Ознакомительная версия.
– Что молчишь? – Янтарные глаза вора буравили Женьку насквозь.
– А что сказать? Да, я Хохол. Но ты это и без меня знаешь, я смотрю.
Боря Еврей захохотал, обнажая золотые коронки, потом выбил из пачки сигарету и закурил.
– Прав был братка, когда говорил, что ты ни дна, ни покрышки не сечешь, – с некоторым даже одобрением сказал он, стряхивая пепел на пол. – Как в хате – не прессуют?
– Меня?! – удивился Хохол, и Боря снова расхохотался:
– Шучу. У меня есть к тебе дельце. Есть человек, готовый заплатить хорошие бабки за то, чтобы вынуть тебя отсюда, но ты должен делать все так, как говорю я. План прост до идиотизма. Сегодня тебе станет плохо, и тебя положат в лазарет. Там полежишь с недельку в отдельном боксе, а за это время я постараюсь найти подходящего жмура.
– Кого? – удивился Женька, хлопая ресницами и не совсем понимая, о чем вообще сейчас речь.
– Не перебивай! – поморщился Еврей. – Жмур нужен для того, чтобы подставить его вместо тебя. Завернешь ты ласты в лазарете после драки с парой парней.
– Н-да? – иронично усмехнулся Хохол. – А наоборот не будет?
Еврей хлопнул по столу ладонью и проговорил таким тоном, что даже у неслабонервного Женьки мурашки побежали по спине:
– Я же просил – захлопнись! И сюда слушай! Я человек занятой, мне не с руки тут с тобой канитель разводить, и если бы не Бес, то хрен бы я вообще к этому месту близко подошел! Так вот – будет драка, и тебе всю рожу распишут, понял? Это чтобы потом нам жмура так же загримировать. В ту же ночь тебя вывезут отсюда в мусоровозе и переправят туда, где тебя ждут. Вот и все. А сейчас встань к двери и раздевайся.
– Чего?! – выпучил глаза Хохол, сжимая кулаки.
– Ты идиот? Я же сказал – захлопни хлеборезку и делай то, что говорят! Раздевайся, мне нужно сверить вот это с тем, что есть на тебе! – Еврей достал из кармана несколько мятых листков и бросил на стол. – Можешь посмотреть.
Женька взял бумажки, перебрал их и отошел к двери, начав расстегивать рубаху. Раздевшись до трусов, он повернулся к Еврею и выпрямился во весь рост. Вор встал со стула и медленно приблизился к нему, неторопливо нацепил очки и стал придирчиво разглядывать наколки, то и дело сверяясь с листками.
– Ага… – бормотал он. – Да… есть… похожа… Повернись! Так, на спине ничего… Обратно повернись… ага… Все, одевайся, – бросил он, возвращаясь на стул и пряча бумажки в карман. – В принципе все ясно.
– Откуда у тебя эти рисунки? – спросил Женька, одеваясь.
– Баба твоя прислала. Рисовал кто-то из бесовских пацанов, наверное, Вовка-кольщик, но описание она давала. Да, перстни покажи-ка! – вспомнил Еврей, и Женька протянул руки. – Ну, надо же! И тут не слажала! – покачал головой вор, оглядев наколки на пальцах. – По памяти – и ни одного косяка… на ощупь, наверное, тоже не ошиблась бы.
Хохол стерпел, понимая, что просто не может возражать человеку, приехавшему сюда, чтобы вытащить его. И Маринка… действительно, память! Но в этом не было ничего удивительного, учитывая, насколько она умела заниматься любовью. Насколько любила целовать его и просто бродить губами по груди, по этим самым наколкам… Он и сам бы с точностью до миллиметра мог рассказать, где и какая у нее родинка и сколько колец на хвосте у ее козерога, выколотого на крестце. И теперь с каждой минутой Хохол делался на шаг ближе к ней, еще совсем чуть-чуть – и он будет рядом, и прекратятся его ночные кошмары.
– Ну, если тебе все понятно, то давай прощаться, – произнес Еврей, постукивая по столу пальцами. – Все понял насчет вечера? Не облажайся – я слишком много денег вложил в местного лепилу.
– Не облажаюсь, – кивнул Женька, вспомнив, как симулировал приступы аппендицита, чтобы попасть в палату к Марине.
– Тогда – удачи тебе, Хохол.
– Спасибо.
– Спасибо скажешь Бесу, который меня напряг, – усмехнулся Боря. – Кричи, пусть забирают тебя.
– Конвой! – рявкнул Хохол. – Выводите!
– Погоди! – вдруг вспомнил что-то Еврей и, когда Женька обернулся, спросил вполголоса: – Может, бабу тебе подогнать?
Хохол снова вспыхнул и сжал кулаки.
– У меня такая женщина, что всех баб в кучу собери – и то мало покажется.
– Ну, гляди, я ж помочь хотел, – пожал плечами Боря, пряча улыбку. – Сам знаю, как на киче сновидения мучают. А петухов драть… ну, западло это.
