Ознакомительная версия.
Дрожащей рукой Швейцман нащупал в кармане несколько купюр, бросил смятые деньги на стол и быстро вышел, стирая со лба остатки воска.
* * *
Рита сидела на диване – напряженная, сцепив руки, и смотрела в спину мужа. Он вернулся домой со встречи очень скоро и не стал ей ничего рассказывать. Выложив жене все, что он пережил за два последних дня, Сеня словно обессилел, и Рита полагала, что встреча с Крапивиным пойдет ему на пользу, однако поведение мужа говорило скорее о противоположном. Она гнала от себя гнетущую мысль, что причина заключалась в нежелании Дениса Крапивина общаться с другом после того, как нашлось столько свидетельств его причастности к гибели Ланселота.
Теперь Семен сидел перед компьютером, читая новости, в которых говорилось об аресте возможного убийцы Дмитрия Силотского.
– Врут, все врут, – пробормотал он. – Какой арест? Чертовы журналюги, хоть бы терминологию освоили, раз уж пишут на такие темы. Бездари!
Рита хотела пожалеть его, прижать курчавую голову к своей груди, но ей мешало то, в чем следовало признаться сразу, как только они пришли в себя после его возвращения. Она не сказала тогда, а следовало бы, потому что невысказанное мучило ее... и пугало.
– Сеня! – позвала она, решив, что может воспользоваться и своим правом на сочувствие. – Сенечка, послушай меня!
– Да, слушаю... – Он не отвернулся от компьютера, но так ей было даже легче.
– Сенька, – жалобно проговорила Рита. – Мне ночью без тебя снились крысы. У меня был кошмар!
– Знаешь, – помолчав, отозвался муж, – у меня последнее время ощущение, что вокруг меня одни сумасшедшие. Следователь этот... а теперь еще...
– Что?!
Он обернулся, удивленный ее криком, но Рита уже вскочила, выбежала из комнаты и бросилась в их спальню. Швейцман заторопился за ней, но дверь перед ним захлопнулась, в ней повернулся ключ.
– Рита, Риточка! – взволнованно позвал он, не понимая, что случилось. – Хорошая моя, девочка! Девочка, я что-то не то сказал? Что случилось, ласточка?! Рита, да открой же!
Заткнув уши, Рита повалилась на кровать, пораженная тем, что сказал ей муж, не задумываясь. Сумасшедшая?! Он считает, что она сходит с ума?! И может говорить об этом так просто, между делом, изучая касающиеся его новости?
Швейцман скребся под дверью, прислушиваясь, но не слышал ни звука. У него даже мелькнула мысль выбить дверь, но он понимал, что будет смешон: его сил не хватит на это, а если и хватит, вспышка обиды и ярости у жены не повод для того, чтобы ломать хорошую дверь.
– Девочка моя! – позвал он еще раз. – Прошу тебя, выйди, поговори со мной! Чем я тебя обидел?!
Тишина.
Швейцарец сел на пол, обхватил руками голову. Мысли его путались, и от невозможности посоветоваться с женой, как он делал в таких случаях, он почувствовал себя совсем плохо. Он чем-то обидел ее... чем? Сидел за столом, смотрел новости, не видя ничего, кроме заголовков, вспоминал Крапивина, от которого бежал, бежал в прямом смысле слова, забыв в кафе кашне, подаренное Ритой, напуганный выражением его лица, на котором глаза с остановившимся взглядом и кривящийся рот жили отдельно друг от друга. Рита что-то сказала, и он ответил – не ей, а своим мыслям. Что она сказала?
Это было важно. Концентрация на одной мысли помогла Семену прийти в себя, и он, приложив ладонь к горячему вспотевшему лбу – он всегда легко потел, от малейшего волнения покрывался капельками, которые, высыхая, оставляли за собой неприятное ощущение влажного озноба, – сосредоточился на воспоминании о том, что же сказала Рита.
Теперь молчание жены в комнате помогало ему – если бы она плакала, Швейцман не смог бы думать ни о чем ином, кроме ее слез. Рита плакала так редко, что он каждый раз пугался до полусмерти, как будто она могла умереть от плача, сам понимал, что это глупость, но ничего не мог с собой поделать. Он встал, постоял, напряженно вспоминая и постепенно убеждаясь, что не может вытащить из своей памяти ничего, кроме лица Крапивина, о котором он думал в ту минуту, когда жена что-то робко сказала за его спиной.
Поколебавшись, Швейцман вернулся в комнату, уселся перед компьютером, по экрану которого летели в далекую черную глубину вращающиеся цветные октаэдры, и постарался мысленно вернуться на пятнадцать минут назад. Октаэдры, переливаясь, навевали сонливость, он чувствовал, что от напряжения последних дней проваливается в неглубокие сонные ямы, окончательно теряя связность мыслей. Но очередная такая яма помогла ему – неожиданно один из октаэдров словно зацепил синим краем ушедшее ощущение, потащил его за собой, вытаскивая все остальное: и шуршание Ритиного платья, и звук ее голоса, и – самое главное! – смысл ее слов.
