Ознакомительная версия.
– Великолепная корочка, – похвалила я Маринку, – и рис прекрасно получился.
В этот момент до нас донесся стон, потом слабый голос Лютикова.
Я вскочила. Лютиков кого-то звал. Я побежала в гостиную, Маринка кинулась за мной. Роман по-прежнему лежал на тахте. Его драная рубашка висела рядом на стуле.
– Рома, как ты? – села я на этот стул.
– Бывало и получше, – невесело усмехнулся он, – дела продвигаются?
– Бывало и получше, – ответила я его же словами, – документы словно испарились. Мы съездили к вдове Гулько. Но она и ее родственники даже не догадываются, где могут находиться бумаги. Ты точно помнишь, Гулько сказал, что бумаги именно «хранятся»?
– Что за вопрос? – удивился Лютиков.
– Понимаешь, в этом деле имеет значение каждая деталь. Он сказал «хранятся» или «спрятаны»?
– Елки-моталки, – негромко воскликнул Рома, – там, в кармане…
– Что?
– Книжка записная. Он дал телефон. – Рома прикусил от досады губу.
– Гулько? – уточнила я.
– Да. В рубашке…
Я нашла на рубашке карман. Действительно, крохотная записная книжка в кожаной обложке. Всего несколько телефонов.
– За обложкой, – пояснил Лютиков.
В этот момент раздался дверной звонок. Мои нервы были так напряжены, что я вздрогнула. Я кивнула Маринке. Но в прихожую уже вышел Виктор. Стало слышно, как дверь открылась и незнакомый мужской голос спросил Маринку.
– А-а! – встрепенулась она. – Это Денис пришел перевязку делать!
У меня отлегло от сердца. Я сунула пальцы за обложку и выудила маленькую бумажонку, на которой красовался телефонный номер. Нет, не тарасовский и не московский, а… парижский. Если бы я не бывала в Париже, возможно, не догадалась бы. Номер восьмизначный и начинается с четверки.
– Я знаю, где, вернее, у кого документы! – радостно воскликнула я, не обращая внимания на молодого человека, – тот, сопровождаемый Маринкой, вошел в гостиную. Услышав мое восклицание, Виктор остановился в дверях, а Маринка весело сверкнула глазами.
– Знакомься, Оль. Это Денис. Я тебе о нем рассказывала.
– Очень приятно, – выпалили мы с Денисом в унисон.
Денис был застенчив. Это бросалось в глаза. На его губах застыла смущенная улыбка. Худощавый, среднего роста, с немного раскосыми карими глазами и невысоким, но красивой формы лбом. Его жесткие черные волосы торчали модным бобриком. В руке Денис сжимал спортивную сумку, чем очень меня удивил. В моих глазах врач – это облаченный в белый или голубой халат человек со специальным саквояжем в руках.
– Вам что-нибудь нужно? – спросила я Дениса.
Он кивнул.
– Тазик бы. Перекись водорода у меня есть.
Я сделала знак Маринке, и та побежала в ванную за тазиком. Я же немедленно отправилась на кухню. Схватила сотовый и набрала парижский номер. Автоответчик сообщил, что Якова не будет несколько дней. Я тут же позвонила Софье Исааковне.
– Здравствуйте еще раз, – еле сдерживая нетерпение, сказала я.
– Здравствуйте, – услышала я.
– Это опять Бойкова.
– Я вас узнала, – благожелательно отозвалась Гулько.
– Ваш сын в Париже?
В трубке повисло молчание.
– Это очень важно, – добавила я.
– Он завтра прилетает в Тарасов. Сейчас он в Москве.
– Как с ним можно связаться?
– Зачем вам? – голос Гулько стал настороженным и даже холодным.
– Очень надо. Не могу вам пока все рассказать, но поверьте, Софья Исааковна, дело не терпит отлагательства.
– Запишите номер его спутникового телефона, – дав добро, Гулько все-таки испытывала сомнение.
Она продиктовала номер телефона.
– Спасибо большое, вот увидите, все будет как надо! – возбужденно прокричала я в трубку.
– Бумаг у Яши нет, – предупредила меня Гулько.
– Я знаю, – соврала я, чтобы ее успокоить, – спасибо и до свидания.
Ни минуты не колеблясь, я позвонила Якову.
– Да, – услышала я бодрый тенорок.
– Добрый вечер, Яков, – губы у меня дрожали, язык заплетался, – вас беспокоит главный редактор тарасовского еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга.
– Очень приятно, – последовал вежливый ответ.
Дальше на меня нашел ступор. Я не знала, как сказать, что мне от него нужно.
– Я занимаюсь делом вашего отца… – наконец пробубнила я.
– Не понял… – невозмутимо ответил Яков.
– Ваш отец поручил моим коллегам-журналистам сделать репортаж о том…
Я возможно компактнее и вместе с тем яснее изложила суть дела.
– Спасибо за участие, – голос Якова заметно потеплел, – бумаги действительно при мне, но хочу быть уверен, что передам их надежному лицу, порядочному человеку.
