рукой шею ДеВи и состроил до жути смазливую рожу, мол, да вы все не так поняли, это игры такие и вообще мы закадычные друзья, эдакий невинный потный ангелочек. Меня чуть не стошнило, когда он рассмотрел нас и быстро снял добрую улыбочку, а взамен раскрыл поганый рот:
— А то что?
Я уж подумал, у меня совсем крыша поехала, но у малявки и правда язык повернулся сказать такое учителю в лицо. Слова прямо-таки пригвоздили меня к полу, а от всевластного тона и взгляда, как на крыс у мусорных баков, так вообще тошнило. Элиза уже пылала от злости, но почему-то удрученно тупила взгляд в пол, будто это его школа, а звать его Бенджамин, и что-то мне подсказывает, этот засранец не в первый раз позволяет себе такое с ней.
— А то пойдем к директору. Мне кажется, драка с учеником младше тебя и кража игрушки тебе с рук не сойдет.
— Еще чего… Никуда я не пойду, а вы, мисс Бронкс, не имеете права и пальцем меня тронуть. Или вам напомнить, что вы работаете здесь только потому, что нет замены?
Видимо, этот рот, кроме гадостей, умел говорить правду, потому как Элиза действительно не спешила вести его к директору и даже не схватила за ухо, чтоб доходило лучше. Она, может, и не может, зато проходимец с улицы еще как — вот я и вцепился в его запястье и подтащил к нам, а тот и не сопротивлялся от неожиданности.
— Эй, сопля из задницы, хватит строить из себя царя. Пока не отдашь медведя и не извинишься перед всеми, никуда ты отсюда не пойдешь, понял?
— Пусти, ты… кто ты вообще такой! Деревенская училка нашла себе такого же нищеброда? Два сапога — пара! — Он поднял глаза к потолку, будто раздумывал над чем-то, ровно на театральную секунду. — Я же правильно употребил это выражение, мисс Бронкс?
Бедная Элиза и так была на грани нервного срыва, а эта пуля унижения пробила плотину самообладания, там уже собирались слезы. Я смотрел на мелкого уродца сверху-вниз, из меня прямо-таки вытекала злоба, кровь кипела, хоть чай заваривай, и все случилось само собой. Хлесткий хлопок пощечины превратил всех в восковые статуи с отвисшими челюстями, получи и распишись, что называется. Слизняк пискнул, замолк и схватился за бордовую щеку, которая пульсировала, как если бы из нее хлестала кровь, и такие глаза состроил, будто и не представлял, что за поведение может получить праведного ремня. Забавно, что Элиза двинулась вперед, присела перед паршивцем, который только что поливал ее грязью, и дотошно-заботливо стала осматривать горячее пятно — учительско-материнский инстинкт в деле!
— Ты в порядке? — сказала она.
— Уберите руки от меня! Я все расскажу отцу, и вам обоим влетит…
И после словесного плевка Слизняк рванулся по коридору с полными штанами поражения, про несчастного медведя и не вспомнил — скатертью дорожка, хотя нет, желаю пересчитать все кочки и свернуть шею на лестнице! Вроде справедливость торжествовала, но что-то никто этому не радовался. ДеВи молча стоял по-над стеночкой, очнулся, чтобы поднять игрушку и отдать возлюбленной, а Элиза вообще так и осталась на корточках, закрыла лицо ладонями-лодочкой и потихоньку начинала трястись. Моя беспечная выходка и стала той последней каплей, но подумал я об этом, естественно, позднее, чем надо бы, и мог разве что утешительно коснуться плеча.
— Идиот… Какой же ты… идиот! — крикнула она, будто я ограбил ее, а не спас, а потом и вовсе вскочила со слезами на глазах, чуть головой в челюсть не зарядила. — Что ты натворил?!
— А что, надо было и дальше позволять ему творить такое?
— Его отец — один из крупнейших спонсоров школы… Теперь подумай, нужно ли директору уменьшение финансирования, к тому же, из-за какой-то молодой беднячки. Что теперь будет со мной… А я скажу: сегодня же вечером меня уволят! Я только устроилась сюда. И знаешь, как трудно было пробиться без опыта, понимаешь ты или нет?!
Вроде учитель она, а знаток соплячьей натуры здесь я — понятное дело, никому он не нажалуется, в его возрасте это уже очень стыдно.
— Это я его треснул — пусть звонят в «Тедди’с Хоум», я все выскажу его папаше, аж уши завянут.
— Я несу полную ответственность за них и за все происшествия, а не ты… Кто тебя просил бить его!
— Здравый смысл! Дашь слабину один раз, а во второй еще хуже будет, и так по накатанной.
— Нет, теперь он еще сильнее будет меня ненавидеть, вспоминая этот случай. Ох, о чем это я… Не думаю, что проведу еще хотя бы один день в этой школе. Грустно будет прощаться с детьми, с которыми мы подружились… — И тут она неожиданно усмехнулась, это уже нервное. — Я очень надеюсь, что для меня найдется место в магазине игрушек.
Школьный звонок затрещал прямо над головой, орал во всю глотку нещадным звоном отбойника по церковному колоколу, но хоть перебил неловкое молчание. Элиза протерла глаза и молча пошла в класс, что тут еще сказать.
— Прости, я не хотел все испортить, — выдавил я из горла напоследок, больше ничего не смог.
— Я верю… Уходи, пожалуйста. Просто, уходи.
На удивление изнутри не послышалось смеха, чмоков и романтических напевов — дети вырвались в коридор, как бегуны на линии старта, но гудели в обратную сторону, спешили навстречу пятничным гулькам. Я подошел к ДеВи с его подружкой, волосы у того были разлохмачены, как гнездо однолапой птицы, а лицо краснючее, как будто еще от драки не отошел, стоял и перебирал сто тридцать шесть способов мести обидчику. Наверное, мысли и правда этим забиты были, потому как он не шибко-то удивился мне, хотя я скорее очутился бы на отвратной мыльной опере в театре, чем здесь.
— Что ты тут делаешь, Армани? — сказал он как-то неприветливо то ли от раздражения, то ли просто не хотел меня видеть.
— Меня заставили раздавать игрушки, но все обошлось и я уже свободен на все четыре стороны.
— Тогда можешь пойти с нами в…
Девчонка толкнула его локтем и шикнула, но ДеВи шепнул, мол, я свой, со мной можно сплетничать обо всем на свете.
— Приятно познакомиться, кстати! Меня зовут Виолетта, — сказала та тихим жалобным голоском и протянула ладонь на пожатие.
В приюте я видел кучу худощавых щепок, несмотря на приличную кормежку — у них ведь все не как у людей, сколько не корми, все нипочем, но вид этой девчонки пугал почище всяких фильмов-ужастиков. И не уродина же,
