Счастливый народ! Ведь он живет в уверенности, что, по крайней мере, раз в неделю может отрешиться от всех своих забот; может танцевать, петь и веселиться, скинув бремя горестей, которое так угнетает дух других наций”».
Я еще раз перечитал фразу «Я люблю Андрея Важнова». И вспомнил, точно вспомнил, где уже слышал эту фамилию. На экскурсии. На экскурсии вокруг ГЗ гид Vera Semenova упоминала некоего парторга Важнова, в перестроечные годы уехавшего за сладкой жизнью в Америку. Уж не тот ли самый? Очень даже может быть. Интересно было бы узнать, один он свалил за колбасой и джинсами или со своей идеологически выдержанной соратницей Мариной? Впрочем, лежащему здесь Алексею теперь это уже без разницы…
Продолжил читать:
«Я потерял Марину, но не хотел терять университет.
„Почти по пятам за мной поднялся хозяин гостиницы, вошедший ко мне в комнату сказать, чтобы я искал себе другое помещение”.
Да, меня выселили из общежития, но я вспомнил про тайную комнату Семена Воркутина. Нашел ее и поселился там. И никаких особых затруднений по жизни в этой комнате не испытываю. Еду нахожу в столовой и буфетах, там всегда что-то вечером остается. Одежды хватает той, что студенты по мере изношенности выбрасывают или оставляют при переездах. Мне в ней на свидания не ходить. Даже если что-то в моей жизни изменится, я больше никогда не влюблюсь. Я не думал раньше, что близкий человек может так легко предать.
Да, собственно, что может измениться в моей жизни? Я не хочу ее менять. Меня все устраивает. Крыша над головой есть. Днем по шахтам и коридорам вентиляции я пробираюсь к учебным аудиториям, слушаю через окошки интересные для себя лекции, как бы присутствую на семинарах и даже на конференциях. В библиотеке по ночам я беру все книги, которые мне нужны, работаю с ними у себя в комнате. Я даже публикую статьи о Стерне, посылая их в научные журналы с адреса одной действительно существующей комнаты ГЗ, хозяева которой редко заглядывают в почтовый ящик. Я за них проверяю его каждый день.
Мне незачем покидать это здание, здесь у меня есть все, что нужно для работы. И я не только работаю. Смотрю фильмы в кинозале, смотрю представления и спектакли во внутреннем театре. По ночам купаюсь в бассейне.
Больше всего мне нравится ходить в музей землеведения, что под самым шпилем ГЗ. Странно: музей землеведения, а находится на самом верху. Но, впрочем, главное, как там интересно. Если бы я, как и все, мог пользоваться лифтом, то посещал бы этот музей каждый день. Все-таки взбираться на тридцать этажей по лестнице нелегко.
А оттуда и лучший вид на Москву. Все, как на ладони: и Лужники, и ЦПКО, и Кремль… И чего только нет в самом музее. Я часами хожу по нему с фонариком. Вот настоящие метеориты в 100 грамм и в 40 килограмм, деревья со следами воздействия Тунгусского метеорита от 30 июня 1908 года…
Я почти заучил весь музей на память. Стоит подумать о нем, закрыть глаза, и вижу здоровенные блоки каменной соли. И окаменелое дерево, как огромный драгоценный камень. Черный и бурый уголь, сланцы, нефть, медная, свинцовая и марганцевая руды…
Вот простой кварц, куски вулканической лавы, обманное золото и настоящее, красавец пирит, амазонит, агат, горный хрусталь, аметист, опал, яшма, малахит, топаз, ураноносная жила, платина, изумруд, лунный камень, аквамарин, нефрит, кошачий глаз…
А это сталактиты и сталагмиты. И у меня, кажется, в комнате растет один сталактит в углу из-за просачивающейся откуда-то воды…
На другом этаже разные почвы: бурозем, желтозем, краснозем, чернозем… Разбросаны они по всей России матушке, по всему миру…
Вот дары моря: черные курильщики, огромный моллюск, наутилус, морские ежи, трилобиты, брахиподы, кораллы – белые, красные, ветвистые и трубчатые, зуб кашалота, ракушки: стромбус бойцовый, цимбиум Нептуна, цифома горбатая, мурекс цветоносный…
И вот любимый макет океанского атолла – пальмы на островах. Я смотрю на атолл и думаю, что вот туда все-таки стоило бы как-нибудь выбраться из ГЗ…
Иду дальше. Судак обыкновенный, сельдь волжская, осетр русский, минога речная…
Тираннозавр и коритозавр, императорский пингвин в полный рост с огромным яйцом у ног, кости носорога, слона, бизона, череп мамонта с бивнями, стопа перовобытного человека, стоянка первобытного человека с землянкой почти как у меня, зуб мамонта, акулы, китовый ус, наконечники стрел и копий, древнее рубило, крокодил нильский, суслик реликтовый, кабан, лемминг, песец, ондатра, бобр, северный олень, лось, броненосец, нутрия, тушканчик, варан, агама, степная черепаха, степной кот, лесной кот, рысь, тонкопалый суслик, еж ушастый, сайгак, хомяк, соня лесная, бурундук сибирский, тюлень обыкновенный…
Птицы: цапля, золотистая ржанка, белолобый гусь, свиристель, грач, коростель, жаворонок, соловей, чибис, фазан, удод, пеночка весничка, чиж, щегол, чирок-свистунок, зяблик, орел-карлик…
Обычно я долго стою у бабочек: желтушка степная, галатея, мелеагр, перламутровка латония, перламутровка пандора, совка маместра, бархатница фрина, гермона, траурница, червонец огненный…
Какой прекрасный мир!..
