще сделать несколько поляроидных снимков?
— Разумеется.
Охранник проводил его к белокурой леди. Когда стеклянную витрину закрыли плотные железные жалюзи, Красавченко вытащил из сумки небольшую коробку с театральным гримом.
— Перед съемкой мне надо вас немного подкрасить, детка.
Проститутка не возражала.
Павел Владимирович Мальцев успел съесть свой любимый омлет с тертым сыром и выпить второй стакан апельсинового сока, а Красавченко все не было. Павел Владимирович заказал чашку-кофе без кофеина и взглянул на часы.
Маленькое кафе, в котором они договорились встретиться, находилось в двух шагах от «Куин Элизабет». Из окна отлично просматривались подъезды гостиницы и площадь. Красавченко должен был выйти из гостиницы и пересечь площадь двадцать минут назад. Мальцев заволновался всерьез.
Точность была единственной надежной и достойной чертой наемника. Если он опаздывает, значит, что-то случилось. Он мог бы позвонить, телефон знает. Разумеется, случилось что-то плохое или очень плохое. Когда связываешься с негодяем, приятных сюрпризов ждать не приходится.
Что, если Красавченко, получив долгожданную информацию, решил тихо смыться? Что, если Он никакой не Красавченко и загранпаспорт у него поддельный? Сколько всяких проходимцев шастает по миру, и никакие анкеты, никакой пограничный контроль не мешает им менять имена, исчезать, появляться вновь на другом конце земли, получать гражданство, приобретать недвижимость, открывать счета в банках. Вчера он был каким-нибудь Махмудом Ибрагимовым, чеченским террористом, а сегодня — гражданин Германии герр Штольц, владелец конной фермы, игорного дома и небольшого замка на живописном берегу Рейна. Вчера его называли каким-нибудь Васькой Черепом, и он руководил бандой шпаны в Люберцах, а завтра он американец русского происхождения Василий Васильефф, имеет ресторан на Брайтоне и виллу на Гавайях, по воскресеньям пьет безалкогольное пиво с полицейским начальством. Английского не знает, но взаимопонимание полное.
Павел Владимирович допил свой остывший кофе и пожалел, что не курит. Прошло еще десять минут. Он нервничал все сильней. Из гостиницы вывалила толпа туристов. Подъезжали и отъезжали автобусы, закрывая панораму. Мальцев напряженно искал глазами высокую широкоплечую фигуру, пытаясь собраться с мыслями и решить, что делать, если Красавченко так и не появится. Он готов был уже расплатиться и идти в. гостиницу, подниматься к нему в номер, что, в общем, не имело смысла, но тут услышал за спиной знакомый голос:
— Доброе утро. Извините, задержался. Он был в черных джинсах, в черной кожаной куртке нараспашку, в дымчатых очках. На плече у него болталась дорогая спортивная сумка. На тонких губах играла какая-то совсем новая, сытая, блатная ухмылочка. Павел Владимирович демонстративно взглянул на часы.
— Ну, проспал, с кем не бывает? — развел руками Красавченко, усаживаясь за стол. — Ночь была трудная, нервная, — он щелчком пальцев подозвал официанта, и жест получился такой хамский, что Павел Владимирович брезгливо поморщился.
— Слушай, дипломат, здесь так не принято.
— Пардон. — Красавченко снял куртку, остался в теплом черном пуловере, под которым была белая рубашка. Павел Владимирович заметил на воротнике розовато-бежевое пятно, след косметики.
— Да, я вижу, — кивнул он, — ночь у тебя действительно была трудная и нервная.
Подошел официант, и Красавченко заказал себе два жульена, говяжью вырезку с кровью, французский картофель, большой овощной салат, томатный сок.
— Ничего не ел со вчерашнего вечера, — объяснил он, — после ночной работы у меня просто волчий аппетит, даже в девять утра могу сожрать полный обед. Ну, что вы на меня так смотрите? Нет, она ничего не знает про побрякушку. Я допросил ее по полной программе. Результат нулевой. Вообще, все это какой-то абсурд. Такое ощущение, что мы с вами оба сошли с ума. Кстати, я все хотел вас спросить, насколько близко вы знакомы с нашим заказчиком?
— Ты уже трижды задавал мне этот вопрос.
— Разве? Ну ладно, задам еще раз. Тем более сейчас это особенно актуально.
— Почему?
— Потому, что мы с вами в тупике. Работа закончена, во всяком случае моя часть работы.