– Я понимаю ваши опасения. Но вы же знаете, наша газета всегда честно и объективно отражала события, мы не боялись критиковать власти и помещать на страницах еженедельника разоблачительные материалы.
– Нужна личная встреча…
– Само собой разумеется. Но запишите на всякий случай телефоны редакции и моего сотового, – я продиктовала номера.
– О’кей. Но поймите, то, что для некоторых, даже честных журналистов является просто сенсацией, для меня является делом личным. Я дал слово отцу и намерен его сдержать, несмотря на то, что с ним случилось.
– Я все понимаю. Я разговаривала с Софьей Исааковной. По приезде не советую вам ехать прямо домой. За вами может быть слежка. Власти нашего города очень не хотят, чтобы эти материалы появились в печати.
– Догадываюсь, – усмехнулся Яков.
– Когда вы прилетаете?
– Завтра, в десять двадцать.
– Тогда до завтра? Я буду ждать вас в аэропорту.
– До свидания, – суховато попрощался он со мной.
Маринка слышала обрывки моего с Яковом разговора.
– Ну что? – полюбопытствовала она.
– Бумаги у него, но особого энтузиазма по поводу встречи с главным редактором «Свидетеля» отпрыск Гулько не испытывает, – с горькой иронией сказала я.
– А чего ты хочешь? – скептически приподняла плечи Маринка. – Так вы завтра с Виктором – в аэропорт?
Она недовольно поджала губки.
– Жду не дождусь, когда заполучу эти материалы! – стиснув кулаки, воскликнула я.
До мелкой ревности Маринки мне сейчас не было никакого дела. Даже не хотелось ее подкалывать, тем более – разубеждать. Вместо этого я связалась с Кряжимским и доложила ситуацию. Словно не он – мой зам, а я – его.
– Виктор, – позвала я.
Виктор пришел на кухню.
– Завтра с утра – в аэропорт. Ночуем все здесь.
Конечно, я могла отправить Маринку восвояси, но, памятуя о приготовленном ею шикарном ужине, мне не хотелось досаждать ей.
– Бумаги у сына Гулько. Наша задача – не допустить, чтобы они попали в чьи-нибудь лапы! Поэтому спать сегодня ложимся не позднее одиннадцати. Ясно?
– Угу, – пробубнил Виктор.
– Ты хоть знаешь, как он выглядит, этот Иаков? – насмешливо спросила Маринка.
– Видела его фото. Узнаю, – самонадеянно заявила я и пошла в гостиную посмотреть, как там дела у Ромки.
Я позвонила Кряжимскому и, посвятив его в свой замысел, попросила связаться прямо сейчас со знакомыми редакторами и корреспондентами газет. План предельно прост. Я предполагала, что не только мы окажемся в числе ожидающих и встречающих. Те два «Хюндая» слишком хорошо запечатлелись в моем воображении, чтобы я сбрасывала со счетов возможность слежки за Яковом Гулько в аэропорту. Скорее всего его могут просто втолкнуть в машину и – поминай как звали! Конечно, его потом отпустят, но документы точно уплывут. Планируемая мной акция как раз и предполагает этого не допустить.
Кряжимский пообещал мне поставить в известность своих друзей и знакомых-журналистов.
– Думаю, они очень заинтересуются. Найдутся, конечно, и такие, кто под разными предлогами попросят время на обдумывание, но в конце концов и они прибудут – не захотят уступать пальму первенства другой газете.
– Отлично.
Спала я этой ночью плохо, все время просыпаясь и в паническом страхе, что проспала, взглядывая на часы. Тяжелое дыхание Лютикова, доносившееся из гостиной, и соседство Маринки на кровати действовали на меня не самым лучшим образом. Все эти звуки и движения не входили в число моих привычек, а потому являлись дополнительным фактором бессонницы. Но главной причиной, без сомнения, было ожидание завтрашнего дня, который должен принести или полный успех, или провал. В последнее верить не хотелось, но я приучала себя к трезвой оценке реальности.
Когда мой будильник, Васек, как я его звала про себя, запищал свою утреннюю комариную песенку, я только тихо усмехнулась, мог бы, мол, и не шуметь, и молниеносно поднялась с постели. Маринка, услышав бодрую музыку Васька, только зевнула и перевернулась на другой бок. Что ж, ей можно позволить себе несколько сладких минут расслабухи. Я знала, конечно, что она тоже поднимется, пойдет умываться, готовить кофе и так далее. Но, видно, она не торопилась.
Я побежала в ванную, лихорадочно умылась, навела марафет и, выскочив, столкнулась нос к носу с недремлющим Виктором. Тут и Маринка подоспела, заспанная и недовольная необходимостью так рано вставать. Хотя проснулись мы не так уж и рано. Но ей срочно требовался повод поворчать. Ни я, ни Виктор не стали ее разубеждать насчет того, что ей приходится испытывать ради общей пользы неимоверные неудобства.
Ознакомительная версия.
