– Да я и сам прикидываю… – сказал Фельдмаршал.
Другие двое покивали: времени обдумать все происходящее хватало, так что обошлось без долгих споров и обсуждений.
– В конце-то концов получится один пшик, – сказал Смолин. – Никого всерьез не посадят, никого чувствительно не прищемят, даже все конфискованное рано или поздно им придется вернуть. Нервы, правда, попортят надолго и качественно, но я не о том… Общая ситуация мне не нравится. Чем бы там ни кончилось, а шантарский рынок холодняка уже фактически парализован. И в этом поганом состоянии будет пребывать еще долго. И потому, что долго теперь будем шарахаться от каждого куста, и оттого, что выцеплять назад все отобранное будем долгонько… Все магазины перешерстили…
– Кроме Врубеля, – равнодушным тоном произнес Фельдмаршал.
– То есть?
– У Врубеля получился облом, – продолжал Фельдмаршал. – Я как раз узнал и приехал рассказать… Короче, когда они подсунули к Врубелю в «Раритет» засланного казачка – точнее, двух, – сам Врубель отсутствовал по причине очередного запоя, а его девки что-то просекли и ничего такого не продали… Будь сам Врубель на месте, он бы залетел, конечно, у него ж по пьянке ни предохранителей, ни тормозов… Повезло придурку.
– Повезло, – медленно произнес Смолин.
Вот оно, значит, как… Все залетели, кроме Врубеля… Смолин сталкивался и с более невероятными совпадениями – происходившими по самым естественным причинам, – но все равно, остался некий осадок, как в известном анекдоте. Как-то неправильно было, что чистеньким остался самый гнилой шантарский антикварщик, коего, откровенно говоря, не любили за многочисленные подлянки, косяки и провинности. Скорее уж ему полагалось бы, исходя из обычной практики, залететь первым – уж он-то, будучи застигнут «казачками» в бухом состоянии, не только с ходу толкнул бы им нечто компрометирующее, но и в закрома провел бы, наговорил бы себе с ходу на две уголовных статейки и полдюжины административных…
– Ладно, – сказал Смолин. – Черт с ним, с Врубелем, у меня сейчас не о нем голова болит… У нас, джентльмены, все-таки есть один несомненный след: Дашенька Бергер. Боже упаси, я ее никак не связываю с происходящим, но есть еще и другой аспект: она-то как раз сейчас и олицетворяет своей персоной ту новую, странную, непонятную возню, что имеет место быть на антикварном рыночке нашем… Кто-то еще есть, кроме нее, зуб даю. Сама-то она, судя по всему – на подхвате, сама не стала бы лезть к вдове. А она лезет, активнейшим образом.
– А почему сразу – не стала? – пожал плечами Кот Ученый. – Девка умная, дедушка поднатаскал, соображает, что к чему…
– Квартирка, – сказал Смолин. – Квартирка эта вылезает за рамки. Это, режьте меня, никакая не съемная квартирка, это хатка человека небедного и в антиквариате разбирающегося. И фарфор там интересный, и пара картин на стене не нашими охотниками на туристов из-под «Детского мира» писана… Все это, в сочетании, как раз и настораживает…
– Есть одна загвоздка, – сказал Фельдмаршал, чья простая мужественная физиономия как раз отражала сейчас усиленную работу мысли. – Если ею крутит кто-то старший и умный, ни за что не согласился бы на такую дурь: сдавать награды из Кащеевой квартирки в первый попавшийся магазин, по собственному паспорту этого самого Михуйлы…
– Вообще-то она могла это и по собственному почину провернуть, – возразил Кот Ученый. – Не отчитываясь. Рассчитывала найти в дедушкиной хатке несказанные сокровища, а когда наткнулась на хлам, столкнула его через Мишу, чтобы хоть копеечку поиметь… Она ж, Степа, маленькая, откуда у этой сопли хватка…
– Абстракции это все, – вклинился давно мечтавший об этом, по физиономии видно, Шварц. – Теория. Волюнтаризм и декаданс. Ничего мы не добьемся, переливая из пустого в порожнее. Взять бы эту Дашеньку, сунуть ей в трусики паяльничек и поспрошать душевно… – он поднял лапищу, видя, что остальные двое так и подались к нему, разевая рты. – Это я так, чисто теоретически, я ж не идиот, и мы не в кино… Но какое-то действие не мешало бы произвести, потому что ничегошеньки мы не добьемся пустыми разговорами…
– Точнее?
