— Конец тебе, сука, — повторил Жаба и ударом кулака сбил Стеллу с ног.
Встав кружком, они принялись избивать скорчившуюся на полу девушку ногами. Особенно болезненны были удары острых носов туфель Анжелы. Стелла прижимала голову к груди, пыталась защититься коленями, но все было бесполезно. Она не помнила, сколько времени продолжалось избиение. Видимо, в какой-то момент просто потеряла сознание…
Очнувшись, Стелла поняла, что лежит на кровати и что ноги ее связаны, так же как и руки.
В комнате стоял резкий запах бензина. Хромой, поливавший из канистры пол и мебель, выпрямился и вопросительно посмотрел на Жабу.
— Ну, — подтолкнула его Анжела. — И ее полей!
— Бензин кончился, — флегматично отозвался Хромой, отбрасывая канистру.
— Тьфу, дурак! С нее начинать надо было! — разозлилась девица.
— И так сгорит, куда ей деваться. Пошли.
«Так вот как я умру?» — с ужасом подумала Стелла, зажмуриваясь. Хлопнула дверь, щелкнул замок, и кто-то засмеялся на улице…
Жаба, чиркая кремешком зажигалки, наклонился над тоненьким ручейком бензина, который Хромой, как бикфордов шнур, вывел на порог.
Стелле оставалось жить несколько минут.
— Вы что делаете, гады?! — раздался вдруг негодующий голос Кости Десантника, который решил вернуться едва ли не с полдороги, чтобы спросить у Стеллы, во сколько завтра репетиция и можно ли ему и в самом деле прийти.
— Мы? Да мы шутим! — развел руками Жаба, широко улыбаясь появившемуся неизвестно откуда здоровенному парню.
— Где Стелла?
— Да там, — еще шире улыбнулся бандит.
Костя видел только Жабу и Анжелу. Не сомневаясь, что у чужака недобрые намерения, он шагнул вперед:
— А зажигалка-то зачем? Э-э, да здесь бензином пахнет! Ты что, гад, задумал?!
Скользнувший из темноты за спину Кости Хромой всадил ему в спину нож и отступил на шаг.
Костя повернул голову, взглянул в недоумении на нового врага и рухнул на землю как подкошенный…
— Толково, — похвалил Жаба Хромого, который выдернул из спины Десантника нож и вновь отступил в тень. Из раны толчками забила кровь.
Бросив наконец-то загоревшуюся зажигалку в немедленно вспыхнувший бензиновый ручеек, Жаба скомандовал:
— А теперь делаем ноги. Мухой!
— Он вроде жив? — неуверенно сказала Анжела.
— Ничего, скоро сдохнет.
Стелла в отчаянии смотрела, как распространялось по комнате пламя. Услышав голос Кости, она на секунду поверила в спасение и завертелась на кровати, пытаясь освободиться от веревок или хотя бы избавиться от полотенца, но потом… Они что-то сделали с Костей Десантником. Что-то очень плохое.
На пороге домика послышалась возня.
Затем в дверь что-то ударило. Еще раз и еще. Огонь начал лизать покрывало, на котором лежала Стелла. Оно было сделано из какой-то синтетической ткани и разгоралось быстро. Девушка задыхалась от едкого дыма и ничего не видела вокруг. Потом дверь вдруг сорвалась с петель и на секунду сбила полыхавшее у порога пламя, которое, получив приток воздуха, тотчас же разгорелось с новой силой.
Стелла почувствовала, что проваливается в черную глухую бездну…
* * *
Очнулась Стелла на кушетке в машине «Скорой помощи».
— Костя… Где Костя? — едва шевеля губами, спросила она.
Над ней наклонилась какая-то женщина в белом халате:
— Его увезли в больницу. Он потерял много крови… И ожоги…
— Он жив?
— Жив, жив! Удивительный парень: с такой раной сумел и дверь выбить, и тебя вынести. Еще бы чуть-чуть…
Стелла прикрыла глаза.
Жив. И она жива. Чудом… Сколько же все это будет продолжаться?
Утром она ушла из больницы. У нее почти не было ожогов, по крайней мере таких, какие следовало лечить в стационаре. Только концы волос обгорели. Последствий отравления дымом Стелла тоже не ощущала. Костю навестить ей не разрешили. Он еще находился в реанимации.
По дороге из больницы в клуб — ехать пришлось через весь город — Стелла ловила на себе удивленные и неодобрительные взгляды. Разумеется, ее вид оставлял желать лучшего. Куртка из хлопчатобумажной плащевки, которую она не успела снять, придя домой, спасла ее, но сама приобрела ужасный вид. Кроме того, на ткани кое-где виднелись следы крови: когда Стеллу истязали, ей разбили нос.
Ну и конечно же лицо — все в кровоподтеках и ссадинах, и обгоревшие волосы. Словом, героиня фильма ужасов, да и только.