— С чего ты взял?
— Больше некого допрашивать. Беляева — последнее звено в этой цепочке.
— Есть еже другие пути. Подпольные ювелиры, их, между прочим, не так уж много, и кое, с кем из них мы можем встретиться. Есть потомки тех людей, которые поселились в Батурине сразу после революции. Мы ведь начали с пятидесятого года, то есть пропустили больше двадцати лет.
— Да, конечно. Поиском этой брошки можно заниматься до конца своих дней. Предки, потомки, ювелиры, огороды… Поймите вы, нельзя действовать, рассчитывая только на счастливый случай. Лучше вообще ничего не делать, чем дергать удачу за хвост. Она ускользнет, как ящерица, у нее хвост новый вырастет. — Красавченко замолчал, ожидая, пока официант расставит перед ним тарелки. Он снял дымчатые очки, чтобы лучше разглядеть свою кровавую говядину. Павел Владимирович успел заметить, как неприятно он ест, каждый кусок подносит близко к глазам, вертит на вилке, потом стремительно отправляет в рот и жует быстро, жадно, кося глазами в сторону, как пес, который стащил чужую кость.
— Нельзя рассчитывать на счастливый случай, — повторил он, прожевав первый кусок мяса, — но вы так и не ответили мне, насколько хорошо знаете заказчика. Вы его видели? Или он вышел на вас через посредника?
— Видел пару раз.
— И какое он на вас произвел впечатление?
— Я не понимаю, к чему ты клонишь? При чем здесь мои впечатления?
— При том… — он отправил в рот второй кусок, глотнул минералки, — мне кажется, он больной.
— Кто?
— Наш заказчик.
— Очень интересно, — усмехнулся Павел Владимирович, — откуда такие мрачные подозрения?
— Ну, подумайте сами, разве нормальный человек вышвырнет такие деньги на ветер? Сколько он уже потратил ради этой несчастной брошки? Нет, он точно больной.
— А ты знаешь, Толик, в прошлом году на аукционе «Сотби» за потертого плюшевого медведя было заплачено пятнадцать тысяч долларов.
— Правильно, — кивнул Красавченко, — ничего удивительного, все коллекционеры сумасшедшие. Ими движет придурь, безумие.
Павел Владимирович хрипло откашлялся и, стараясь не глядеть собеседнику в глаза, равнодушно произнес:
— Ну что ж, в этом есть своя логика. Почему же ты с самого начала не отказался участвовать в этом безумии?
— Да кто же откажется от живых денег? К тому же в начале все выглядело вполне разумно. Я взялся выполнить обычную для себя работу, проверить круг людей, которые могут владеть информацией. Я этим занимался много раз. С моей стороны не было ни одного прокола. Но сейчас, когда мы оказались в тупике, я понял, что сама идея этой операции абсурдна, и у мне странно, как вы не этого не понимаете. Мы с вами, два нормальных человека, два профессионала, идем на поводу у сумасшедшего, ищем иголку в стоге сена. Мы никогда не найдем этот несчастный камень. Я не могу рисковать ради какой-то брошки, пусть даже она стоит миллион долларов. Это ведь все равно не мой миллион.
— Ты что, хочешь выйти из игры?
— Ни в коем случае. Зачем же расставаться с больным человеком, который готов сорить деньгами? — Красавченко уже расправился с говядиной, доедал последние, самые поджаристые ломтики французского картофеля, никак не мог подцепить их вилкой и принялся есть руками. — Сколько он выложил на одну только эту нашу поездку в Канаду? Дорога, жилье, суточные. И ради чего, спрашивается? — Погоди, — перебил его Павел Владимирович, — я не понимаю, какого черта ты вдруг стал считать деньги заказчика?
— Ну, если он сам их не считает, так почему бы не вмешаться? — Красавченко весело подмигнул, выпил залпом остатки своего томатного сока и принялся за салат Павел Владимирович кивнул официанту и попросил стакан минеральной воды. У него пересохло во рту.
— И каким же образом ты собираешься вмешиваться?
— Сейчас попробую объяснить, — он откинулся на спинку кресла и закурил, — если камень мы не найдем, то ни копейки больше не получим. Верно?
— Допустим, — кивнул Мальцев и жадно втянул ноздрями табачный дым. Он бросил курить пару лет назад, но сейчас захотелось нестерпимо, — я возьму у тебя сигарету?
Ознакомительная версия.
