— У меня есть адвокат, который занимается всеми проблемами фирмы, — сказал Рыков, тоже явно нервничая.
Интересно, от злости или от страха? — подумал Валландер и продолжил:
— Давайте расставим точки над i. К Ирану вы имеете столь же отдаленное отношение, как и я. Вы родом из России. Лишить вас шведского гражданства невозможно. И я здесь вообще не по этому поводу. Вы русский, Рыков. И знаете, что происходит в иммигрантских кругах. В том числе и у ваших соотечественников, которые занимаются незаконными делами. Несколько дней назад в городе убили полицейского. Редкостная глупость, глупее просто быть не может. Нас это начинает злить, и сильно. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.
Рыков как будто бы успокоился. Но Валландер заметил, что его жена по-прежнему нервничает, хоть и пытается скрыть беспокойство. То и дело она поглядывала на стену за его спиной.
Прежде чем сесть, он обратил внимание, что там висят часы.
Они чего-то ждут, подумал он, и не хотят, чтобы я оставался здесь.
— Я ищу некоего Коноваленко, — спокойно сказал Валландер. — Вы знаете такого?
— Нет, — ответил Рыков. — Первый раз слышу.
В ту же секунду Валландер понял три вещи. Во-первых, что Коноваленко существует. Во-вторых, что Рыков прекрасно знает, кто это. А в-третьих, ему очень не нравится, что полиция наводит о Коноваленко справки.
Итак, Рыков все отрицает. Но, задавая свой вопрос, Валландер как бы невзначай взглянул на его жену. В ее лице, в забегавших глазах он прочел ответ.
— Вы совершенно уверены? Я думал, Коноваленко — фамилия весьма распространенная.
— Я не знаю человека с такой фамилией. — Рыков повернулся к жене: — Мы ведь не знаем никаких Коноваленко?
Она покачала головой.
Как же, подумал Валландер. Вы прекрасно знаете этого Коноваленко. И через вас мы его разыщем.
— Жаль, что вы не знакомы с ним, — сказал Валландер.
Рыков удивленно посмотрел на него:
— Это все, что вы хотели узнать?
— Пока да, — ответил Валландер. — Но я уверен, это не последняя наша встреча. Мы ведь не остановимся, пока не поймаем убийцу полицейского.
— Мне об этом ничего неизвестно, — сказал Рыков. — Я, как и все, разумеется, очень сожалею о гибели молодого полицейского.
— Конечно. — Валландер встал. — Да, еще одно. Возможно, вы читали в газетах о женщине, убитой на юге Швеции неделю-другую назад. Или, может, по телевизору видели. Мы полагаем, что Коноваленко замешан и в этом преступлении.
На сей раз насторожился сам Валландер.
И даже не сразу понял почему.
Но секунду спустя сообразил, что насторожило его в Рыкове полное отсутствие реакции.
Он все время ждал именно этого, подумал Валландер, чувствуя, как забилось сердце. Чтобы не подать виду, он прошелся по комнате.
— Не возражаете, если я тут осмотрюсь?
— Пожалуйста, — ответил Рыков. — Таня, открой нашему посетителю все двери.
Валландер заглянул в комнаты. Но мысли его были заняты Рыковым.
Лувен и не догадывается, как он был прав, думал комиссар. В этой халлундской квартире есть след.
Он удивился собственному спокойствию. Нужно было немедля уйти отсюда, позвонить Лувену и вызвать опергруппу в полном составе. Взять Рыкова под перекрестный допрос и как следует прижать, пока он не признается в существовании Коноваленко и не расскажет, где тот находится.
Когда он заглянул в небольшую комнату, видимо предназначенную для гостей, она чем-то привлекла его внимание, но чем именно, он и сам не знал. Комната как комната. Кровать, письменный стол, плетеный стул, окно с синими шторами. На стене полка с безделушками и книгами. Валландер изо всех сил старался понять, что же такое он видит, не замечая. Запомнил подробности и отвернулся.
— Ну что ж, теперь я вас оставлю.
— Мы с полицией не ссоримся, — сказал Рыков.
— В таком случае беспокоиться вам не о чем, — ответил Валландер.
Он поехал обратно в город.
Вот теперь мы нанесем удар, думал он. Сейчас же расскажу Лувену и его людям всю эту примечательную историю. И мы заставим Рыкова или его жену заговорить.
Теперь-то мы их возьмем. Непременно возьмем.
Коноваленко едва не проворонил Танин сигнал. Поставив машину возле дома в Халлунде, он, как всегда, бросил взгляд на фасад. Они договорились, что, если по какой-то причине ему нельзя подниматься в квартиру, Таня оставит одно окно открытым. Окно было закрыто. Коноваленко пошёл к лифту и вдруг вспомнил, что забыл в машине пакет с двумя бутылками водки. Сходил за ним и машинально опять взглянул на фасад. Окно было распахнуто. Он вернулся в машину, сел за руль и стал ждать.
