- А ты сам как?
- Не исключено, конечно. Ведь пока Тимур был жив, он их в руках держал. И реальной власти не отдавал.
- Так тем более!
- Тем менее! - огрызнулся Резуненко. Было заметно, что мысль эта и самому ему не давала покоя. - Больно тонкая комбинация образуется. Ведь чтоб акции на себя переписать и свою команду поставить, мало было Тимура завалить. Должно было после его смерти все срастись. И чтоб Салман Курбадыч с инфарктом свалился, и чтоб Мясоедов, паскуда эта, провалил все, что можно. Короче, чтоб компания в безнадзоре оказалась. Могли они все это просчитать? Полагаю, вряд ли.
И вместо прощания с чувством нахлобучил косматую шапку на косматую гриву.
В один из первых мартовских дней в кабинет Коломнина негромко постучались. Зашедший перед тем Богаченков удивленно обернулся: по банковской привычке Коломнин держал двери приоткрытыми, - все желающие могли зайти без стука с любой проблемой. И желающих таких становилось все больше и больше. Что вызывало справедливые нарекания со стороны финансового директора Шараевой: бесконечные пустые визиты отвлекали Коломнина от главной задачи. Но сам он слишком привык к такому стилю в банке и отказываться от него не желал. Кроме того, подобная доступность приносила и дивиденды: за время доверительных бесед ему удалось узнать об изнанке компании то, что невозможно выяснить и за годы сидений на совещаниях.
- Войдите, - удивленно пригласил Коломнин, когда в приоткрытую дверь постучали вторично: мягко, будто подушечками пальцев.
Зазор чуть увеличился. И в нем образовалось сияющее радушием, хотя и заметно смущенное лицо Мясоедова. В последние дни Мясоедов в компании почти не бывал, дожидаясь расчета. На просьбы помочь разобраться в оставляемом наследстве, отвечал ехидно, что-нибудь вроде: "Вы же все умные. Сами разберетесь". Тем более неожиданен показался и сам визит, и робость визитера.
- Не помешал? - Мясоедов огляделся. - Неуютно у тебя что-то, Сергей Викторович. Для твоего уровня обстановочка несерьезная. Дай команду перенести из моего кабинета диван, телевизор. Мишура, а - облагораживает.
- Да нет, не стоит. Сплю я в пансионате. Там же и телевизор. Хотя времени на него, признаться, не остается. Да вы садитесь. Дивана, правда, нет. Но стул свободный - завсегда.
Мясоедов глазами значительно покосился на Богаченкова. Но Коломнин намек проигнорировал. Более того, сделал знак Богаченкову остаться: разговаривать с двуличным Мясоедовым было надежней при свидетелях.
- Я чего пришел-то? - Мясоедов вздохнул. - Решил, что неправильно это вовсе отстраняться. Сначала, конечно, разобиделся на Салман Курбадовича. А потом подумал: разве чужое все? Разве мало моего труда здесь? Не хочется, чтоб прахом пошло. Правильно думаю, нет?
Коломнин ждал, пытаясь сообразить, к чему клонит нежданный визитер.
- Дошло до меня, что ты письма покупателям конденсата разослал, что от их услуг отказываешься.
- Стало быть, уже получили, - прокомментировал оживившийся Богаченков.
Мясоедов хмуро покачал головой.
- Получили, конечно. Только повода для веселья не вижу. Чему радоваться? Они с нами много лет работают.
- Два, - уточнил Богаченков.
- Два в нашем бизнесе - тоже много, - Мясоедов будто ненароком повернул стул так, что Богаченков оказался за его спиной, - отсекая его тем от разговора. - Люди привыкли. Компания привыкла. Опять же у них устоявшиеся отношения с одноклейкой. Все отлажено. - Да это мы все как будто на совещании проговорили, - любезно припомнил Коломнин. - К чему опять возвращаться?
- Потому что хочу от ошибки роковой уберечь. Ты же деловой человек, Сергей Викторович. Зачем так сразу ломать? Хочешь менять условия в свою пользу? Да, можно. Когда сильным станешь. Можно и теперь. Только аккуратно. Но - ломать зачем? Люди ведь. Интересы там. Давай переговорю с тем же "Магнезитом". Изменим цены. Разумно, конечно.
- Разумно и изменили, - Коломнин протянул ему прайс-лист с последними, утвержденными накануне у Фархадова отпускными ценами.
При виде их Мясоедов аж зацокал:
- Думаешь, если арифметику выучил, так и всю математику превзошел? Да кто такой скачок выдержит? Надо плавно. Половину хотя бы. Тоже трудно. Но - ко мне прислушиваются - переговорю, добьюсь.
- Не будет никакой половины, - Коломнин, потянувшись, отобрал у него прайс-лист. - А будет эта цена.
- Глупые вы все-таки люди, - Мясоедов не погнушался развернуться, так, чтоб охватить взглядом и Богаченкова. - Пришли, поломали. А дальше?