– Я их в упор не вижу. И терпеть умею, если что. Но за предложение спасибо, – ухмыльнулся Хохол. – Я дождусь свиданки с Мэриэнн…
– Ну-ну…
Конвоир протянул раскрытые наручники, Хохол привычно вложил в них запястья и больше не обернулся в сторону Еврея.
В душе все пело – осталось немного, совсем немного, и он увидит Марину, сына, вдохнет чистый свежий воздух. «И валить, валить отсюда как можно быстрее. Ехать на Кипр, жить там до самой осени, ни о чем не думать, никого не видеть. Буду катать их на лодке, на рыбалку с Егором ездить… И Маринка рядом будет, все время рядом со мной, хватит уже. Больше глаз не спущу с нее…»
Жарким утром Марина, проснувшись необычайно рано, лежала у бассейна, подставив солнечным лучам тело, и читала привезенный ей вчера из города Никитой сборник стихов. В бассейне на большом надувном матрасе лежали Егорка и Алеша, а рядом, по грудь в воде, стоял Гена. Тот самый однорукий охранник Гена, что был с ее сыном раньше. Его привезла неделю назад Ветка, специально ездила к Марининому племяннику Кольке и уговорила временно отпустить Гену к ней. О том, что жива-здорова его любимая тетка, Ведьма распространяться не стала, решив, что лишние глаза и уши ни к чему. Гена сперва удивился – с чего бы Виола Викторовна вдруг захотела взять его к себе, но когда в машине она вкратце рассказала ему об истинной причине, на телохранителя напал ступор.
– То есть… погодите, Виола Викторовна… как это – Марина Викторовна приехала? – оторопело спросил он. – С того света?
– Гена, я все понимаю – военные туповаты, но это уже перебор, – прищурилась Ветка, уверенно ведя «Мерседес» в направлении «Парадиза». – Объясняю. Та, которую мы так дружно и с рыданиями хоронили три года назад на городском кладбище, была просто какой-то безымянной проституткой. Ну, какой был труп в морге, такой Женька и взял. Они загримировали ее так, чтобы хоть чуть-чуть напоминала Марину, похоронили – и все. А на самом деле Маринка лежала в больнице под чужим именем. И в Англию Женька улетел вместе с ней, там поставил на ноги. И вот теперь она вернулась, потому что Хохла арестовали в Москве, понимаешь? – втолковывала Ведьма так и не пришедшему в себя Гене. – И она с Егоркой у меня дома, у нас. А тебя мы решили посвятить в это дело потому, что только тебе она может доверить сына. Никому даже из наших – только тебе.
– Чертовщина какая-то… – пробормотал Гена, вытирая лоб правой рукой. – В голове не укладывается…
– Генка, прекрати! – потребовала Виола. – Это уже все границы переходит!
Встреча вышла просто душераздирающая, даже Бармалей прослезился, глядя на то, как Генка бережно взял на руки хозяйку, как она обняла его за шею и плачет, не стесняясь, как Егорка с визгом бежит по лестнице и повисает на «дяде Гене».
– Марина Викторовна… – сиплым от волнения голосом пробормотал Гена, осторожно прижимая женщину к себе. – Вот уж не думал…
– Гена, спасибо тебе за все, – сквозь слезы проговорила Коваль.
– Да за что же спасибо… живы вот – и хорошо.
Он аккуратно поставил ее на ноги и подхватил жмущегося к нему Егора:
– Ну что, пострел? Узнал? А вырос-то как! Полмужика уже!
– Конечно, узнал! – сообщил Егорка. – Как твоя рука, дядя Гена?
– Не отросла, – вздохнул телохранитель, демонстрируя черную перчатку. – Но ты не переживай, я и с одной рукой тебя в обиду не дам.
– Я, дядь Гена, теперь и сам большой. Мне папа сказал – маму защищать и беречь, – гордо объявил мальчик, вызвав улыбки у всех в комнате. – Только вот папы нет теперь, его полиция арестовала…
– Милиция, Егор, – машинально поправила Марина.
– Ну, пусть так. Но все равно – так нельзя, папа никого не обижал, наоборот…
– Все, хватит! – обрезала Коваль таким тоном, что Ветка вздрогнула от неожиданности. – Слезай с Гены и иди в комнату.
Мальчик, удивленный такой резкой переменой в настроении матери, обиженно засопел носом, но послушно выполнил все ее требования.
– Зачем ты так? – укоризненно проговорила Ветка, когда Егор скрылся на втором этаже. – Это ведь ребенок, а ты с него требуешь, как со взрослого.
– Не лезь! – отрубила Марина, хватая пачку сигарет и жестом показывая Гене, чтобы следовал за ней.
– Истеричка самовлюбленная! – пробормотала Виола, и в ответ из коридора донеслось:
– Я все слышала!
– Что-то Марина Викторовна нервная стала, – заметил Бармалей, подавая Ветке, севшей в кресло, пепельницу и сигару.
– Да ну ее! – с досадой отмахнулась хозяйка. – Совсем с катушек съехала со своим Хохлом! Слово о нем не скажи, даже ребенку не позволяет! Я все понимаю – любовь, привязанность, благодарность! Но нельзя же так реагировать!
Ознакомительная версия.
