Меня все время терзало то, что это из-за меня дедушка и его друзья добрались до Эми. Я старалась не подпускать ее близко, очень старалась, но что я могла сделать? Что?
А знаете, что я вам еще скажу… самое, самое отвратительное? На самом деле я была даже рада, когда это случилось и с Эми тоже… Рада. Ну не гадство – радоваться такому? Подруга, называется! Эми уж точно не такой подруги заслуживала.
Но мне было легче оттого, что теперь не одной приходится терпеть. Теперь, когда Эми была рядом, это было так, будто нас вместе оставили после уроков или она помогает мне заниматься… Да, я была ужасной эгоисткой, знаю, гордиться тут нечем, абсолютно, но Эми никогда не отказывалась помочь мне с уроками, а это было в каком-то смысле то же самое.
А еще Эми хорошо умела хранить тайны. Например, когда разбила статуэтку у себя дома. У миссис Арчер была такая противная фарфоровая фигурка мальчика – муженек на Рождество подарил. Подарили бы мне такую гадость, я бы только радовалась, если бы она разбилась, а именно это и случилось, когда Эми играла с папой в догонялки. Миссис Арчер всегда говорила, чтобы мы не играли в шумные игры в доме, и на мистера Арчера за это ругалась, вот они и понеслись скорее покупать новую.
На вид она была абсолютно такая же – такая же уродская, – но не совсем. Эми показала мне, где одно место было не прокрашено – у мальчика на пятке. Сказала, что мама ничего не заметит – ей эта фигурка все равно не очень-то нравится, она на нее и не смотрит, так что не бросится в глаза.
– Это будет секрет, – сказала она. – Есть, а вроде и нет. Прямо под носом.
Как мы с Эми и дедушка…
Но в тот раз Эми хотела все рассказать. Сказала, что иначе нельзя. Это больно и страшно, и дедушку должны остановить.
– Нельзя говорить, – сказала я. – Нам никто не поверит. Будет как с теми девочками, в старые времена: они всем рассказывали, что в саду феи живут, а потом оказалось, что все это выдумки.
Но Эми сказала: поверят, должны поверить. Повторяла то, о чем говорила учительница на классном собрании, – про то, какими опасными бывают чужие взрослые.
– Но дедушка же не чужой! – возражала я. – И он говорил, что учителя уже все знают! Отец говорит, бывают секреты хорошие, а бывают плохие. Например, когда он выкидывает рекламные листовки в мусор вместо того, чтобы разбрасывать в ящики. Он говорит, раз люди об этом не знают, то это им и не повредит, иногда можно и скрыть правду, если для хорошего дела.
– Какое же это хорошее дело? – спросила Эми.
– Дедушка сказал, если ты кому-нибудь расскажешь, нам с тобой плохо будет, – напомнила я. – И тогда он нас с мамой и папой из дома выгонит. Мне негде будет жить. Может быть, придется переезжать, переводиться в другую школу. Мы больше не сможем дружить. Пожалуйста, Эми! Нельзя ничего говорить. Пообещай, что не расскажешь.
Она пообещала… Мы обе пообещали. Перекрестились и стали надеяться, что умрем… Надеяться, что умрем…
Общая тайна нас по-настоящему сблизила, еще сильнее, чем раньше. «Скажи, что придешь» – это теперь была наша песня. Наш тайный знак.
Мы и для дедушки подобрали тайное прозвище. Серый Волк – так мы его называли. Это Эми придумала. Ее отец тоже придумал прозвище для ее мамы – даже два… Иногда он называл ее Зайкой, а иногда – Дабс, хотя ни то ни другое ей как-то не подходило, не то что дедушке его кличка.
У него были черные волосы с проседью – везде-везде, даже на спине. Страшные, жесткие и царапучие… как губка для мытья посуды. А еще у него были длинные желтые зубы, неслышная походка, и он был все время голодный… Волк, самый настоящий волк.
Он все время следил за нами. Никто не беспокоился, когда он приходил за нами в парк, чтобы забрать домой. Да и с какой стати? Все видели, как он отводил меня в школу, если маме было некогда. Ответственный взрослый, заботится о внучке, отводит домой, чтобы с ней ничего не случилось, а по пути обещает нам сладости.
Мы с Эми пробовали ходить в другие парки, но парк Пейсли был совсем маленький, а игровая площадка там грязная и все качели ржавые, а в парке Берджесс толпами слонялись какие-то старые бродяги и пьяницы, сидели на скамейках, ругались, орали, а потом расстегивали ширинки и отливали на дорожку – все хозяйство наружу.
Единственным безопасным местом была школа. По утрам я не могла дождаться, когда выйду из дома… Я так ненавидела этот дом, что по выходным мама с папой дразнились, мол, я совсем в зубрилу превратилась, все бы мне сидеть с Эми за уроками, в учительские любимчики выбиваться.