Когда из подъезда вышел Валландер, он тотчас смекнул, что едва не нарвался на полицию.
Таня подтвердила его подозрения. Это действительно был комиссар уголовной полиции, по фамилии Валландер. Вдобавок в его удостоверении Таня прочла, что он из Истада.
— Чего он хотел? — спросил Коноваленко.
— Спрашивал, не знаю ли я некоего Коноваленко, — сказал Рыков.
— Отлично! — воскликнул Коноваленко.
Таня и Рыков недоуменно уставились на него.
— Отлично! — повторил Коноваленко. — Кто мог рассказать ему обо мне? Если не вы? Только один человек — Виктор Мабаша. Через этого полицейского мы на него и выйдем.
Он велел Тане принести рюмки. Все трое выпили водки.
Коноваленко промолчал, но пил он за истадского полицейского. И был очень доволен собой.
Из Халлунды Валландер поехал прямо в гостиницу. И первым делом позвонил дочери.
— Мы можем встретиться? — спросил он.
— Сейчас? Я думала, ты работаешь.
— У меня есть час-другой. Если ты можешь.
— Где встретимся? Ты ведь плохо ориентируешься в Стокгольме.
— Я знаю, например, Центральный вокзал.
— Ну так что, встретимся там? Посредине большого зала? Через сорок пять минут?
— Договорились.
Положив трубку, Валландер спустился в холл.
— До вечера меня не будет, — сказал он администратору. — Если кто-нибудь спросит меня, лично или по телефону, скажете, что у меня срочное дело и связаться со мной нельзя.
— До которого часа?
— До поры до времени.
На Центральном вокзале, заметив Линду, он едва ее узнал. Волосы выкрашены в черный цвет, довольно короткая стрижка, яркий макияж. На ней был черный комбинезон, ярко-красный плащ и полусапожки на высоких каблуках. Валландер обратил внимание, что многие мужчины оглядываются на нее, и почему-то вдруг почувствовал досаду и смущение. Он назначил свидание собственной дочери. А навстречу ему шла молодая самоуверенная женщина. Давняя застенчивость исчезла без следа. Он обнял ее с ощущением, что совершает не вполне уместный поступок.
Линда сказала, что проголодалась. Пошел дождь, и они забежали в кафе на Васагатан, прямо напротив почтамта.
Она ела, а Валландер смотрел на нее и, когда она спросила, не хочет ли он тоже взять что-нибудь, покачал головой.
— Мама была здесь на прошлой неделе, — неожиданно сказала Линда. — Показывала своего нового поклонника. Ты его видел?
— Я больше полугода с ней не разговаривал.
— Мне он не понравился. По-моему, он больше интересовался мной, чем мамой.
— Вот как?
— Он, кажется, импортирует станки из Франции. Но говорил в основном о гольфе. Ты знаешь, что мама теперь играет в гольф?
— Нет, — удивился Валландер. — Не знаю.
Линда внимательно посмотрела на него, потом продолжила:
— И очень плохо, что не знаешь. Что ни говори, она пока самая важная женщина в твоей жизни. Она-то все про тебя знает. И про женщину из Латвии тоже.
Валландер обомлел. Он никогда не говорил с бывшей женой о Байбе Лиепе.
— Откуда ей это известно?
— Наверно, кто-то рассказал.
— Кто?
— Какая разница?
— Просто интересно.
Линда неожиданно сменила тему:
— Почему ты в Стокгольме? Ведь не затем же, чтоб повидаться со мной?
Валландер коротко рассказал о случившемся. В обратном порядке, до того дня две недели назад, когда отец объявил, что женится, а потом пришел Роберт Окерблум и сообщил, что у него пропала жена. Линда слушала внимательно, и впервые он почувствовал, что его дочь совсем взрослый человек. И в иных сферах жизни имеет куда больше опыта, чем он сам.
— Мне не с кем поговорить, — закончил он. — Если б хоть Рюдберг был жив. Помнишь его?
— Унылый такой, мрачный?
— Ну что ты, он был другой. Хотя иногда и казался суровым.
— Я помню его. Я надеялась, что ты никогда не станешь таким.
На сей раз тему сменил он:
— Что ты знаешь о ЮАР?
— Да не очень-то и много. Ну, например, что с чернокожими африканцами там обращаются почти как с рабами. И я, конечно, против этого. В народном университете у нас была встреча с одной негритянкой из ЮАР. Она такое рассказывала, что просто в голове не укладывается.