…
Да, я живу и работаю, как мой любимый Лоренс Стерн, проведший десятилетия в уединении, чураясь человеческой суеты. А когда я смотрю на своих соседей через вентиляционные отверстия, то думаю, а какая между нами, собственно говоря, разница? Я живу практически в такой же комнате. Так же учусь, работаю, отдыхаю. Они могут передвигаться по городу? Могут общаться? Но я вижу, что очень многие из них, имея такую возможность, ею не пользуются. Сидят с книжками в своих комнатах. Они такие же научные пленники ГЗ, как и я…
…
Через вентиляционное отверстие видел идущих по коридору ГЗ Марину и Андрея Важнова. Они держались за руки. Он был счастлив. И она, кажется, тоже счастлива. Он – в костюме с галстуком. Она в красивом платье. Раньше у нее такого не было. Какое светлое будущее ждет их. Защитят диссертации, станут настоящими учеными. Будут заниматься любимой работой. Получат от государства квартиру. Купят автомобиль «Москвич» и будут ездить на выходные на дачу в Подмосковье. А в отпуск поедут в Сочи. Или в Анапу. Родят детей, уйдут на пенсию и будут тихо и спокойно воспитывать внуков, вывозить их опять же на дачу, в Сочи или Анапу.
И я бы так мог…
…
Время от времени я натыкаюсь на кого-нибудь в коридоре, а то и ночью в бассейне. Наверное, очень бледный, потому что от меня шарахаются, как от приведения. И одежда у меня не очень. Да и стригусь, и бреюсь я редко. Нет особой нужды.
Охрана, по-видимому, что-то подозревает. Стали чаще по шахтам лазить. Даже пару капканов на медведя нашел. Ясно, что в ГЗ медведи не водятся. Охотятся на меня, не иначе. Надо быть осторожнее…
…
Уже несколько раз преследовали, но поймать меня здесь невозможно. Никто не знает лабиринтов ГЗ лучше, чем я, и никто не может передвигаться здесь так быстро, как я.
…
Такой необычно тихий вечер. Только начал засыпать, как услышал странный звук из трубы, через которую мне идет воздух снаружи. Кто-то с верхних этажей выбросил будильник в окно. Он долго летел, звеня. А потом крякнул в последний раз. Кто-то закончил учебу…
…
В шахте сломалась ступенька, я сорвался и повредил ногу. Похоже это серьезно. Нога сильно опухла и болит. Раньше мне хватало отпростудных лекарств, которые я находил в аптечке медпункта, но сейчас мне, наверное, нужно в больницу…
…
Нога распухла до каких-то невероятных размеров. Я не медик, но это, наверное, гангрена. Значит, нужно в больницу. Придется раскрыться. Не хочу…
…
Конечно, нужно идти сдаваться. Но уже нет сил двигаться даже по комнате. Я и пишу-то с трудом…
…
Похоже, мое сентиментальное путешествие заканчивается. Поневоле…
…
„Что же касается испанских дам – за них я ни капельки не тревожусь”…».
Это была последняя запись. Я закрыл дневник и еще раз глянул на скелет. Значит, черный аспирант действительно существовал. Существует…
Просмотрел томики на полках. Нашел любимую книгу Алексея Горлачева – стерновское «Сентиментальное путешествие». На столе обнаружил папку. В ней, по-видимому, диссертация этого «черного аспиранта». Полистал и закрыл. Надо бы показать ученым сей труд, написанный с такой очевидной любовью. Может быть, там действительно есть что-то очень важное, какое-нибудь научное открытие, о котором до сих пор никто не знает. Да, надо показать, чтобы хотя бы после смерти Алексей Горлачев был восстановлен в своих человеческих и научных правах.
Я немного посидел у стены в раздумьях и вдруг почувствовал, что страшно хочу есть. Глянул на часы – да, пора бы уже пообедать-поужинать, съесть какого-нибудь судака обыкновенного. Да, что там, я бы и от тонкопалого суслика или даже от трилобита не отказался.
В углу стояли какие-то консервные банки, но я, конечно, не решился это есть – сколько уже им лет.
Приставил ухо к внешней двери. Да, преследователи наверняка уже махнули на меня рукой. Смело вылез из комнаты наружу и стал искать выход из шахты. Постоянно оборачивался, стараясь не забыть путь к комнате, в которую еще обязательно вернусь.