Зато когда у меня отметки стали лучше и я принесла домой хороший табель, они так обрадовались, что даже выдали мне больше карманных денег, чем обычно. Но я не накупила на них ни конфет, ни комиксов, ни бус… Плохо наживаться на том, что я якобы такая хорошая, когда на самом деле – ничего подобного. Я бросила эти деньги в ящик для пожертвований возле кондитерского магазина… Он назывался «Почтальон Пэт», совсем как папа, только у папы в сумке не было щели, чтобы бросать туда пожертвования для Общества защиты детей от жестокого обращения.
Вскоре оказалось, что и в школе не так уж безопасно… Серый Волк добрался до нас и там. Однажды сидим мы на уроке, слушаем про Эдварда Дженнера[13], про то, как он начал прививать оспу и все такое, – и тут входит Серый Волк. Оказалось, он ушел с прежней работы и устроился в школу сторожем.
Я как сейчас слышу: он гремит крышками мусорных баков, позвякивает ключами. Услышав стук инструментов в его ящике, мы сразу напрягались. Обычно он появлялся, когда мы в зале делали гимнастику в футболках, заправленных в трусы, – растягивались, изгибались, наклонялись…
Он всегда находил предлог, чтобы зайти в зал… то розетку надо починить, то лампочку вкрутить. Когда дед протирал окна, они запотевали от его дыхания – волк хрипло дышит, пыхтит, вот-вот вломится… напоминает нам, что он тут и что мы должны вести себя хорошо.
Он даже в класс заходил – говорил, что надо продуть батареи, а сам становился на колени возле нашей парты и заглядывал нам под юбки. Мы начинали ерзать… Миссис Клэптон говорила: «Не обращайте внимания. Нельзя мешать человеку работать».
Мы слушались… и молчали.
Когда Эми пропала, я тоже держала рот на замке. Женщина из полиции сидела на диване рядом со мной, задавала вопросы, просила подумать, подумать как следует, и терпеливо ждала ответа. И она, и мама, и папа – все смотрели на меня и не замечали, что дедушка стоит в дверях, готовый броситься. Не видели, как он провел большим и указательным пальцем по губам, как будто застегивал молнию.
Я сказала: мы с Эми поссорились из-за какой-то ерунды, вроде того, чья очередь выбирать, какой фильм смотреть вечером и правда ли, что «All Saints»[14] лучше, чем «Spice Girls». Она убежала, бросив меня одну на качелях.
Я сказала, надо было ей остаться, подождать, пока дедушка придет за нами, но она сказала, что никогда больше ко мне не пойдет. И я отправилась домой одна… Сказала дедушке, что Эми не придет.
Меня спрашивали, не видела ли я кого-нибудь в парке, возле площадки, – кого-нибудь подозрительного или страшного.
– Нет. – Я не скрыла правду.
Мама сказала, лучше бы она меня вообще из дома не выпускала. Папа сказал, он так и знал, что та последняя рюмка в пабе была лишней. Дедушка сказал, теперь он чувствует себя виноватым: он ведь так обрадовался тогда, что не надо идти за нами в парк, а можно пойти в Саут-Бэнк и наслаждаться атмосферой праздника, смотреть, как люди готовятся запускать фейерверки.
Женщина-полицейский сказала, что мы не должны себя винить… Много она знала. Да она и не поверила бы, даже если бы я ей все рассказала. Родной дедушка? В моем доме? Под одной крышей с моими родителями? Под дедушкиной крышей…
Все из-за меня… Я плохая, глупая, грязная девчонка, как дедушка и говорил… Как сама жизнь доказала. Это же Закон естества… Я получила по заслугам. Если настучу на дедушку, со мной будет то же, что и с Эми, а если буду помалкивать, он, может быть, отстанет.
В эту ночь я спала с мамой и папой в их кровати. Папа сказал, что принесет мне самые любимые игрушки, а мама сделала горячий банановый «Несквик». Дедушка просунул голову в дверной проем.
– Я ничего не знаю, понятно? Ничего, – сказал он. – И ты ничего не знаешь. Уяснила? Держи варежку на замке, и я тебя не трону.
И я кое-что поняла… Поняла, что никогда больше не увижу Эми.
Я все глаза выплакала и дрожала всю ночь, но наутро наконец нашла выход.
Ничего не поделаешь… Я не могу вернуть Эми… Ее уже не спасти. Но я могу спастись сама – не убегать из дома, не умничать, не выбалтывать, что знаю. Нет… Нужно всего лишь делать то же самое, что я и делала до сих пор… Ни хрена не делать.
Мало того что я бросила Эми в тот день на игровой площадке, так еще и теперь должна сделать это снова… Как всегда… Вступить в сговор с Серым Волком… Держать варежку на замке, чтобы остаться в живых.
