— Возможно, и не связан, — согласился Чедвик, вставая, чтобы уйти. — И все же лучше проверить все варианты. — Он помедлил в дверях. — Постарайтесь вспомнить, Таня: как Линда себя вела в последние несколько недель?
— В каком смысле?
— Возможно, произошло что-то необычное?
— Нет.
— Она была расстроена, подавлена, ее что-нибудь беспокоило?
— Нет. Линда как Линда. Все было как обычно. Откладывала деньги, чтобы поехать в Индию. Так воодушевлялась, когда об этом говорила.
Чедвик, какое-то время служивший в Индии во время войны, не понимал, чем там воодушевляться. По его впечатлениям, там была сплошная грязь, жара и антисанитария. Впрочем, это объясняло, почему у Линды на счете лежало целых 123 фунта 13 шиллингов и 5 пенсов.
— Она в последнее время с кем-нибудь ссорилась или спорила?
— Ничего об этом не знаю. Но сомневаюсь.
— Почему?
— Линда не любила закатывать скандалы или спорить. Она была спокойным, легким человеком.
— Кто-нибудь ей угрожал?
— Господи! Ну что вы…
— Ей что-нибудь досаждало?
— Нет. Единственное, что ее расстраивало, — Вик Гривз. Они с ним не были близки. Но как-никак они же были родственники. Мы встречались с ребятами из «Мэд Хэттерс» всего два-три раза. Но видно было, что ему становится хуже. Она считала, что ему надо лечиться. Но когда она говорила об этом Крису, тот всегда отвечал, что психврачи — купленные правительством промыватели мозгов. А психбольница— тюрьма для подлинных мечтателей. Думаю, он в чем-то прав.
— Линда не пыталась что-то сделать для Гривза? Уговорить начать лечиться?
— Однажды попробовала, но он наотрез отказался.
— Вы не пытались переубедить Криса Адамса?
— Это было бесполезно, — заметила Таня. — Слушайте, да никто не хотел способствовать тому, чтобы Вика Гривза упрятали в психушку. Все просто.
— Понимаю, — сказал Чедвик. Он уже провел некоторое время с «Мэд Хэттерс», поэтому его не удивил такой ответ. А скоро ему надо будет снова с ними потолковать. Он открыл дверь и вышел на площадку. — Очень вам благодарен, мисс Хатчисон.
— Не за что.
— Должен признать, вы — в числе самых благоразумных людей среди всех, с кем я беседовал по поводу этой трагедии.
Таня одарила его загадочной улыбкой.
— Не обольщайтесь, — предупредила она. — Внешность бывает обманчива.
18 сентября 1969 года, четверг
Может быть, поводом стали пряности, которых он нанюхался на Портобелло-роуд, — говорят, запахи — главный ключ к памяти, — а может статься, прошлое воскресло из-за того, что после визита к Тане Хатчисон он посмотрел фильм «Битва за Англию» об одном из крупнейших авиационных сражений Второй мировой, но, так или иначе, в три часа ночи Чедвик проснулся в холодном поту в гостиничной кровати. Он не мог бы назвать это сновидением, потому что когда-то это случилось на самом деле, просто он успел так глубоко похоронить воспоминания у себя в подсознании, что, когда они всплыли вновь, как время от времени случалось, он увидел перед собой мешанину настолько ярких образов, что они казались почти нереальными.
Он лежит, погребенный под двумя телами, нос и рот у него забиты песком нормандского побережья, воздух весь состоит из огня и дыма, рядом пули с хрустом и стуком врезаются в песок, кровь сочится сквозь его форму, человек, лежащий на нем, воет, умирая, и зовет мать. Потом ему привиделось, как он вместе с Таффи подрывает бункеры в Бирме. Таффи ранило, кишки у него вылезли наружу, но он, шатаясь, бредет прямо на выстрелы, ныряет в бункер, полный японских солдат, зная, что погибнет, и выдергивает чеку у гранаты. Куски человеческих тел дождем обрушиваются на Чедвика: глазное яблоко, брызги мозгов, кровь, плоть. Бессвязные кошмары о бирманских джунглях и берегах Нормандии. Во сне он не только видел и слышал, но и обонял все это снова: пороховую гарь, дым, жар, — он чувствовал песок у себя во рту.
Чедвик знал, что больше этой ночью не заснет, поэтому сел в постели, взял стакан с водой, который ставил на столик у кровати, и осушил его, а потом пошел наполнить его опять. До рассвета оставалось еще несколько часов. Необходимо заняться чем-нибудь, что его отвлечет. Чедвик не собирался разгуливать вокруг Кингс-Кросс в такую пору, поэтому он зажег ночник, достал из дорожной сумки «Отряд «10» из Наварона» Алистера Маклина и поудобнее устроился на подушках. К тому времени, когда бледный отсвет восхода стал ложиться на город, книга уже упала ему на грудь и он негромко похрапывал, погруженный в сон без сновидений.