— Господи! На что же ты похожа? — только и воскликнула Катя, всплеснув руками. — Не волнуйся, мы уже все знаем! К нам милиционер заходил. Участковый. Просил тебя забежать, как выздоровеешь. А ты уже пришла. Мы даже не ожидали. Ужас-то какой! Мы с девочками договорились тебе кое-что из одежды собрать… Жить будешь теперь у меня. Тесно, конечно, но это всего на несколько дней. А потом тебе, наверное, после такого страха и одной-то оставаться невмоготу? А как тот парень, что тебя спас? Жив? Ну и слава Богу! Ай, да Что это я! У меня для тебя сюрприз! Ты вчера на столе в моем кабинете свою папку с дипломной работой оставила, а в ней паспорт!
У Стеллы камень с души упал. Она больше всего переживала не из-за того, что сгорели все ее вещи, а из-за того, что ей предстояло переписывать погибший диплом и восстанавливать паспорт. Однако на сей раз рассеянность, за которую она себя временами просто ненавидела, ее выручила…
Появилась Зинаида Максимовна, потом директор, потом киномеханик, он же и диск-жокей, Валера. Все так бурно выражали сочувствие несчастной погорелице и возмущение наглыми грабителями, что у Стеллы разболелась голова. Она перенесла генеральную репетицию на завтра и отправилась домой к Кате, которую директор без колебаний отпустил с работы.
Утром до начала репетиции Стелла наметила два важных дела: посещение участкового и поездку в больницу к Косте.
Надев поношенный джинсовый комбинезончик, который был ей несколько короток, линялую футболку с Микки Маусом и бежевую ветровку со сломанной «молнией», Стелла стала выглядеть эдаким сорванцом-подростком, возможно, поэтому царапины на ее лице уже не привлекали слишком пристального внимания.
Разговор с участковым беспокоил Стеллу. Она не хотела рассказывать ни о Жабе и его сообщниках, ни об истории, случившейся в общежитии в Перми, ни о Курдюме… Девушка вбила себе в голову, что, если будет молчать, все само собой кончится, забудется… А если она опять начнет высовываться, то… Стоило ей вспомнить, как вокруг нее гудело и бушевало пламя, ее сознание мутилось от страха.
Участковый — пожилой усатый дядька добродушного вида — не долго мучил Стеллу. Выслушав ее весьма краткий рассказ, сводившийся к следующему: напали воры, увидели, что ничего нет, стали бить, чтобы сказала, где прячет деньги, разозлились из-за того, что она сопротивлялась, захотели сжечь, пришел Костя. А больше она ничего не помнит, потому что сознание потеряла. Афанасий Семенович Ващенко взъерошил запорожские усы и крякнул:
— Ну а раньше ты их видела?
Стелла затрясла головой и сделала наивные глаза.
— А опознать сможешь?
— Не знаю. Я их вспомнить пробовала, но… Девка рыжая, совсем молоденькая. Один парень хромой, а у другого рот такой… как у жабы, — сказала Стелла и прикусила язык, мысленно ругая себя: «Ведь решила же не болтать лишнего, сорока! Мало, да? А если их все-таки с моей помощью поймают? Поймают? Уже один раз ловили…»
Видимо, внутренняя борьба отразилась на ее лице, потому что Ващенко опять крякнул и спросил:
— Боишься?
— Ой, да я такого страху натерпелась…
— Я не о том. Ведь ты их знаешь…
Стелла энергично замотала головой.
— Ну-ну, — с сомнением проворчал участковый. — Что-то ты скрываешь. Темнишь. Не станут обычные воры поджог устраивать.
— Не скрываю и не темню. Может, что-то путаю или забыла. С перепугу. А! Они, наверное, немца хотели обокрасть, а тут — я! Что с меня возьмешь? Ну и разозлились.
— До такой степени, что решили убить? — Афанасий Семенович прищелкнул языком. — Ну как знаешь, — разочарованно протянул он и отпустил Стеллу.
Она же, выйдя из отделения милиции, долго оглядывалась по сторонам, боясь увидеть Жабу, Хромого или Анжелу. Нет, с нее определенно достаточно приключений.
К Косте ее опять не пустили.
* * *
Ира бродила по квартире, не зная, куда себя деть. Сегодня рабочий день на студии окончился рано и она явилась домой ровно в полдень. Делать было абсолютно нечего, а отвлечься от раздумий о коварстве Виктории Викторовны следовало непременно. Директриса не уставала демонстративно подчеркивать бестолковость и бесполезность Светланы Ивановны и превозносить Ирины способности и исполнительность. Комова уже стала коситься на приятельницу. Мало того, Светлана Ивановна, как и ожидалось, свалила на напарницу все заботы и вдобавок постоянно одолевала ее жалобами на неблагодарность режиссера, интриги Чекалиной, необязательность и разболтанность актеров, хамство Алика Житкова — заместителя директора, и на жизнь вообще.