– А что – точнее? – ухмыльнулся Шварц. – Самих светиться никто не заставляет… но мало ли что можно поставить? Рабочую наметочку хотите? Эту прошмандовку ловят в подъезде двое совершенно незнакомых ей организмов самого бандитского вида, долго маячат перед личиком жуткими ножиками-живорезами, а потом проникновенно вещают: ежели ты, сучка драная, спирохета нелеченая, будешь и дальше путаться под ногами у серьезных людей с антикварного рынка, мы тебе… Ну, далее – полный простор для фантазии, тут столько всякого можно придумать… Вадька правильно подметил: она еще маленькая девочка… Что будет делать в такой ситуации насмерть перепуганная соплюшка?
Какое-то время стояла тишина, потом Фельдмаршал восторженно возопил:
– А я-то тебя всю жизнь дебилом считал!
– Спасибочки, – с большим достоинством поклонился Шварц. – Только мы из потомственных антиллигентов, кой-чего имеем в дурной башке…
– Вот именно, – сказал Смолин с ухмылочкой. – Насмерть перепуганная соплюшка конечно же незамедлительно кинется за помощью и моральной поддержкой… и если наш Икс существует, к чему я упорно склоняюсь, то к нему паршивка и бросится, едва мнимые громилы улетучатся… Это идея. Это мысль. Благодарность тебе от меня, боец Шварц… Только давайте-ка эти варианты отложим на самый крайняк. Вы мою утонченную натуру знаете: криминала я опасаюсь, как черт ладана… а то, что Шварц предлагает, как ни крути, много общего с криминалом имеет…
– Да н у, если чисто…
– А если – грязно? – сказал Смолин. – Хотели как лучше, а получилось, как всегда… По несчастливому стечению обстоятельств аккурат в тот момент, когда «громилы» будут сверкать у нее под носом кишкорезом, объявится сосед-каратист, а то и милицейский патруль… Всем будет весело.
– Но идея-то…
– Говорю же, идея хорошая, – сказал Смолин. – Но – на будущее. Когда ничего другого не останется, когда все будет перепробовано и успеха не принесет.
Шварц насупился:
– А сейчас что, сидеть и ломать головы?
– А кто сказал, что нужно обязательно сидеть сиднем? – вкрадчиво поинтересовался Смолин. – Я этого не говорил, да и никто из присутствующих… У нас и без Дашки есть кандидат на задушевную беседу. И, в отличие от Дашки, его найдется на чем подловить… Короче, неотложных дел ни у кого нет? Вот и ладушки, собирайтесь…
…Тяжелее всех полуторачасовое сидение в машине давалось Шварцу, он был тут самый молодой, сгусток энергии, а потому и страдал откровенно, ерзал и ныл, так что в конце концов Смолину пришлось его достаточно жестко одернуть. Остальные тоже придерживались мнения, что нет ничего хуже в жизни, кроме как ждать и догонять – но кое-как с собой справлялись…
Полтора часа ничего интересного не происходило. Они все так же сидели в машине, окно «нехорошей квартиры» оставалось темным, Дашенька не объявлялась. Причем в родительском доме ее тоже не было – что периодически устанавливал Шварц, названивавший под видом однокурсника. Сумерки уже идиллически сгущались, на небе вот-вот должны были высыпать звезды – а результатов никаких.
Потом результаты нежданно-негаданно обозначились – точнее, обозначилась железяка, которую оптимисты с ВАЗа до сих пор продолжают упорно именовать «машиной». Сначала они не обратили внимания на приткнувшуюся метрах в пятнадцати от них «восьмерку» – но потом ее осветила фарами въезжавшая во двор машина, Смолин рассмотрел номер в зеркальце заднего вида – и дремота пропала моментально.
– А зверь бежит, и прямо на ловца… – пропел он строчку из детского шлягера былых времен. – Мужики, сзади…
– Кто?
– А во-он…
Шварц присмотрелся:
– Мать твою, это ж ботаник! Точно… Берем?
– Вы не в Чикаго, юноша, – сказал Смолин, подумав. – Столько тут торчали, что имеет смысл еще подождать – вдруг да узрим что-нибудь полезное…
– А если сдернет?
– На этом? – с оттенком брезгливости сказал Смолин. – Нет уж, на хвосте у него я висеть буду качественно… Только не похоже, чтобы он собрался сдернуть. По всему видно, расположился основательно. И глаз не спускает с того же самого подъезда. Как человек с некоторым житейским опытом я тут, господа мои, чую коллизии и нешуточные страсти…
– Вася! – толкнул его локтем Фельдмаршал.
– Вижу… Тихо все сидят! – шепотом распорядился Смолин.
Дашенька Бергер собственной персоной выпорхнула из плавно проплывшей мимо них и бесшумно остановившейся у подъезда «тойоты-камри» – судя по первым впечатлениям, очень привычно выпорхнула… Обернулась, помахала рукой кому-то, не видимому в сумерках за тонированными стеклами, и машина вальяжно проплыла к выезду на дорогу.