«Что-то про крыс... Кажется, что ей приснились крысы... или она снова их испугалась».
Швейцарец вскочил, сон слетел с него. Он подошел к двери, за которой на кровати лежала Рита, содрогаясь в беззвучных рыданиях, постоял, обдумывая что-то.
И попятился назад, приняв окончательное решение.
* * *
Узнав о том, что Семена Швейцмана отпустили, Макар тотчас вышел из своего полусонного состояния. Он рысцой пробежался по комнатам, высматривая неизвестно что, а несколько ошеломленный его быстрым преображением Сергей ходил за ним следом, соображая, что же может искать Илюшин.
– Где же, где же он... – повторял тот, отмахиваясь от предложений Бабкина помочь ему в поисках. – А, нашел!
Он вытащил из шкафа за хвост серо-зеленый шарф и торжествующе помахал им перед носом Сергея.
– Зачем он тебе? – удивился Бабкин. – Ты больше не кашляешь, и горло у тебя не болит...
– Для антуражу, – туманно объяснил Макар, наматывая шарф на шею. – Кроме того, он мне нравится.
Сергей пожал плечами в знак того, что не может разделить симпатию Илюшина, и поинтересовался, куда решил отправиться его друг.
– Думаю, ты не собираешься сидеть в квартире, обмотанный шарфом, как тот инспектор из фильма?
– Я собираюсь наконец познакомиться с дамой, с которой, кажется, знакомы все, кроме меня.
– С Томшей? А ты знаешь, где она живет?
– Имея под рукой Интернет, это не так сложно выяснить. Набери, пожалуйста, в поисковике запрос по ее фамилии и слову «скульптор».
До квартиры-мастерской Томши, находившейся на другом конце города, они добрались довольно быстро, потому что по настоянию Бабкина поехали не на машине, а на метро. Макар только одобрил смену транспорта – он любил метро, и его, в отличие от Сергея, не угнетали толпы людей и постоянный шум. Бабкин же руководствовался соображениями безопасности: его преследовала мысль, что в машине их подловят в тот момент, когда они меньше всего будут этого ожидать.
Решение оказалось правильным: центральные улицы и Кольцевая стояли в пробке, и они застряли бы надолго. Тем не менее, выбравшись из метро, Сергей вздохнул свободнее.
Нужный им пятиэтажный дом они нашли быстро и, поднявшись по лестнице на верхний этаж, позвонили в дверь с табличкой в виде длинного питона, надпись на боку которого удостоверяла, что скульптор Мария Сергеевна Томша проживает именно здесь. Сергей, в противоположность Макару, вовсе не был уверен, что хозяйка окажется дома, но дверь им открыли очень быстро. На пороге стояла небрежно одетая сутулая девица с желтыми волосами и неприязненно разглядывала визитеров.
– Анька, кто там? – крикнули из квартиры, и Бабкин узнал голос.
– Вы кто? – хрипло спросила девица.
– Мы к Марии Сергеевне.
Девица, поколебавшись, пустила их внутрь, и Сергей с Макаром оказались в просторной комнате, по-видимому, объединенной из двух. Узкий темный коридор уводил в глубь квартиры, оттуда доносился запах плова. В комнате не было никакой мебели, кроме двух стульев; чисто вымытые окна беспрепятственно пропускали свет, падавший на многочисленные скульптуры.
– Анька, дура, подгорело! – бросила Томша, появляясь из коридора, и осеклась, увидев мужчин.
Но тут же на лице ее появилась улыбка узнавания, и она шутовски поклонилась Бабкину, бросив оценивающий взгляд на Илюшина. Тот учтиво поздоровался, представился, но прежде чем назвать цель их визита, покосился на желтоволосую девицу, повернувшуюся к ним спиной. Томша отреагировала немедленно:
– Слышала, что я сказал? – она подтолкнула девицу в сторону коридора. – Иди, следи за пловом.
Та ушла, шаркая дырявыми тапочками по паркету.
– Ну что, хотите посмотреть? – с двусмысленной улыбкой спросила Томша, махнув рукой в сторону скульптур и не сводя глаз с Макара.
– Сначала я хотел вас кое о чем спросить. Если вы не против, конечно.
Томша, пожав плечами, указала на стулья, а сама, не дожидаясь, пока они сядут, опустилась на пол, приняв непринужденную позу. Излишне непринужденную, как показалось Сергею: на скульпторше была мужская фланелевая рубашка, доходившая невысокой Томше до колен, и когда она села, полы рубашки распахнулись, обнажив полные смуглые ноги, которые Мария Сергеевна поджала под себя по-турецки. Они лоснились, словно их намазали маслом, и, уловив еле слышный запах сандала и каких-то незнакомых ему восточных пряностей, Сергей подумал, что так оно и есть.
Ознакомительная версия.