- А дальше в компанию пойдут нормальные деньги, - Коломнин намекающе придвинул к себе распухшую от бумаг папку.
- Ой ли? - Мясоедов поднялся. Любезность Коломнина произвела на него самое негативное впечатление. - А я иначе полагаю: нельзя разорить осиное гнездо и чтоб не покусали.
- Ничего. Бодягой подлечимся.
- Так это смотря скольких разорить. А то ведь и насмерть, - и Мясоедов, коротко кивнув, вышел.
- А казачок-то засланный, - хмыкнул Богаченков. - Похоже, приходил делегатом. - Похоже. И, кажется, нам объявлена война. Стало быть, мы на верном пути, - беззаботно подтвердил Коломнин. - Чую, не миновать нам хорошей драчки.
Богаченков поднялся, значительно одернул пиджак. - Сергей Викторович, вынужден официально заявить: если завтра же вы не согласитесь взять себе телохранителя, я лично пойду к Ларисе Ивановне. Пока беды не случилось.
- Тьфу на тебя.
Все эти участившиеся требования окольцевать себя охраной откровенно портили Коломнину настроение.
Но с утра Ларисы вопреки обыкновению на месте не оказалось. Не ответил и ее мобильный телефон. Зато к Коломнину зашла Калерия Михайловна и сухо потребовала, чтоб он немедленно явился к Салману Курбадовичу.
- Так он что, на месте? - от удивления переспросил Коломнин: на часах было едва начало десятого. Но секретарша лишь презрительно сморщила носик. С момента появления в компании банковской, как она называла, группировки Калерия Михайловна не скрывала своего неприязненного отношения к Коломнину.
- Вас ждут, - нетерпеливо напомнила она, готовая его конвоировать.
В этом было что-то зловещее.
- Что ж, раз зовут, надо идти, - Коломнин поднялся, протянул руку, приглашая Калерию пройти вперед: роль подконвойного ему не приглянулась. И в этот момент зазвонил телефон.
- Сережа! - он услышал задыхающийся голос Ларисы. Но даже не тон, а это непривычное в последнее время "Сережа" стали предвестником беды. - Я из дома.
- Но почему не на работе? И потом мобильный...
- На работу не пустил Салман Курбадович.
- Что?!
- Не перебивай. Утром подбросили анонимку, что... в общем про нас с тобой.
- И что ты? - Коломнин машинально опустился в кресло, не обращая больше внимания на требовательный взгляд Калерии.
- Я? Призналась. А что оставалось?
- Так и молодец! Давно пора было. Я как раз к нему иду и попросту попрошу твоей руки, - обрадованный Коломнин подмигнул ошеломленной Калерии Михайловне. - Не вздумай! Он же не в себе. Я прошу. Выслушай, Сережа...
- Когда-то, да надо было. Все, пошел свататься.
Коломнин поспешно положил трубку.
- Ну что, дорогой конвоир, вперед за орденами?
И удивился, потому что в лице Калерии читалось теперь сочувствие.
- Насчет орденов - это вряд ли. Я на всякий случай валокордину подготовлю, - прикинула она.
Фархадов, совершенно неподвижный, съежился в объемистом своем кресле так, что от двери был почти неразличим.
- Вызывали, Салман Курбадович? - нарочито бодро заявил о себе Коломнин.
Стараясь держаться естественно под тяжелым взглядом, уселся с противоположной стороны стола.
- Хочу доложить, мы тут с Резуненко новый договор на поставку конденсата заключили. Все в соответствии с вашими указаниями. На днях стартуем.
Собственный голос показался Коломнину фальшивым. Он поднялся:
- Салман Курбадович, хочу просить... и прошу руки Ларисы Ивановны Шараевой. Которую я люблю...
- Кто ты такой? - глухо оборвал его Фархадов.
- Я? - Коломнин беспокойно пригляделся к старику. - Салман Курбадович, может, валидолу?
- Кто ты такой, чтоб набраться наглости к моей невестке?...Ты знаешь, кто был Тимур?
- Так ведь был. Я, как и все, сочувствую вашему горю. Знаю, что Лариса любила его. Но, Салман Курбадович, Тимур.. нет его больше. А Лариса, ей двадцать восемь. Она живая полнокровная жинщина.
- Слишком живая. Как выяснилось.
- А это уж не мы с вами. Это природа определяет. Невозможно всю оставшуюся жизнь ее при себе держать.
Фархадов отвел взгляд: возможно, именно так и собирался.
- Ей жить надо продолжать, Сарман Курбадович. Нормальной жизнью. А я люблю ее.
"И она меня", - хотелось дополнить ему. Но, щадя чувства отца, промолчал.
- И все сделаю, чтоб и она, и внучка ваша были счаст...
- Внучка моя! Тебе? - Фархадов задохнулся. - Ты же.. клоп, тля. Жалкий клерчишко! Нищий. Сколько у тебя есть денег? Пятьдесят? Сто тысяч долларов?