Бэнкс знал, что в деревеньках вроде Линдгарта проще всего разузнать о каком бы то ни было их обитателе, если зайти в местный бар или на почту. Так и вышло: именно Джин Мюррей, сотрудница почтовой конторы (являвшейся одновременно и газетным киоском), направила детектива в сторону последнего коттеджа по левой стороне Дарлингтон-роуд, сообщив, что «мистер Джонс» живет там уже несколько лет, что он, конечно, чудаковатый, у него явно не все дома, но он вроде бы безобидный и всегда вовремя оплачивает счет за газеты. Джин добавила, что он в общем-то отшельник и не любит посетителей. Она понятия не имела, в каких занятиях он проводит свои дни, но здесь на него никто не жаловался. Ее дочь Сьюзен прибавила, что гости у него бывают редко, но несколько раз она видела, как приезжают и уезжают автомобили. Описать их она не сумела.
Бэнкс оставил машину на булыжной мостовой возле общинного деревенского луга. Погода сегодня снова была безрадостная, с дождливым ветром, для разнообразия дувшим с востока, каменные крыши домов были темно-зелеными, точно болота, поросшие мхом. Голые ветви деревьев качались за телевизионными антеннами, а за ними тянулся полинялый задник — грязно-серое небо, цветом напоминавшее обмывки после грязной посуды.
В дальнем конце деревенского луга, между старой гостиницей «Бургундия» и темной приземистой методистской церковью, узенькая дорожка бежала вниз, к заросшему деревьями ручейку. По обеим его сторонам чередующимися уступами поднимались коттеджики из известняка: когда-то здесь жили работники, трудившиеся на ферме. Бэнкс постоял перед последним домиком по левой стороне и прислушался: никаких признаков жизни — ни звуков, ни света. Занавески в нижнем этаже задернуты, но в верхнем — открыты, как и окна.
Наконец он постучал в дверь. Ответа не последовало, поэтому он постучался снова, на сей раз громче.
Когда ему уже стало казаться, что дом необитаем, дверь отворилась. На пороге стоял человек весьма необычной внешности. С первого взгляда трудно было определить, Гривз ли это, поскольку Бэнксу пришлось довольствоваться лишь старыми фотографиями «Мэд Хэттерс», когда Гривз был подающей надежды рок-звездой лет двадцати с небольшим. Теперь, подсчитал Бэнкс, ему должно быть под шестьдесят, но выглядел он куда старше. Сильно ссутулившийся, с обвисшим брюхом, он был одет в черную майку с изображением серебристого «харли-дэвидсона» и мешковатые джинсы; ни обуви, ни носков на нем не было. Глаза — опухшие и пустые, а иссохшая кожа — бледная и морщинистая. Он либо был лыс, либо регулярно брил голову, что еще больше подчеркивало его выпирающие скулы и пустоту глаз. Бэнксу он показался больным стариком; целые световые годы отделяли его от юного красавчика, которого обожали девушки и который некогда привел в движение механизм успеха «Мэд Хэттерс».
— Я ищу Вика Гривза, — объяснил Бэнкс.
— Сегодня его нет, — ответил незнакомец. Лицо его оставалось равнодушно застывшей маской.
— Вы уверены? — поинтересовался Бэнкс.
Казалось, этот вопрос озадачил старика и даже причинил ему некоторое страдание.
— Он мог бы тут быть. Мог бы, если бы не пытался вернуться домой. Но машина у него сломалась. Колеса не вертятся.
— Простите?
Внезапно старик улыбнулся, показав полный рот гнилых и сломанных зубов, и произнес:
— Он ко мне отношения не имеет.
Затем он повернулся и ушел в дом, оставив дверь нараспашку. В недоумении Бэнкс последовал за ним. Дверь вела прямо в гостиную, точно так же, как в собственном коттедже Бэнкса. Поскольку занавески были закрыты, нижний этаж окутывал полумрак, но даже при этом скудном освещении Бэнкс разглядел, что комната захламлена кипами книг, газет, журналов. В доме слабо попахивало прокисшим молоком и сыром, который слишком надолго вытащили из холодильника, однако с этим запахом смешивался другой, приятнее: оливкового масла, чеснока, каких-то пряных трав.
Бэнкс направился вслед за стариком в заднюю часть дома, которую занимала кухня, где сквозь замызганные окна проникало чуть больше света, потому что цветастые занавески были задернуты лишь наполовину. Внутри помещение оказалось аккуратным и безупречно чистым, все сковородки и кастрюли сияли на своих крючках, тарелки и чашки сверкали в застекленных буфетах. Возможно, у Гривза и были проблемы с душевным здоровьем — а Бэнкс был уверен, что перед ним все-таки именно Гривз, — но эти проблемы не мешали ему себя обслуживать, во всяком случае, он явно справлялся с этим лучше, чем большинство знакомых Бэнксу холостяков. Старик стоял к Бэнксу спиной, помешивая что-то в кастрюле на газовой плите.
